Книга Государя. Антология политической мысли - И. Гончаров

Если же ты, Гиерон, боишься, что с назначением многих наград последует много трат, то ты должен помнить, что нет прибыли более дешевой, чем та, которая покупается наградой. На состязаниях конских, гимнастических, хоров и т. п. ты можешь видеть, что малая награда вызывает большие траты, много трудов, много забот.

ГИЕРОН. Все это хорошо, Симонид; но что ты можешь сказать о наемном войске, как из-за него не навлечь на себя ненависти? Или ты думаешь, что снискавшему любовь властителю не понадобится наемное войско?

СИМОНИД. Без сомнения, понадобится; потому что известно: между людьми бывает то же, что между лошадьми. Чем более они имеют всего вдосталь, тем более у них проявляется своенравие; а в таком случае лучше всего может проучить страх перед твоими телохранителями. Но и хорошим гражданам, как я полагаю, ты ничем столь не поможешь, как этими же телохранителями. Конечно, ты кормишь их для своей охраны; но ведь многие хозяева погибли из-за насилия своих рабов. Поэтому, если ты прикажешь своим наемникам, чтобы они были хранителями всех граждан и в случае надобности ко всем являлись на помощь – известно, что злодеи бывают и в городах, – тогда граждане будут знать, что и в этом случае телохранители принесут им пользу. Кроме того, они более смогут сообщить бодрость и чувство безопасности по отношению к деревенским работникам и рабочим животным – одинаково, как своим, так и другим, разбросанным по участку; и, заняв соответствующие места, могут предоставить горожанам досуг заниматься своими делами. Сверх того, они, всегда вооруженные и находящиеся начеку, наиболее готовы будут заблаговременно узнать о тайных и явных нападениях врагов и не допустить их. И в войске такие наемники принесут особенную пользу гражданам, будучи готовыми раньше всех перенести труды, опасности, бдение. Поэтому, естественно, соседние города, видя постоянно находящихся под оружием врагов, предпочтут мир, так что готовые к бою наемники могут сохранить благополучие друзей и потрясти благополучие врагов. А когда горожане узнают, что эти люди ничего не делают дурного тому, кто ни в чем не виновен, но обуздывают желающих совершить преступление, что они помогают обиженным и предохраняют горожан своими заботами и опасностями, то почему бы им не потратиться на содержание этих воинов? Содержат же они сторожей частным образом, и притом для целей гораздо менее важных.

Ты, Гиерон, не должен колебаться потратить даже собственные средства на общее благо; и я думаю, что потраченное тираном на город тратится с гораздо большей пользой, чем истраченное на собственные надобности. Рассмотрим это подробнее. Что доставит тебе больше славы? Твой украшенный благодаря громадным вложениям дом или целый город, снабженный стенами, храмами, колоннадами, площадями, гаванями и всем прочим? Когда ты будешь более грозен для врагов: когда сам украсишь себя сверкающим оружием или когда хорошо будет вооружен целый город? В каком случае будет у тебя больше доходов: когда только твое будет давать тебе прибыль или же когда ты придумаешь меры, чтобы и у горожан прибыль получалась со всего? В каком случае ты более украсил бы себя этим общепризнанным благороднейшим и величественнейшим украшением – содержанием колесничных коней: когда сам будешь содержать их больше всех эллинов и посылать на всегреческие собрания или когда явится более всего таких хозяев из твоего города и в состязания вступят более всего твоих сограждан?[45] Лучше ли для тебя победа колесницы или счастье управляемого тобой города? Я утверждаю, что тирану даже не следует состязаться с частными гражданами, потому что в случае победы ты встретишь не удивление, но зависть, как будто твои расходы берутся из многих домов; в случае же поражения над тобой будут смеяться все.

Но я говорю тебе, Гиерон, ты – в состязании со всеми властителями городов; и если ты свой город сделаешь самым счастливым, то знай, что ты одержал благороднейшую и величественнейшую победу в мире. Тогда ты, во-первых, достигнешь любви своих подданных, чего теперь так сильно желаешь; а во-вторых, твою победу будет объявлять не один кто-нибудь[46], но весь мир будет воспевать твои добродетели. На тебя будут смотреть и тобой будут восхищаться не только частные граждане, но многие города, и тебе будут дивиться публично. Тогда тебе можно будет безопасно ехать куда хочешь и осматривать что хочешь; можешь там оставаться и смотреть, потому что при тебе всегда будет толпа желающих показать, кто что имеет умного, красивого, доброго, и толпа старающихся услужить. Всякий присутствующий станет твоим соратником, а всякий отсутствующий захочет видеть тебя. Так что ты будешь не любим, но обожаем всеми; не ты будешь обращаться к красавцам, но они будут к тебе обращаться; не ты будешь бояться, но за тебя будут бояться, как бы с тобою чего не случилось. Ты будешь иметь готовых слуг, охотно заботящихся о тебе; а в случае опасности увидишь не только соратников, но и храбрецов, защищающих тебя грудью; удостоенный многих даров, ты не будешь затрудняться отблагодарить по своему желанию. Все будут сочувствовать твоему благополучию, все будут сражаться за твое добро, как за собственное, и твоими сокровищами будут все богатства твоих друзей.

Итак, Гиерон, мужайся. Обогащай своих друзей и этим себя обогатишь; умножай город и себе доставишь силу; приобретай соратников и считай отеческий город своим домом, горожан – товарищами, друзей – детьми, детей – своей жизнью, и всех старайся победить, делая добро. Если ты друзей обяжешь благодеяниями, враги против тебя не устоят; и знай, что если ты будешь делать это, то получишь приобретение благороднейшее и высочайшее в мире: ты будешь счастлив и твоему счастью никто не позавидует.

Платон

Государство

Книга восьмая[47]

<543>[48] [49] Пусть так; в этом мы согласились, Главкон: в желающем превосходно устроиться городе будут общие жены, общие дети и все воспитание их, равно как и общие занятия во время войны и мира; а царями всех будут мужи, оказавшиеся лучшими в философии и в делах военных.

– Согласились, – сказал Главкон.

– Сошлись мы и в том, что, когда правители уже поставлены, они поведут воинов и поселят их в домах, которые нами описаны; потому что у них нет ничего собственного, но все общее. Помимо этих домов – помнишь ли? – мы согласились, кажется, какое будет у них имущество.

– Да, помню, – сказал он. – Мы полагали, что никто из них не должен ничего приобретать, подобно иным теперь; но, как подвижники на войне и стражи, получая в вознаграждение за караул ежегодную пищу от других, сами они должны заботиться о всем городе.

– Правильно говоришь, – сказал я. – Но далее, кончив это, припомним, к чему обратились мы отсюда, чтобы идти нам теперь тем же путем.

– Нетрудно, – сказал он. – Тогда, почти как и теперь, рассудив о городе, ты прибавил, что город, подобный тому, что изображен тобою, почитаешь хорошим. Равно как и подобного ему человека; хотя, по-видимому, мог говорить еще о лучшем – и городе, и человеке; а другие-то города, если этот правилен, называл ты недостаточными <544> и формы правления их, сколько помню, делил на четыре вида, о которых стоит поговорить, чтобы видеть их недостатки, – равно как опять и о подобных им людях, чтобы, зная все это и согласившись между собою в том, кто человек самый хороший и кто самый дурной, мы могли исследовать, правда ли, что самый хороший есть самый счастливый, а самый дурной – самый несчастный, или это неправда. После того я спросил: какие ты имеешь в виду четыре вида правления? Но тут вступили в разговор Полемарх и Адимант, и ты, начав с ними разговор, вел ее до этой минуты.

– Весьма верно напомнил, – сказал я. – Итак, подобно борцу, повтори прежнюю схватку[50] и на тот же самый вопрос попытайся сказать, что хотел говорить тогда.

– Если буду в состоянии, – промолвил я.

– По крайней мере желательно слышать, – сказал он, – какие четыре государственных правления ты имеешь в виду.

– Нетрудно, – ответил я, – услышишь. Правления, о которых я говорю, приобрели известность. Первое из них, восхваляемое многими, есть критское и лакедемонское; второе и, судя по похвале, стоящее на втором месте, называется олигархией – правление, уже наполненное множеством зол; от него отличается и за ним следует демократия; хуже же всех их – «прославленная тирания»: это четвертая и последняя болезнь города. Или ты имеешь иную идею правления, проявляющуюся в какой-нибудь замечательной форме? Ведь власти наследственные и приобретаемые за деньги, равно как и другие подобные виды правления, составляют середину между теми и могут быть найдены в не меньшей степени у варваров, как и у эллинов.

– Да, рассказывают о многих и странных видах правления, – сказал он.

– А знаешь ли, – спросил я, – что и виды людей необходимо бывают теми же и в таком же количестве, каковы формы правления? Или думаешь, что правления произошли из дуба либо из камня какого-нибудь, а не из нравов города, которые куда идут сами, туда и всех увлекают?