3d, или Дела семейные (СИ) - Кальк Салма

Николь де Шатийон, дочери Филиппа, недавно исполнилось шестнадцать лет. Её кузине Софи де Шатийон, дочери Поля, предстояло отметить шестнадцатилетие через три месяца. Барышни прилично учились в школе, занимались танцами, как то положено юным девам — интересовались красотой, модой и молодыми людьми, и обожали тётку. Тётка нечасто навещала дом, в котором появилась на свет, но когда это случалось, то общалась с племянницами много и с удовольствием.

Сначала они просто посидели с ней, рассказали свои новости и расспросили её про операцию. Им было любопытно всё — и что она помнила из операционного дня, и как её готовили, и как потом лечили. Николь не так давно оперировали по поводу аппендицита, и воспоминания были ещё совсем свежи.

Потом они спустились вниз поужинать, и, наверное, разговаривали бы долго, но у Элоизы пробудился телефон, и отклонять этот звонок она не собиралась ни при каких обстоятельствах. Она сказала, что вот прямо сейчас перезвонит, отправила барышень смотреть кино в их комнаты, а сама вернулась к себе, заперлась крепко и перезвонила.

Они с Себастьеном созванивались каждый вечер и говорили друг другу хотя бы по паре слов. Шарль всё ещё председательствовал в жюри фестиваля, поэтому все, кто его сопровождал, в Рим пока не вернулись. Себастьен рассказывал о том, что с ними всеми произошло за день, а Элоиза в ответ — о снах и книгах.

Семейство не обращало внимания на эти долгие разговоры — мало ли, что Элоиза у себя делает, она вообще почти всегда сидит у себя и что-то делает. Нет, её можно спросить и она расскажет, но её рассказы могут быть так странны… поэтому её обычно не спрашивали.

Зато не замечать розы было невозможно. Первая корзина появилась в особняке на следующий день после приезда Элоизы. Это были несравненной красоты цветы с тёмно-красными бархатными лепестками, на прилагавшейся карточке было написано просто — «Для Элоизы». Курьер выяснил, когда обитатели особняка бывают дома, и на следующий день появилась корзина меньшего размера, зато цветы были белые с красной каймой. И сопровождались ровно такой же карточкой. На следующий день роза была одна, но какая! Гигантских размеров цветок был насыщенного фиолетового цвета.

— Элоиза, у твоего поклонника прекрасный вкус и богатая фантазия, — изрекла тётушка Женевьев. — И не сомневайся, это комплимент.

— Элоиза, этот человек спланировал кампанию правильно, — рассмеялся дядюшка Жан, когда ему предъявили вторую по счету корзину.

Ага, еще бы он планировал неправильно, усмехнулась про себя Элоиза, кто учил-то?

— Это то, что я думаю? — спросила Марго.

— А я не знаю, о чем ты думаешь, — покачала головой Элоиза.

— Это тот человек, о котором ты рассказывала зимой?

— Да, — и не отвертишься теперь, сама всё рассказала, кто только за язык тянул!

— Когда мы увидим его? — стремительному натиску сестрица тоже явно училась у отца-генерала.

— Представления не имею. Он, вообще-то, при деле, не то, что я.

— А что ты? Регенерируешь и тоже будешь при деле. Но правда, пригласи уже его в гости, что ли. Весь дом умирает от любопытства!

— Дому определенно нечем заняться, — буркнула Элоиза и ушла к себе.

Впрочем, розы она держала в своих комнатах.

В субботу племянницы вывели Элоизу в город. Она попросила одну из дядюшкиных машин и свозила барышень выбрать новые платья, туфли и ажурные чулки к мероприятию в их школе, потом они пообедали в городе, потом погуляли, выпили кофе с блинчиками, и вернулись домой уже к ужину.

Конечно же, нашествие роз мимо юных дев не прошло. Они оценили те, что уже стояли в комнатах тётки, попытались выспросить, от кого они, но, как и остальные Шатийоны, не преуспели. Но субботнюю корзину доставили в тот момент, когда они, вернувшись вместе с Элоизой с прогулки по городу и переодевшись, спустились к ужину. На этот раз корзина оказалась с высокой ручкой, обвитой вьющимися побегами, и все стебли были усыпаны махровыми цветами нежно-розового оттенка. Барышни выскочили в прихожую, устроили ритуальный танец вокруг корзины, вытащили карточку, изучили её вдоль и поперёк, а потом приступили с расспросами к курьеру.

— Скажите, неужели вы и вправду ничего не знаете о том, кто посылает нашей Элоизе эти розы?

— Я знаю только, что этот господин звонит нашему хозяину ещё до обеда и просит показать ему все цветы, какие у нас есть. И выбирает, какую корзину отправить сегодня. Я-то, милые барышни, ни разу с ним сам не разговаривал, вы ведь понимаете!

— Элоиза, ну почему ты молчишь? — Николь даже подёргала её за рукав. — Таким кавалером хвастаться нужно, а ты молчишь!

— Дорогая, вот заведется у тебя кавалер, который будет слать такие розы — будешь хвастаться, а Элоиза не хочет. Вообще-то, это её дело, не находишь? — спустившийся к ужину дядюшка спас Элоизу от натиска.

— Спасибо, дядя, — улыбнулась Элоиза и унесла корзину в спальню.

На воскресный обед появились Филипп де Шатийон с супругой Моникой и сыном Жаном-младшим и Поль де Шатийон с супругой Клэр и сыновьями Шарлем и Ральфом. Вечером все гости отбыли восвояси, но племянницы заверили Элоизу, что непременно появятся через неделю.

* 34 *

После выходных Элоиза наконец-то почувствовала себя в силах взять книгу, которую дала Доменика Прима, подержать её в руках, раскрыть и начать читать.

Книга была датирована 1302 годом. Автором значилась некая Лючия, и Элоизе пришлось сильно напрячься, чтобы сообразить, что так звали тогдашнюю королеву, она же была и настоятельницей Санта-Магдалена, в то время одно автоматически подразумевало другое. Ага, фыркнула про себя Элоиза, предложи сейчас кто-нибудь кузине Джине стать настоятельницей или Доменике Приме принять титул — крику-то будет…

Ещё Элоиза сообразила, что сестрица Линн получила одно из своих многочисленных имён как раз по этой самой даме. Наверное, Полина зря имя не даст, к тексту дамы следовало отнестись внимательно.

Вообще Элоиза, конечно же, изучала во время учёбы в Санта-Магдалена семейную историю, но не могла похвастаться особенно глубокими знаниями. Скорее, она помнила общую канву, какие-то выхваченные из контекста факты и отдельные собственные ассоциации. И всегда знала, куда пойти и где прочитать подробности, если они ей вдруг понадобятся.

Лючия писала характерным для эпохи языком и в характерном стиле — да, Элоизе случалось продираться через подобные манускрипты, но легко это не было. Она два дня сидела над тощей книжицей, пока разобрала всё, что в ней было записано. А потом спустилась в кухню, налила себе бокал вина и села на застекленный балкон большой гостиной посмотреть на сад и подумать. Благо, была ночь, ясная и звёздная, обитатели дома спали, и никто не мог помешать ей.

Если верить запискам давно почившей дамы и пересказать их современным простым языком, то выходило так, что самая сильная защита строилась на собственном внутреннем стрежне. Уверенность в себе и в своих действиях, спокойствие, терпение там, где это уместно, и умение поставить соперника на место там, где без этого нельзя. И уже на это — при наличии таких умений, конечно — можно накрутить какие-то специфические защитные опции. Их Лючия тоже описывала, но подчеркивала, что если нет внутренней уверенности в своей правоте, то и предложенная специфическая защита не особо поможет.

Способы же той самой защиты, которые описывала Лючия, были Элоизе ранее неизвестны. В школе такого не преподавали, и в книгах, которые Элоиза хаотически читала прошлым летом, их описания тоже не встречалось. Нужно было, гм, постараться и извернуться, и сконцентрироваться очень уж хитрым образом, Элоиза даже не сразу поняла, как именно это нужно сделать. В ход пошли и перстень, и камень из медальона, она и надевала их на себя, и раскладывала по сторонам, и ловила гранями лучи луны… ой, то есть уже восходящего солнца… и в этот момент всё сошлось.

Что? Она опять потеряла счет времени и досидела до утра? Но, сколько бы времени ни прошло, у неё ведь в итоге получилось!