Транс - Виктор Поповичев

– И у непьющих родителей рождаются дети с патологией.

– Ненавижу своего отца… Ведь я нигде не могу устроиться на работу – нет образования. А в городе кому-то из соседей написали из деревни, что было со мной до замужества. И теперь, как выйду из квартиры, так все жильцы пялят на меня глаза и шепчутся.

Печален был ее рассказ. Нет, слез в ее глазах не было, а был страх перед жизнью, ожидающей ее. И что самое плохое, она не видела выхода из тупика, в котором оказалась благодаря бабе Ане.

– Зачем я живу?.. Я не могу забыть прошлого. Верьте, дурой легче жилось… Легче!.. В том проклятом письме было написано даже то, с кем я переспала и как бегала за алкашами с гречневой кашей. А вы знаете, какие сны мне снятся?.. Словно я, как раньше, хожу с нечесаными волосами, грязная и… и мне хорошо Я радуюсь и визжу от восторга… Пожалуй, я вас утомила. Пойду я.

Она опустила глаза и вздохнула.

– Вы – сильная женщина. – Я поймал ее руку и осторожно сжал холодные пальцы. – Дай вам Бог справиться со своей памятью. Нет вашей вины, поверьте.

Подхватив флягу с молоком, я, не оглядываясь, поспешил назад. Странная штука – жизнь. Мои заботы – секреты ворожеи, которые стремлюсь разгадать; Милену влечет приключение, а смотрящая мне вслед – я чувствовал ее взгляд затылком – мается под тяжестью грехов, которых не совершала. Трудно представить себя в ее шкуре, но можно понять – тяжко ей. Усилием воли попытался отвлечь свой мозг от мыслей о Валентине, но в ушах продолжало звучать: «Я все помню!» Такая безысходность звучала в этих словах… «А стоило ли ей превращаться в „умную", чтобы жить и проклинать свое участие в грехе, совершенном неразумной, неуправляемой мозгом плотью… Жаль, что не задал ей вопрос о методах ворожеи: гипноз, травы или еще что-то? Впрочем, до того ли было бедной женщине, чтобы вспоминать технологию лечения… А ведь у того, кто написал злополучное письмо на родину мужа Валентины, наверняка есть свои грехи, огласка которых повредила бы его репутации, и грехи эти совершены в здравом уме… Какой сволочью надо быть, чтобы вредить беззащитному существу!»

– Такую кучу тряпок всякий с дороги заметит. – Васька слез с велосипеда, прислонил его к дереву. – Я Вальку встретил – веселая. Она редко такая бывает, а тут про тебя спрашивала, сказала, что ты хороший человек.

В пакете, прикрученном бельевой веревкой к багажнику, было все необходимое нам с Милкой для культурного ночлега. Кроме белья Василий привез авоську с продуктами.

– Медку вам к чаю, хрену еще привез. Мамка его с помидорами делает. Любите такой?

– Вези назад. – Я показал на авоську. – Не хватало, чтоб твои родители скандал устроили!

– Так папка сам сумку собирал, – успокоил меня Василий. – И простыни помог купить… Тот, кто посылку привез, дал отцу денег и сказал, чтоб все твои желания исполнял… А ты не сказал, что ты ученый!

«Ну и чижик!» – подумал я и решил не разочаровывать Ваську относительно своей «учености». Однако в действиях чижика угадывалась новая фаза заинтересованности руководителей «Посоха» в успехе затеянного с Архелаей-Анной предприятия.

– В селе говорят обо мне?

– Зачем?.. Батя и я – могила, рот на замок. Ты не думай, мой батя книжки читает, журналы – умный, когда водку не пьет. А еще тебе письмо передали. – Он ловко выхватил из-под рубахи тугой конверт.

Мне не терпелось вскрыть конверт и ознакомиться с посланием, поэтому я поблагодарил пацана и велел ехать домой.

Вездесущие агенты «Посоха» хорошо потрудились, выяснив, что баба Аня была лично знакома с Бехтеревым, Павловым, Зигмундом Фрейдом, о котором я много слышал, но ничего не читал. «Посоху» стало известно о переписке ворожеи с каким-то Цай Юаньпэем. Этот китаец и называл Архелаю пурпурным цветком, распустившимся в неведомой долине счастья, «где каждый может насладиться правдой красоты, очищенной от грязи семи грехов». В послании «Посоха» приводились выдержки из нескольких писем, адресованных старухе от именитых людей, на сегодня почивших в бозе. В последнем абзаце сообщалось об архиве Архелаи, большая часть которого неизвестна специалистам, и что стоимость этих бумаг фантастична.

Прямо не верилось, что старуха, которую увижу через несколько минут, была знакома с такими великими людьми.

«Надо пошарить в хозяйстве старухи… Или спросить напрямик. Зачем ей архив, если она не сегодня-завтра отойдет в мир иной?».

Милка несказанно обрадовалась, увидев пакет с бельем.

– А лифчики Жорке отдай, – сказала она, высунувшись из окна. – Пусть разрежет и сделает себе тюбетейки.

– Свистушка, – усмехнулся Жорка.

– Тот, что в сарае, давно здесь? – спросил я.

– Когда я прибыл сюда, уже лежал в ящике. Жаль его – молодой. Однако бабка меня поднимет… Ты бы сказал ей, чтоб оделась. – Йог кивнул на высунувшуюся из окна Милку. – Выпендривается!.. Красивая, стерва, вот и ставит из себя. Дал бы ты ей, чтоб не оголялась. – Он посмотрел на меня жалобно.

Милка захлопнула окошко.

Из сарая вышла старуха. Глянула в нашу сторону и, опираясь на палку, двинулась к дому.

– Чуток отдохну – и пойдем в лес, – сказала она.

– Сама кормит спящего. Даже твоей цыпе не доверила, – сказал Жорка. – Может, на озеро махнем?

Милка занялась стиркой, а мы пошли купаться на озеро.

Обратно мне пришлось тащить йога на руках – он опять заснул на берегу мертвецким сном. По совету старухи я положил его в сарае, рядом с ящиком, где спал Стоценко. И мне пришло в голову: а не напоить ли Стоценко тамусом? Глоток напитка вряд ли повредит старателю. Милка послушно принесла стаканчик и, притворив дверь, замерла, поглядывая в щель между досками.

После первого же глотка Стоценко открыл глаза и отвел рукой стакан. Обвел взглядом сарай и, увидев меня, вздрогнул и как-то обмяк. Милка, придерживавшая его голову, отдернула руки.

– Дай с мыслями собраться. – Стоценко поднес палец к губам. – Ты один?

– Это – Милка, – представил я свою подругу. – Ну?

– Попроси у старухи зеленый сундучок. Она отдаст. Там все, что надо «Посоху»… Но все – мелочь, не стоящая внимания, в сравнении со смертью. Ты можешь меня убить?.. Возьми вилы и коли в грудь. Или топором. Или обыкновенным кухонным ножом. Однако… – Стоценко закрыл глаза и затих.

Я пытался заговорить с ним, но понял, что он спит. Вновь влил ему в рот глоток тамуса – спит.

– Пошли отсюда. – Милка потянула меня за рукав. – Сбрендить можно. Рассказать кому – засмеют. Видать, добавляет ведьма что-то в молочко. Он уже умом тронутый.

Мы вышли из сарая и столкнулись с бабой Аней. Она подхватила меня под руку и повела в лес.

– А ты бы водицы с озера потаскала, сударушка. – Она повернулась к Милке.