Сталинград. Крах операции 'Блау' - Пауль Карель

в отношении виновных в случившемся офицеров. Он, конечно, догадывался, какой могла быть реакция Гитлера. В соответствии с личным приказом Гитлера было очевидно, что оперативные планы должны были «спускаться» из вышестоящих штабов только в устной форме. В своей директиве № 41 Гитлер сам ещё и ещё раз давал строжайшие указания в отношении мер секретности в связи с решающим значением операции «Блау». В любом из других подобных случаев он, опасаясь последствий шпионажа, указывал на принцип: «Никто не должен знать сверх того, что безусловно необходимо конкретному лицу для выполнения конкретно поставленной ему задачи».

Генерал Штумме, его начштаба, подполковник Франц, командир 23-й танковой дивизии генерал фон Бойнебург-Ленгсфельд были за трое суток до начала наступления сняты со своих должностей; Штумме и Франц предстали перед особым присутствием имперского военного суда. На нем председательствовал рейхсмаршал Геринг. Обвинение содержало два пункта: преждевременное издание приказа и слишком подробные его формулировки.

В ходе двенадцатичасового заседания Штумме и Францу удалось объективно доказать, что о «слишком преждевременном приказе» речи быть не могло. Только для выдвижения танкового корпуса к плацдарму Волчанск по единственному мосту через Донец потребовалось пять коротких июньских ночей. Оставался упрек в «слишком подробных формулировках». Он стал ключевым пунктом обвинения, поскольку штаб корпуса указал штабам своих дивизий на то, что после форсирования Оскола, при развороте в направлении на север войска могли бы войти в соприкосновение с выдвигавшимися здесь венгерскими соединениями, имевшими полевую форму, схожую по цвету с обмундированием русских войск. Это указание было важным, так как существовала опасность того, что личный состав немецких танковых частей мог по ошибке принять венгров за русских. Однако судом это извиняющее обстоятельство не было принято. Оба обвиняемых были приговорены к наказанию: соответственно 5 лет и 2 года содержания в крепости под стражей. После заседания суда Геринг тем не менее подал руку обоим осужденным со словами: «В вашем деле вы вели себя открыто, смело и безо всяких уверток и уловок. Я лично доложу об этом фюреру».

По всей видимости, Геринг сдержал свое слово. Фельдмаршал фон Бок, со своей стороны, также в личном разговоре с Гитлером в его ставке заступился за обоих опытных офицеров. Чье именно слово сыграло решающую роль, сейчас уже невозможно установить. Но по прошествии четырех недель Штумме и Франц получили письменные уведомления одинакового содержания о том, что фюрер отменяет приговор суда, принимая во внимание их заслуги и выдающуюся храбрость. Штумме был откомандирован в качестве заместителя Роммеля в Африканский корпус, Франц последовал за ним, вступив в должность начальника штаба этого корпуса. 24 октября генерал Штумме погиб в битве при Эль-Аламейне. Там он и был похоронен.

После отзыва Штумме в командование 40-м корпусом вступил генерал танковых войск барон Гейр Лео фон Швеппенбург. Ему досталось нелегкое бремя.

Нужно исходить из того, что верховному командованию русских не позднее 21 июня стал известен замысел и задачи 1-й фазы, а также развертывание немецких войск в этом крупном немецком наступлении. Кремль, таким образом, знал о том, что немцы, имея в своем распоряжении мощнейшие силы и средства, намереваются, нанося из района Курска прямой удар в направлении с запада на восток и осуществляя охватывающий удар из района Харькова, овладеть Воронежем — этим краеугольным камнем, с тем чтобы уничтожить советские войска перед Воронежем в котле между Осколом и Доном. Из того, что было нанесено на карты и сказано в документах, бывших у несчастного Райхеля, русские не были в состоянии распознать замысла, заключавшегося также и в том, что группа армий под командованием Вейхса в завершающей фазе затем имела задачу от Дона нанести удар в направлении на юг либо на юго-восток и что Сталинград и Кавказ были крупными оперативными целями, даже если бы Ранхель и попал живым в русский плен и вынужденно дал бы показания, а в могиле рядом с самолетом находился кто-то другой.

Вопрос, который таким образом вставал перед ставкой фюрера, звучал так: «Следует ли менять либо отменять оперативный план и сроки его реализации»?

Как фельдмаршал фон Бок, так и генерал Паулюс высказались против всего этого. Подступали сроки начала наступления, Советы, таким образом, ничего не были в состоянии предпринять. К этому следует добавить также и то, что 22 июня генерал Макензен начал свою вторую «новаторскую операцию» и с частями 1-й танковой армии завоевал для 6-й армии в районе Купянска исходные позиции в ходе небольшого по масштабам, но успешного окружения русских войск, давшего результаты в виде 24 тысяч пленных и выигрыша территории на протяжении от Донца до нижнего течения Оскола.

Прорыв для старта в неизведанное, заключавшееся в операции «Блау», был достигнут. Теперь уже невозможно было как-то по-иному перенастроить систему взаимосвязанных шестерен в механизме крупномасштабного плана, не поломав всего. Запущенная однажды машина должна была функционировать. Поэтому Гитлер определил: действовать в соответствии с первоначальным замыслом. День «Д» для группы армий под командованием Вейхса на северном фланге — 28 июня, для 6-й армии с 40-м танковым корпусом в её составе — 30 июня. Кости были брошены. Игра началась.

68 германских дивизий и порядка 30 дивизий союзников — итальянцев, румын, венгров, словаков, а также валлонские, финские, хорватские и другие добровольческие части и подразделения из многих стран Европы начали боевые действия: решающее наступление в рамках операции «Блау». То, что произошло впоследствии, возможно, было связано с трагическим «делом Райхеля» и являет собой час рождения немецкой трагедии в русском походе. Мы видим начальное звено в цепи стратегических ошибок, ведших неизбежно к Сталинградской катастрофе.

Тому, кто желает понять этот поворот событий, постигший немецкие войска на Восточном фронте, придется взять на себя труд проследить тяжелые для восприятия, но драматичные стратегические «ходы» в операции «Блау». Основной составляющей первой фазы её было взятие Воронежа, так как этот город, раскинувшийся по берегам двух рек, являлся важным военно-промышленным и экономическим центром. Он был также ключом к Дону с его многочисленными переправами, а также к реке Воронеж. Город представлял собой, кроме того, узел транспортных коммуникаций Центральной России — шоссейная и железная дороги, водный путь, идущие в направлении с севера на юг — от Москвы к Черному и Каспийскому морям. В германском плане «Блау» Воронежу отводилась роль точки для поворота на юг, а также опорного пункта для флангового прикрытия.