Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы - Иван Безродный

В мозгу что-то заворочалось, и Олег, подбежав к терминалу, зашуршал клавиатурой:

Меня несет сквозь мышцы по венамВ хитросплетенье твоего подсознанья,До самых звезд, до корней мирозданья,Твой мозг опутав паутиной и тленом.

По алым снам, по улыбкам кирпичнымСтупаю я, твое тело съедая.Ты погибаешь, и это логично,Я хохочу, в тебе прорастая.

По корке слез, по граням кристальным,По негативам твоей памяти желтой,Я иллюзорным узором кинжальнымПену морскую вдыхаю иголкой.

Ты так доволен участью рабской,А подо мной хрустят стекла мечтаний.В твоей сетчатке мешаю я краски,А ты — лишь раб моих мерзких желаний.

Я, обглодав твой нерв оголенный,К твоим страданьям остаюсь безучастным.Рухнувший в зев моей пасти бездонной,Ты умер в муках, и это прекрасно…

После того как Дегтярев оторвался от клавиатуры и прочитал то, что было написано на мониторе, ему почему-то стало еще хуже — уж больно концовка стиха звучала неутешительно. Нет, умирать, тем более в муках, он, конечно же, не собирался — наоборот, после того, как Леся вытащила его, хотелось дышать полной грудью, а когда она была рядом, то вдобавок хотелось одновременно и смеяться и плакать от счастья, но… но с воспоминаниями о «дури» даже блеск глаз любимой как-то… тускнел, что ли.

Чтобы хоть как-то отвлечься, Олег снова влез в Сеть и зашел на один из турниров — в виртуальной реальности их было несколько.

На сей раз жребий свел его с парнем по имени Сорняк. Соперник был довольно высок, с ярко-зелеными волосами, бледно-салатовой кожей и зелеными же миндалевидными глазами.

Они сошлись в центре зала и начали ходить кругами, пытаясь найти слабые места друг друга. Сорняк словно стелился по паркету, настолько плавными и вроде бы даже неторопливыми были его движения.

Однако когда этот любитель флоры нанес первые удары, Нейро сразу же определил почерк муай тай. Противники такого класса, способные на ходу комбинировать несколько стилей, были в несколько раз опасней. От чудовищной силы круговых ударов ногами следовало уклоняться — для не тайского боксера практически любой блок против этой костедробильни может закончиться весьма плачевно. Когда же Олег сделал пару выпадов, Сорняк очень плавно уклонялся, что было совершенно несвойственно для муай тай.

Олег также знал, что боксеры славятся как мастера ломать шеи, а поэтому из кожи вон лез, чтобы не предоставить зеленокожему возможности это проделать.

Решив рискнуть, Нейро сблизился с соперником и, начав со своего любимого фури учи, сделал выпад в солнечное сплетение, апперкот под мышку и в довершение провел очень жесткий удар в ребра. Это было все равно, что избивать столетний дуб.

Внезапно Олег почувствовал нестерпимый зуд в тех местах, что соприкоснулись с кожей противника. Сорняк стоял и нагло ухмылялся. Только теперь Дегтярев понял, что салатовый цвет коже Сорняка придавала слизь, покрывавшая его тело.

В этот самый миг ладонь бойца превратилась во что-то острое, похожее на узкий лист какого-то растения.

Сколько мог, Нейро уворачивался от этого кинжала, но Сорняку все-таки удалось поцарапать бедро Олега, после чего он сразу же откатился назад.

Дегтярев нанес локтевой удар в голову, ухитрившись не получить ничего взамен.

Олег также припас несколько сюрпризов для своих соперников. Он пристально посмотрел на Сорняка, ловя его взгляд, и как только ему это удалось, Дегтярев стал подавлять волю противника. Сорняк сопротивлялся как мог — вены под зеленоватой и немного люминесцирующей кожей набухли, жилка на виске приобрела сиреневатый оттенок, часто запульсировав.

Вдруг на Олега навалилась усталость — слабость приятными, теплыми волнами шла от небольшого пореза на бедре, наполняя мышцы свинцовой тяжестью. В то же время более-менее оправился соперник Олега, присев на паркет и потирая виски.

Дегтярев понял, что если он сейчас не нанесет смертельный удар, то позже сделать это уже не удастся.

Разбежавшись и из последних сил оттолкнувшись от паркета, Нейро в пируэте взлетел над полированной поверхностью, рассекая воздух.

Удар пришелся Сорняку в голову — Дегтярев еще успел почувствовать, как с сухим треском подались под пяткой кости черепа…

Он вновь был в подводной ячейке Леси, где-то у балтийского побережья. Голова раскалывалась, рвотный ком подступал к горлу.

Над белым как мел Олегом склонилось полное лицо в узеньких очках и с почти братской добротой в еще более узких глазах.

— Чен, ты че, обалдел?! Кретин, существует двадцатипроцентная вероятность того, что человек свихнется, если его вырвать из виртуальности, просто содрав мнемоюсты!

— Угостишь чаем? — спокойно спросил Чен, и что-то в этом спокойствии очень насторожило Олега. Что-то колючее и холодное. — Да ты не вставай, я сам все сделаю.

Попытавшись встать, Дегтярев почти не удивился тому, что не может и пальцем пошевелить, хотя связан он не был.

— Мы ввели паралитик, — сказал Чен, уже стоявший с кружкой горячего чая. — Так ты вряд ли сможешь выкинуть какой-нибудь фокус. Не волнуйся, — китаец отхлебнул из кружки, — никаких побочных эффектов, кроме слабости и головокружения, не предвидится. — Улыбка Чена лучилась искренностью, добротой и заботой о небезразличном ему человеке. — Триада всегда умела производить качественные… хм… лекарства. — Озорной блеск в глазах. — Сам посуди, мыслить и говорить ты в состоянии.

— Что вам нужно?

— Ты, парень. Во-первых, ты изобрел очень дешевый препарат, на котором можно очень достойно заработать, хоть какое-то время оставаясь если не монополистом, то хотя бы наиболее крупным производителем и распространителем. Данные ты на компьютере не сохранил. Такие дела.

— А во-вторых?

— А во-вторых, ты знаешь, где находится лаборатория. Кто-то посторонний может проникнуть в нее с твоей помощью. Мы этого не хотим.

— Так что, со мной все ясно?

— Ничего личного, пойми, — Чен произнес это с легким налетом грусти в голосе. — Из чисто экономических соображений. Ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что лучше устранить одного-единственного человека, нежели устранять целую лабораторию. Оборудование, переезд персонала вместе с семьями… Просто так дешевле.

«Господи! — подумал Олег. — Он с таким спокойствием выносит мне приговор — интересно, скольких людей Чен вот так, в своей неторопливой манере, убеждал, приводя те или иные доводы в пользу того, что их смерть необходима?»