Мифы Чернобыля - Сергей Переслегин

Есть индивидуумы с таким, с "нестандартно обкуренным" мышлением. Новые лишние люди… одна девушка из Сети на всех. Эти полтора процента круче предыдущих. Но чего делать — пока не знают, а некую "свою магию" уже осознают. Раньше этого рефлектировать не умели. А нынче магия — важна. Она вместо всего: вместо деятельности, вместо любви, вместо развития.

Спрятанный реактор внутри каждого человека. И не смешно это совсем…

Включаем видео, интервью с Львом Дмитриевичем Рябевым, министром среднего машиностроения СССР с 1986 по 1989 год:

Вопрос:

— Как бы Вы охарактеризовали то поколение атомщиков-средмашевцев, к которым себя относите? Каковы характерные черты этих людей? Что такое "средмашевский дух"?

Л. Рябев:

— Разговор, конечно, не обо мне, а о тех людях, которые во время Чернобыльской аварии взяли основную тяжесть на себя. С той огромной и опасной работой, которая была выполнена в сжатые сроки, я не думаю, что, кроме средмашевцев, мог кто-нибудь справиться. Во-первых, это было одно из самых дисциплинированных ведомств. Во-вторых, оно имело богатый опыт работы с радиацией, с ядерными установками и ликвидацией аварий, которые, к сожалению, за десятилетия работы Средмаша случались. Средмаш обладал всем комплексом организаций и подразделений для такой работы. В Чернобыле были и ученые-физики, которые глубоко разбирались в этих вопросах, и прибористы, и наши строители, монтажники, которые могли выполнить эту работу. В этом плане Минсредмаш являлся уникальной структурой, которая в основном взяла на себя всю тяжесть и ответственность за ликвидацию Чернобыля. Хотя после события Минсредмаш не раз подвергался критике: ведь именно на реакторе, спроектированном в Средмаше, проявились определенные конструктивные недостатки, приведшие к катастрофе. Но при тех нарушениях системы безопасности, которые были допущены, — авария была неизбежна. И в этом плане первооснова всего — это ответственность и нормальная работа тех людей, которым поручена грозная техника. Ядерные реакторы и сегодня, и завтра, как бы они ни совершенствовалась, остаются потенциально опасным объектом. Это должны понимать все, кто работает с реакторами.

Конечно, последовали грозные выводы, которые звучали на Политбюро при рассмотрении этих вопросов, были освобождены от должности ряд руководителей, в том числе в Средмаше. Это были тяжелые времена для всех атомщиков. Откровенно говоря, часть людей, которые взяли на себя основной удар, вряд ли так должны быть оценены. Например, для Анатолия Петровича Александрова это буквально была личная трагедия, так он переживал. Хотя он сделал все возможное, все, что от него зависело, чтобы разобраться в причинах происшедшего и предпринять необходимые шаги, которые бы повысили безопасность атомных станций, и избежать чего-то подобного в дальнейшем даже при отклонениях от норм эксплуатации.

(…) Обстановка была все время очень серьезная. Постоянно было давление сверху, разгоны исходили из разных инстанций. Но больше всего нас угнетала неясность во многих ситуациях.

В ликвидации участвовали разные силы, но приблизительно с середины мая главный удар принял на себя Средмаш. Сама Чернобыльская станция принадлежала Минэнерго. Казалось бы, в первую очередь их работники должны были предпринимать все необходимые шаги и ликвидировать последствия аварии. Но руководители Минэнерго, начиная с министра Майорца, говорили, что они в вопросах, касающихся радиации, не разбираются. Хотя Минэнерго располагало более мощным строительно-монтажным комплексом, чем Минсредмаш, с точки зрения выполняемых объемов. Но им удалось уйти от работ, связанных с созданием укрытия. И все это было поручено Минсредмашу.

Помню, как в середине мая приехали руководители Минсредмаша во главе с Ефимом Павловичем Славским, который знал, что такое ликвидация радиационной аварии. Приехал Александр Николаевич Усанов — заместитель Славского, и с этого периода началась активная работа по проектированию укрытия, а затем с середины лета — по его возведению. Фактически были привлечены все строительно-монтажные организации Минсредмаша. В Чернобыле была организована колоссальная строительная база, организован транспорт, и все работали как на конвейере. Достаточно сказать, что в отдельные дни, точнее в сутки, укладывали до 10 тысяч кубометров бетона!!! Такой объем даже трудно вообразить. А делалось все это в условиях гигантских облучений!!! Были, конечно, комбинезоны, медицинское наблюдение. Но работа была тяжелейшая. И не случайно, что многих людей, кто там трудился, сегодня уже нет среди нас. Нет людей, с которыми я работал — Александра Николаевича Усанова, Юрия Сергеевича Крашенинникова, Курносова, монтажника Быкова и многих других.

Само укрытие было возведено в сверхсжатые сроки и в конце октября было принято межведомственной комиссией во главе с Лукониным. Было создано министерство Минатомэнерго, которому были переданы в эксплуатацию атомные станции.

Укрытие было рассчитано на 20 лет. Вот прошло уже 20 лет. Сегодня иногда раздаются критические голоса, но я хотел бы посмотреть на этих людей — что бы они могли сделать в тех условиях, в каких работали наши строители, монтажники, проектировщики, — в условиях незнания, огромных радиационных полей, страшного нажима сверху? Поэтому то, что было сделано в 1986 году для ликвидации аварии, заслуживает всемерной благодарности, памяти и высокой оценки.

Студентка, филолог 18 лет:

— Знаете, чем они отличаются от нас? Они не рассказывают, какие бывают люди, они рассказывают, кто и как действовал, что решал и что получилось. В этом поколении было модно работать и думать. Они смотрят на нас и в ужас приходят, от того, как мы вылетаем из институтов, можем не работать годами, крутиться так, продавать что-то или рекламировать. Раньше я думала, что они нас ненавидят, а теперь понимаю: они за нас боятся, что мы не справимся ни с собой, ни с техникой, ни с врагами…

На экране диалог двух биофизиков Р. М. Бархударова и С. В. Панченко:

Вопрос:

— Как бы Вы охарактеризовали то поколение атомщиков, к которому себя относите?

(Р. М.) Да… Судьба-вопрос. Такие вопросы надо предварительно задавать. Понимаете, если обо мне говорить, я себя к атомщикам, в обычном таком, стандартном понимании, не отношу. Я не занимаюсь реакторами, не занимаюсь непосредственно станциями. Я всю жизнь занимался радиационной гигиеной и радиационной экологией. Это все, что связано с проблемами вокруг станций, вокруг предприятий атомных и т. д. Это защита населения, человека, защита среды. Можно ли меня назвать атомщиком? Ну так, условно. Поскольку я имею отношение к атомной энергетике и промышленности. Но, в узком смысле, я повторяю, я — не атомщик.

Вопрос:

— Сергей Владимирович, а Вы?

(С. В.) Я тоже занимаюсь вопросами радиационной гигиены и радиоэкологии. У меня круг интересов был связан с использованием атомной энергии урана. Я работал со взрывами, со строительством плотин, со строительством подземных хранилищ для газоконденсатов. Это и поворот северных рек, и безопасность населения вокруг атомных станций. Ну, последние 20 лет — Чернобыль, в какой-то степени. Сегодня это еще и утилизация атомных подводных лодок, связанных с ними вопросов радиоэкологии. Конечно, я не в чистом виде атомщик, но отношусь к этой отрасли, как к отрасли, которая имеет право на существование, на развитие. В этом смысле я с сочувствием отношусь к тем проектам, я сам работал по проектированию новых атомных станций, в частности Костромской, Дальневосточной, Ростовской, Калининской, ну, в общем, в самых разных проектах участвовал как радиоэколог…

Вопрос:

— Ну хорошо, а как Вы назовете ту если не профессиональную область, то научную общность, к которой Вы относитесь?

(Р. М.) Околоатомщики. Мы занимаемся радиационной оценкой атомной промышленности на окружающую среду и здоровье человека. Это основное, чем мы занимались, хотя мы оба физики, оба кончали МИФИ. А что касается атомной энергетики, то я всегда был ее сторонником и многократно выступал за ее развитие. Так что, с этой точки зрения, я атомщик. Я не вижу альтернативы атомной энергетике. Это единственное, на что мы можем рассчитывать в ближайшие, там, 50-100 лет.

Вопрос:

— А если говорить о развитии атомной энергетики, как Вы считаете, тем людям, которые будут восстанавливать систему Минсредмаша, о воссоздании которого сейчас говорится, понадобятся какие-то качества, которых сейчас нет?

(Р. М.) Вам откровенно?

Это, наверное, относится не только к Средмашу, это относится вообще ко всем нашим чиновникам. Качество, которое должно быть у всех, — желание видеть свою страну процветающей и сильной. Тогда и самоотдача будет, и все, что с этим связано.