Итальянский след - Виктор Пронин

– Это вы звонили? – спросил он, и Пафнутьев опять отметил про себя отсутствие настороженности. Величковский произносил слова легко, не задумываясь. Опыт Пафнутьева позволял ему подобные интонации различать быстро и безошибочно. Если и можно было во всем облике Величковского обнаружить какую-то обеспокоенность, то это было вызвано, скорее всего, работой, которую ему пришлось оставить на какое-то время.

– Да, это я звонил, – ответил Пафнутьев.

– Входите… Только осторожно, здесь все в пыли, касаться ничего нельзя.

– Не будем касаться. – Пафнутьев пропустил Андрея вперед, прошел сам, закрыл за собой дверь. Худолея они оставили в машине, чтобы не подвергать лишним переживаниям – вдруг и здесь обнаружится труп блондинки, вдруг и здесь у нее в ладошке окажется нож, который она будет держать за лезвие. За последние дни Пафнутьев уже привык к таким блондинкам и в глубине души был согласен с Худолеем, допускал, что среди мусорных ящиков видел не последнюю. Самое печальное было то, что подобные худолеевские предсказания обычно сбывались. Пафнутьев в них не верил, раздражался, не пытаясь найти им разумное объяснение, но знал, что, скорее всего, они сбудутся. Не один раз Худолей доказывал, что его цифровое восприятие мира оказывается правильным.

– Дело идет к концу, – пояснил Величковский. – Еще неделя, может быть, две.

– Чьи хоромы? – спросил Пафнутьев, заглядывая в одну комнату, вторую, третью.

– Да есть тут один… Пятьдесят тысяч отвалил. Ничего, да? – со смешком спросил Величковский, пребывая в настроении благодушном и беззаботном.

– Рублей? – спросил Андрей.

– Ха! – залился плиточник веселым смехом, в котором прорывались нотки обиды и обделенности. – Долларов!

– Где же он их взял? – спросил Пафнутьев, стараясь, чтобы в его словах не прозвучало заинтересованности, чтобы только равнодушие и скука были в его вопросе.

– Девочки! – Величковский опять хохотнул, показав сквозь легкую строительную пыль золотые свои фиксы.

– Да-а-а? – протянул Пафнутьев, чтобы не дать возможности Андрею задать неосторожный вопрос. – Хорошие девочки?

– Интересуетесь? – спросил Величковский таким тоном, каким один мужик может говорить с другим мужиком о женщинах.

– Кто ж ими не интересуется, – протянул Пафнутьев. – Да только вроде того, что годы вышли, – Пафнутьев развел руки в стороны, как бы показывая полнейшую свою беспомощность в этом вопросе.

– У тебя?! – В вопросе наконец-то прозвучали и шутливый гнев, и вполне серьезная страсть. – Да в твои годы, мужик, все только начинается, понял? Все только начинается! До этого была строевая подготовка и ничего более! Только строевая подготовка! Понял?

– О-хо-хо! – протянул лукавый Пафнутьев со стоном. – Вот Андрей еще может блеснуть удалью молодецкой, да, Андрей?

– Как скажете, Павел Николаевич, как скажете. – Не любил Андрей подобных разговоров и никогда их не поддерживал. Что-то мешало ему, что-то всегда останавливало. Пафнутьев это прекрасно знал и обратился к нему с одной только целью – разбавить треп словами необязательными и пустыми, чтобы в них, в этих пустых и необязательных утонула суть других слов – жестких и необходимых.

– Не понимаю, как можно зарабатывать на девочках, – проговорил Андрей, поняв Пафнутьева. – На девочек обычно тратятся, и хорошо тратятся.

– Как поставить дело! – Величковский рассмеялся легко, беззаботно, даже готовность поделиться своими знаниями промелькнула в его смехе. И Пафнутьева опять озадачила беззаботность парня. То ли откровенно глуп, то ли не подозревает, какие события разыгрались в его квартире. «А может, просто хорошо владеет собой? – спросил у себя Пафнутьев и тут же себе ответил: – Нет, так владеть собой невозможно».

– Я пройдусь, посмотрю? – спросил Андрей у Величковского.

– Да, конечно! Начинай с ванной! Там все уже готово. Кухня тоже в порядке, а в комнатах еще с паркетом надо повозиться… Мастер уже проциклевал, осталось нулевкой пройтись.

– Так ты не один здесь?

– Мое дело – плитка, стены, сантехника… А паркетчик, электрик, плотник – эти за свое отвечают.

Андрей медленно прошел в следующую комнату, потом заглянул в ванную, в туалет. Плитка и в самом деле была положена неплохо – ни единого сбоя в рядах, ни единого выступа или утопленного уголка он не обнаружил. И шершавая плитка на полу, и кафель на стенах, и декоративный ряд вдоль потолка – все было в одном теплом, палево-коричневом тоне, даже светильники у зеркала были подобраны такого же цвета.

– Ну как? – просунул голову в ванную Величковский. – Здорово, да? Мне самому понравилось.

– А плитку хозяин подбирает?

– Конечно! Я бы зеленую поставил, но ему захотелось теплую. Говорит, что зеленый холодит, кожа у него от зеленого цвета покрывается мурашками, как у лягушки.

– А себе бы зеленую поставил?

– Конечно! Верх посветлее, низ потемнее… Сейчас все так делают. Но если у вас другие пожелания – нет проблем. Только у меня машины нету, доставка материала на вас.

– Доставим, – пробормотал Пафнутьев в коридоре, но и Андрей, и Величковский его услышали. И хотя в этом негромком слове не было ни угрозы, ни предупреждения, Величковский насторожился, некоторое время молча смотрел в спину Пафнутьеву – тот уже осматривал кухню. – Отличная работа! – сказал он веселее, и эти простенькие в общем-то слова успокоили плиточника, он даже не удержался, снова себя похвалил.

– А пол! Вы посмотрите, какой пол! – Он провел ладонью по нескольким плиткам. – Ни выступа, ни зазубрины!

– Плитка испанская? – деловито спросил Андрей.

– Италия!

– А лучше какая?

– Хозяину ближе Италия, бывает он там.

– Часто? – невинно спросил Пафнутьев, подходя к окну – подоконник тоже был в порядке, гладкий, без пузырей из старой краски и окаменевших трещин.

– Да чуть ли не каждый месяц.

– Дела? – как бы между прочим, как бы скучая, спросил Пафнутьев.

– Да вроде того, – хохотнул Величковский, и опять в его словах прозвучало нечто такое, что вернуло мысли Пафнутьева к девочкам.

– Павел Николаевич, – появился из кухни Андрей. – Может, полюбуетесь, может, это всколыхнет ваши уставшие силы, – и он протянул пачку цветных фотографий. – Лежат на холодильнике без всякого присмотра… Такие вещи нельзя оставлять без присмотра.

Снимки были в пыли, с затертыми уголками, примятыми краями, кое-где просматривались надломы. Видимо, носили их в кармане, рассматривали в этой же квартире, среди кафеля, стружек от паркета, наждачной бумаги.

На всех снимках были изображены обнаженные женщины. Некоторые простодушно улыбались, глядя в объектив, у других улыбки были откровенно блудливые с этакой вызывающей порочностью, попадались лица спокойные и серьезные, будто озабоченные делом привычным и достойным. Съемка была явно любительской – плохо освещенные женщины лежали на каких-то затертых простынях, клетчатых одеялах, на некоторых фотографиях можно было заметить угол журнального столика, стакан, бутылку, тарелку с остатками закуски.

– Что скажете, Павел Николаевич? – спросил Андрей.

– Жирноваты.

– У нас все такие, – заметил Величковский, нисколько не смутившись неожиданной находкой Андрея.

– Где у вас? – скучая, спросил Пафнутьев.

– В Пятихатках. Город наш так называется – Пятихатки.

– А где это?

– Украина.

– Украина? – вздрогнул Пафнутьев.

– А что, бывали там? – беззаботно спросил Величковский.

– Приходилось, – и Пафнутьев снова потянулся к снимкам, которые уже успел передать Андрею. На этот раз он просмотрел их более внимательно. И увидел, что женщины не то полупьяные, не то полутрезвые, позы явно вызывающие, они как бы показывали фотографу самые заветные свои места. Впрочем, можно было уверенно сказать, что эти места уже не были у них заветными, скорее наиболее сокровенными местами остались подмышки, нежели что-то еще. – Кто снимал? – спросил Пафнутьев.

– Да ну! – махнул рукой Величковский и, как ни странно это было видеть, густо покраснел.

– Отличные снимки, – похвалил Андрей, понимая, что разговор явно приобретает второй смысл. – И девушки красивые… Это как же надо уговаривать, чтобы они согласились вот так сфотографироваться, – Андрей испытывал самолюбивую натуру Величковского, терзал его душу, жаждущую похвалы.

И тот не выдержал.

– Уговоры у меня получаются, – признался наконец Величковский, улыбнувшись широко и простодушно.

– Но это же старые снимки, – пробормотал Пафнутьев, пытаясь изобразить безразличие к разговору. Для убедительности он провел пальцем по стене, отряхнул руки.

– Как старые?! – возмутился Величковский. – Здесь нет снимка старше полугода.

– И что, с любой можешь познакомить?

– Запросто!

– Плитку ты, конечно, кладешь хорошо, но девушки у тебя еще лучше, – пробормотал Пафнутьев, снова перебирая фотографии. – Хорошо устроился… Иметь такой курятник не каждому удается. Неужели плиткой можно заработать на всех?