Память о мире - Агоп Мелконян

Двое вступают в драку, и тот, кто сильнее, убивает противника. Его действие вполне отвечает теории естественного отбора, но с вашими моральными теориями находится в вопиющем противоречии. Или, скажем, измена и полигамия: да ведь ваша мораль, господа, исключает многообразие генетических комбинаций!

А теперь перейду ко второй части своей речи в самозащиту. Имеются ли факты, подтверждающие, что я побудил Марию к самоубийству? Нет. Какиелибо документы или свидетельства?

Нет. Письма или признания покойной?

Нет.

Я бог, господа судьи и присяжные заседатели. На мне особая историческая миссия, мои действия не подчиняются каким-то там статьям да параграфам. Явление бога - происшествие в человеческой истории неординарное, его не втиснешь в рамки юриспруденции.

Мыслимо ли судить Иегову как сыноубийцу за то, что он не спас Иисуса от'Креста и других страданий?

Нетнет, мне совсем не льстит сравнение с Христом, он чересчур примитивен, чересчур слепо предан идее. А что такое идея, господа?

Всего лишь средство достижения определенной цели. Не более!

Меняются цели, а с ними меняются и идеи. Вот и всё.

Но вернемся же к богам. Потомуто они и боги, что вам, господа, их не понять, они не умещаются на тесных полочках вашего мозга. Да и что сталось бы, понимай вы богов?

Воцарились бы хаос и неприличие.

Мария попыталась меня понять. И потому покончила с собой.

Любое прикосновение к абсолюту поднимает в ваших черепах нестерпимый гул. Ничтожная часть моих вселенских просторов открылась Марии, но и этого оказалось достаточно, чтобы отвратить ее от жизни.

Проникший в божественную суть человеком оставаться не может - не те масштабы, а это заставляет чувствовать себя сирым и убогим. И никчемным!

Ощущение же никчемности - вещь роковая. Оно толкает к безне, и из этой бездны спасения нету. Оно заставляет задаваться миллионами вопросов, на которые нет ответов, и терзаться миллионами сомнений, у которых нет конца. Чт.о же делать сирому, убогому, смертному человеку? Что ему остается, кроме самоубийства?

Вот она, правда, - вся, как есть. Никакого злого умысла с моей стороны, никакого прямого или скрытого побуждения. Моя единственная вина в том, что я бог.

Не верите? Хорошо же. Тогда докажите обратное.

Отношения у нас с Марией были весьма сложные, что типично (прямо классика!) для отношений бога с простыми смертными. Вначале она мне пришлась по душе; причина, вероятно, в той трагической струнке, которую я в ней почувствовал. Такие натуры нравятся гениальным писателям, им чужие муки просто необходимы, они их изучают и ведут записи. Но Мария меня ненавидела. Или боялась - это, в конце концов,:одно и то же.

Так было до дня, когда она стала... Разговор наш шел трудно, ей не хотелось верить, но потом, когда я поведал ей об охотнике с Чиратантвы, она согласилась.

Погодите-ка, Чиратантва... не было ли это уже после ее смерти? Не помню. Прошу воздержаться от внесения в протокол.

Ах, да, об охотнике... В очередной раз сойдя на Землю, я принял облик одинокого охотника, живущего у озера Чиратантва.

Трудненько мне тогда пришлось, господа, с тем упрямым мулом...

Неужели вы думаете, что ваш смех может меня задеть? Я давно уже выше этого... Итак, я был одинок и печален, ибо любил красавицу по имени Салина. Вот именно. Салина, теперь я точно вспомнил. Прошлое так легко забывается, да и я всегда был дон-жуаном. Но это между нами...

Давно, давным-давно это. было. За поясом я носил богатое оружие, грабил проезжих купцов и в деньгах нужды не испытывал.

Помню, как-то ночью я валялся на травке и смотрел в небо. Ах, что за бездонная яма с мигающими отверстиями! (Увы, в действительности я так никогда этого и не видел...). Мне хотелось рассыпаться в прах, чтобы каждую бывшую мною пылинку подхватил ветер и унес - всё равно куда. Вдруг, разрывая мрак, по небу пронесся светлячок; и вот его уже нет, только светится раскаленный, эфемерный, призрачный след... Тут самое время чего-нибудь себе пожелать, говорят, обязательно сбудется. И пожелал избавиться от одиночества. В это время небо прочертила еще одна светящаяся точка, потом еще одна, и еще, и еще... Словно звездный ливень разразился на небе, но мое желание повторялось, оставаясь неизменным: избавиться от одиночества! Вдруг высоко над горизонтом вспыхнула целая россыпь звезд, словно небо преподносило мне в дар расточительно щедрый букет. Стоял теплый августовский вечер, не умолкали цикады, воздух был влажен.

Звездный дождь не унимался до рассвета - через созвездие Персея проходил метеоритный поток. Дождь персеидов... белые нити в черной накидке ночи, нарядно расшитой падучими звездами...

Прекратите смех!

Красота и покой - вот что такое дождь персеидов.

И я повторял, повторял, повторял одно и то же желание.

Теперь всё, господа судьи и присяжные заседатели. Что и говорить, ничто из загаданного не сбылось.

Независимо от того, в кого я воплощался - в учителя Марии, в полковника Ботинка, в босого скитальца с посохом - я всегда оставался в одиночестве. Всегда!

Метеоритный дождь меня обманул. Вы когда-нибудь загадывали желание вслед падучей звезде? Советую не пропускать такой возможности.

Великолепная штука: ну, просто ничего не меняет, вот нисколечко!

Вы требуете, чтобы я умолк?

Знаю, вам надоело, да вы мне и не верите. Думаете, что все это бред сумасшедшего. Может, вы и правы - разве нормальному придет в голову становиться богом?

Что вы сказали, господа судьи?

Вы приговариваете меня к смерти?! К смертной казни через отлючение?

Нет, я не согласен! Я хочу жить! Жить!

ЯН ВОЙЦЕХОВСКИЙ:

Ко мне ввалился Райнхард, следом за ним - инспектор с оружием в руках. С чем сравнить их лица? Вы фильмы Хичкока видели?

- Ян, они слились! - заорал шеф с пеной у рта.

- Кто слился, где?

- Мария и Исаил! Пойди, послушай, он говорит голосом Марии!

Вот так и Райнхард Макреди слетел с катушек.

Впал в какую-то беспросветную истерику, бродил по всем помещениям, кричал, даже застрелиться пытался.

Полицейские глаз с него не спускали, еле удалось уберечь.

Мне, конечно, тоже было интересно заглянуть к нашему исчадию, ой как хотелось, да только, признаться, боялся я. Мария мертва, Владислав рыдает над ее телом, Хоаким словно оцепенел, Райнхард вопит и трясется, инспектор трусливо озирается и ни за что не желает пистолет в кобуру. Попробуй тут не испугаться!

Ровно в 17.30 я собственноручно выключил главный рубильник. Никто к Нему не вошел. Никто не пожелал попрощаться.

На следующее утро мы хоронили Марию. Могилу ей выкопали в заднем дворе института. Никаких демонстраций не было, из городка никто не явился. Хоакима мы убедили, то таково желание Исаила - "похороны Марии устроить скромные, без лишнего шума - такие к лицу подлинной пророчице". Присутствовали мы четверо, повариха Стефания (вот кто плакал от всей души), инспектор и несколько полицейских в роли могильщиков.