3d, или Дела семейные (СИ) - Кальк Салма

* 30 *

Оказалось, что вечеринка в «сигме» устроена в её честь. Вот прямо так. Себастьен усадил её в почётное кресло в центре, сам занял соседнее, вокруг расположились Анна, Лодовико, Карло, отец Варфоломей, Бруно и Бернар Дюран. Элоизу тормошили и смешили, кормили вкусным, подкладывали на тарелку кусочки десертов. Всё это было необыкновенно приятно, и даже усталость куда-то отступила.

— Скажите, донна Элоиза, а вы вправду были первой ученицей в той монастырской школе, куда сегодня ездили? — вдруг спросил Лодовико.

— А откуда информация? — мгновенно откликнулась она. — Не припоминаю, чтобы делилась с кем-то историями о своих школьных успехах.

— Я так понимаю, что Гвидо времени не терял, и пока ждал вас там, что-то выведывал и вынюхивал.

— Нашёл, у кого выведывать, — фыркнула Элоиза. — Это ж первая монастырская сплетница! Теперь в тамошних россказнях он навсегда останется героем романтических историй… и едва ли не моим кавалером.

— В следующий раз мне, чувствую, придётся поехать с вами, — усмехнулся Себастьен. — До меня доходили слухи о ваших словах — кажется, вы полагали, что мне удастся взять эту цитадель без потерь.

— Я бы посмотрела, конечно, — Элоиза вспомнила историю о том, как он в день операции пришёл её навестить. — Но, знаете, там свои порядки, не мне их ломать, и в целом мне проблемы не нужны, поэтому в следующий раз я поеду туда одна, уж извините и не держите зла.

У отца Варфоломея зазвонил телефон, он глянул, извинился, подскочил и буквально выкатился в приёмную. Вернулся через пару минут и скомандовал нести ещё одно кресло. Карло демонстративно тяжело вздохнул и притащил кресло, и только он его установил, как дверь открылась, и на пороге появился кардинал д’Эпиналь.

— Я слышал, тут можно увидеть госпожу де Шатийон, которая, опять же по слухам, завтра исчезнет снова, — сказал он.

Это было удивительно, но не являлось невозможным — кардиналу изредка случалось приходить в компанию, если повод был весомым. И не во всякую компанию он приходил, конечно, главным образом — вот в эту.

Кардинал расспросил Элоизу о самочувствии и о планах на дальнейший отдых, потом предложил тост за её здоровье, и дальше неспешная беседа продолжилась уже с его участием.

Элоиза, правда, скоро снова почувствовала, что нужно идти и ложиться, поднялась и пожелала всем хорошего вечера.

— Я с вами, — Себастьен отодвинул её кресло, взял за руку и осторожно вывел наружу.

— Себастьен, я совсем без сил, — честно и грустно сказала она. — Нет, вы не утратили своей притягательности для меня, просто я, ну, почти как овощ.

— А мне зачем ваши силы? Я просто с вами посижу. И если вдруг сил чудесным образом прибавится, то порадуюсь.

— Хорошо, я вас приглашаю, идём.

— И завтра я отвезу вас к самолёту, и не думайте, что поедете сами, ещё потом наездитесь.

— Я рада, спасибо, — улыбнулась она.

— Вы какая-то тихая и ничему не противоречите, почему бы?

— Вот зарастёт шов, стану обычная, — проворчала она.

* 31 *

Он хотел было сесть на диван в гостиной и усадить её рядом, но она насколько могла решительно потянула его в сторону спальни. Сбросила туфли. Сама расстегнула молнию на спинке платья, повела плечами, сбросила его на пол. Осталась в белье, чулках и атласном черном корсажике под грудь, который надела перед ужином вместо эластичного пояса, ибо тот очень уж непрезентабельно выглядел, хотя, конечно, жить в нём было сильно удобнее. Но нужно ведь чем-то фиксировать клятый шов, и когда он ещё зарастёт!

— Сердечко моё, вы дразнитесь? — она бы не взялась истолковать однозначно вот этот его взгляд.

— Ни в малейшей степени.

— А как же — силы и прочее?

— Их как бы и нет, но…

— И что скажет ваш доктор, если вам вдруг незапланированно станет хуже?

— А она не говорила, что нельзя. Она сказала — с осторожностью. Она сказала, что знает, к кому я побегу на свидание, и добавила, что её как моего врача это устраивает. А в плане осторожности — я вам доверяю полностью.

Выдохнула и наконец-то смогла улыбнуться. Покачнулась, схватилась за столбик от кровати и тут же была подхвачена на руки.

— Фарфоровая чашечка, хрупкая и невесомая, — прошептал он с улыбкой. — Вы вообще питаетесь чем-нибудь, скажите? Вас же в руках держать страшно.

Поцеловал и осторожно опустил на постель.

— Ничего подобного, я не фарфоровая, я живая. А мы завтра опять расстанемся. Я без сил, но я верю, что если вместе с вами вот сейчас, то я их найду. Сколько-нибудь.

Он уже был рядом с ней, горячий и неторопливый.

— Всё равно фарфоровая чашечка. Я как-нибудь покажу вам, что я имею в виду. У меня такие есть. Скажите, с вас можно ещё что-нибудь снять?

— Что хотите, кроме вот этого элемента брони, — она, смеясь, ткнула пальцем в корсаж. — Он фиксирует шов.

— Он же жесткий и неудобный? — усомнился Себастьен.

— Зато выглядит намного симпатичнее удобного, поверьте. И я его специально не затягивала, только прошнуровала.

— Вы просто кладезь каких-то удивительных деталей, даже если не вполне здоровы.

— А вы — кладезь силы и уверенности, это то, чего мне сейчас не хватает.

Вытянуться, обхватить его и остаться мягким воском в его руках. До полуночи, до утра, до конца света.

15. На улице Турнон

* 32 *

В парижском особняке Шатийонов, что между улицей Турнон и улицей Конде, жизнь текла спокойно и неспешно. Из троих дядюшкиных детей с родителями жила только Марго, а Филипп и Поль с супругами и детьми приходили по воскресеньям на семейные обеды, и ещё изредка забегали, если вдруг возникала необходимость.

Элоиза выдала семье отредактированную версию причин ухудшения своего самочувствия, кратко спела хвалу Доменике Секунде за её мастерство и участие и затворилась в своих комнатах. Да-да, в этом доме у неё по-прежнему имелись свои комнаты. На втором этаже, с видом на внутренний двор, заросший вьющимися растениями. Просторная белая спальня, небольшая гардеробная, кабинет-гостиная с зеркалом во всю стену, вдоль зеркала — станок, в юности она провела у этого зеркала и этого станка много часов.

Тётушка Женевьев была дамой занятой, она преподавала в Сорбонне тонкости старофранцузского языка. Хозяйским взглядом проследила за водворением Элоизы в комнаты и прошествовала дальше по своим делам. Дядюшка Жан выспросил все новости про неё саму и про всех остальных, и тоже вернулся к своим делам, впрочем, он всегда старался по возможности заглянуть к ней в комнаты и спросить — всё ли хорошо и не нужно ли с ней посидеть и поговорить.

Пару раз они поговорили. Элоиза попыталась окольными путями вывести разговор на Себастьена, и ей это почти удалось… но прямого вопроса она не задала, а воздействию дядюшка не поддавался. Ничьему и никакому. Полина когда-то рассказала, что это дело рук Розамунды, её, Элоизиной, матери. «На всякий случай» — хмыкнула Полина, передавая материны слова. Более того, Жан чувствовал подобные воздействия, и Полина не знала — это тоже подарок Розамунды, врождённое свойство ума или приобретенное в процессе полной опасностей жизни умение. Поэтому разговор о Себастьене пришлось отложить.

Первые три дня Элоиза практически не вставала с постели. Разве что утром спускалась в столовую за парой чашек кофе и вечером приходила на ужин с Жаном, Женевьев и Марго — если Марго оказывалась дома, конечно.

Марго активно посещала разного рода выставки, презентации и прочие подобные мероприятия, и очень звала Элоизу присоединяться, уверяла, что в весёлой компании шов заживёт быстрее. Элоиза отмахивалась — не хотела она никаких весёлых компаний. Хотела отдохнуть и стать собой, прежней и деятельной.

* 33 *

Вечером пятницы в особняк Шатийонов потянулись гости. Дядюшка Жан заперся с кем-то в кабинете, и горничная Франсуаза носила туда поднос за подносом закуски, сладости, чай и кофе. Тётушка Женевьев вернулась домой из университета в компании двух коллег с кафедры, они заняли гостиную на первом этаже, пили там кофе и обсуждали организацию конференции, которая должна была произойти через месяц. Марго пропадала где-то в городе. И оттого неудивительно, что когда Филипп заскочил на минутку и привёз на выходные к деду и бабушке дочь и племянницу, то они послонялись немного по дому, а потом поскреблись в дверь к Элоизе.