За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье - Юрий Борисович Ильинский

ящик. Восхищенный его упорством и силой воли, я даровал ему свободу, варан побежал в степь. Мой хозяин, пожилой железнодорожник, давно наблюдавший за этой схваткой характеров, одобрительно произнес:

— Добился-таки своего! Вот это — орел! Да что там орел — лев!

А «орел-лев», покачиваясь на бегу, скользил все дальше и дальше, переваливаясь с бархана на бархан, словно челнок на волнах, пока не скрылся из виду. На том наблюдения за варанами и закончились.

Вараны обычно питаются насекомыми и грызунами. Утром, когда солнце еще не слишком палит, они выходят на охоту. Знакомый ученый рассказывал мне, что однажды решил выяснить, почему вараны, поедая различных жуков, не охотятся на саранчовых. Ему пришлось наблюдать небольшого варана, который бегал по степи, гоняясь за саранчой. Верткая саранча ускользала от пресмыкающегося; варан стремительно бросался на насекомое, подпрыгивал в воздух, падал. Через два часа он так устал, что мешком свалился на землю. Он поймал всего лишь несколько саранчовых, но растратил уйму энергии и конечно же остался голодным. Вечером этот варан, умудренный горьким опытом, уже не обращал внимания на саранчовых, сосредоточившись на других объектах.

Варанчик, которого я поймал, был точно таким же молодым несмышленышем. Преследуя насекомых, он неразумно растратил все силы и неосмотрительно удалился от своей норы, поэтому я изловил его без особого труда. Мне давно хотелось выдрессировать варана или хотя бы приручить его.

Вообще же приручить пресмыкающихся крайне трудно. Я бился немало времени, но особых успехов не достиг. Увеличивалось лишь количество рубцов на моих руках. Методы «кнута и пряника» чередовались, но варан по-прежнему не поддавался никакому воздействию. Помимо всего прочего, он так кусался, что я был готов разорвать длиннохвостого злюку и удерживался от исполнения этого намерения с большим трудом. Однако постепенно варан привык ко мне, кусаться стал вроде бы реже, а хвост пускал в ход лишь в исключительных случаях, например, когда я его гладил.

Он был необычайно прожорлив, больше того, пожалуй, у варана был культ еды — в этот момент, то есть в то время, когда он поглощал пищу, а точнее пожирал ее, трясясь от жадности, варан забывал обо всем и ни на что не реагировал. Его можно было совершенно беспрепятственно дергать за лапы, теребить за хвост, не рискуя потерять при этом палец. Однако едва обед заканчивался, нужно было держать ухо востро.

Мне так и не удалось выдрессировать варана. Слишком часто и регулярно он выводил меня из душевного равновесия. Дух сопротивления, гнездившийся в этом упрямце, ежедневно давал о себе знать. Опытные дрессировщики говорят, что с животными приятно работать, они понимают требования человека, а подчас даже «исправляют», улучшают их, делают их более рациональными, что ли, принимая наиболее оптимальное решение. Собаки, лошади, слоны сами «идут навстречу», помогают дрессировщику, работают в контакте с ним. Выдрессировать же пресмыкающихся почти невозможно. Хотя варан — наиболее «сговорчивый» из всех холоднокровных, но и он, по сути дела, всего-навсего лишь привыкает к кормящему его человеку и не кусает его только потому, что всегда голоден и слишком занят поглощением пищи, чтобы отвлекаться и обращать внимание на что-либо другое. Само собой разумеется, это меня ни в коей мере не устраивало, и я еще долго безуспешно пытался приручить пресмыкающееся.

И все же в один далеко не прекрасный день, утром, варашка ухитрился оставить на моей руке знак особой своей признательности — нервы мои не выдержали, и, плюнув на всяческую дрессировку, я выпустил своенравного пленника во двор.

Я был в полной уверенности, что варан воспользуется многочисленными дырами в ограде и тотчас улизнет, избавив меня от дальнейших забот о его судьбе. Но не тут-то было! Варан действительно вскоре вырвался в степь, но к вечеру возвратился, пролез в ту же дыру и, сердито шипя, бродил возле крыльца в ожидании ужина. Варан привык получать обильную пищу из моих рук. В степи он целый день гонялся за насекомыми и убедился, что растерял некоторые навыки за время нахождения в плену, сноровка, с которой его собратья хватали зазевавшихся лягушек и мышей, у отъевшегося на домашних харчах варана ныне, увы, отсутствовала. Уяснив это, голодный и злой, он вернулся и настойчиво требовал его накормить, что я не замедлил сделать.

В благодарность за щедрый ужин варан схватил меня зубами за пальцы, но не трепал, не сжимал челюсти, а просто держал меня за руку, словно гость, затянувший момент расставания. Как уже упоминалось, у варанов, как у бульдогов, хватка железная. Если начнешь вырываться, варан еще сильнее будет сдавливать руку. Зная об этом, я лег на землю, терпеливо пережидая боль, стараясь не двигаться. Подержав меня минут десять, варан смилостивился, соизволил разжать челюсти и удалиться.

Подобный прием варан повторил, когда я кормил его из рук. Полежав еще несколько раз на земле в неудобной позе, стиснув зубы от боли, я решил отныне держаться от своего питомца на почтительном расстоянии.

Пытаясь приручить пресмыкающихся, я наблюдал за ними, изучал их несложную, но своеобразную жизнь. Все холоднокровные невероятные эгоисты. Варан мирится с присутствием человека лишь в тот момент, когда его кормят. Похоже, что пресмыкающиеся совершенно не заботятся о своем потомстве. Крохотные, едва появившиеся на свет змееныши расползаются в разные стороны, начинают вести самостоятельную жизнь. Постепенно подрастая, змеи приобретают известный опыт, который познается в жестокой борьбе за существование.

Сказочно хороша пустыня ранним утром! Вишневый сок зари разлит по горизонту, небо лимонно-желтое, сероватое, голубое, за гребнем барханов лежат фиолетовые тени. Солнце едва оторвалось от края земли, косые лучи согревают остывшую за ночь землю. Наступила пора утренней охоты. Невдалеке зашевелился песок, и из норки выползла желтовато-серая длиннохвостая ящерица, сетчатая скаптейра. Эта ящерка очень проворна, увертлива, подвижна. Тонкие пальчики пресмыкающегося оторочены роговыми зубчиками, помогающими ящерице бегать по сыпучему песку. Сетчатая ящерица может мчаться по пустыне, как ветер, догнать ее трудно. Зная это, я не стал делать лишних движений, а, осторожно опустившись на колени, затаился за кустом.

Ящерица, нежась в лучах раннего солнца, повертела остроконечной головкой и заметила ползущую невдалеке чернотелку. Ящерица была молода и неопытна, поэтому она, не раздумывая, подобралась к насекомому и приготовилась к нападению. Жук-чернотелка не из пугливых, природа наделила его хотя и своеобразным, но весьма эффективным оружием. При приближении противника чернотелка оборачивается к нему задом и выпускает едкую жидкость с резким запахом. Сетчатая ящерка этого не знала и с ходу схватила чернотелку. Насекомое тотчас же использовало свое оружие, что произвело на ящерицу ошеломляющее впечатление.

Она взвилась высоко в воздух, мигом выпустила