Дом, который сумасшедший - Василий Лобов

— Ха-ха-ха… А мне передали по секретным каналам твою шутку… Лишних зубьев не бывает… Ха-ха-ха… И эту твою шутку… Хах-хах-хах… трепещу от восторга… ох-хох.

Братец Белый Полковник сбросил очередную личину, превратился в белое дымное облачко и дематериализовался в открывшееся окошко.

Личина немного посмеялась, но скоро дематериализовалась и она.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Братец персональный шофер братца Белого Полковника подвез меня к отелю «Черное яблоко», что произвело в среде братцев, находившихся перед его входом, настоящий фурор, вызванный видом моей не по рангу персонального автомобиля высокой короны. Фурор сильно повысил мое и без того беспредельно радостное настроение.

Братец Принцесса сидела во главе угла холла на диване и задумчиво смотрела сквозь окно на красивый закат фонарей, бросавших на вымоченный дождем поливальных машин асфальт огненно-серые блики. На его голове по-прежнему не было абсолютно никакой короны.

— Чего изволите? — вытянувшись перед ним в струнку бодро рявкнул я.

Он повернула ко мне лицо, в его глазах на лице было столько безумия, что струнка, в которую я вытянулся, лопнула, прозвенев по всему моему задрожавшему телу приступом жалости. Жалости к братцу Пилату III посланному на это отважное спецзадание.

Он поднялась с дивана.

— Я обещала тебе кое-что показать, пойдем?

— Куда? — рявкнул я, собирая разведывательную информацию.

— Да не кричи ты. Пожалуйста. И не делай такое лицо. На двадцать первый ярус.

Я упал. А братец Принцесса вздохнула и сказала:

— Ну перестань же корчить из себя идиота. Я тебя очень прошу: когда ты со мной, забудь об этих своих службистских штучках. Иначе я просто уйду.

Мгновенно оценив ситуацию — не выполнить спецзадание я не мог, — я вскочил на ноги. Перестал корчить из себя кого бы то ни было и законспирированно спокойно спросил.

— Ты собираешься свозить меня в Великую Мечту?

— Да.

— А меня туда пустят?

— Пустят.

— Это в моей-то короне?

— Это в твоей-то.

— Не может быть, — не поверил я.

Мы вышли на улицу. Так как братец Принцесса молчала, я спросил:

— Ты часто выходишь за Железный Бастион?

— Почти каждый день.

— Странно, ни разу не ставил печать в твою прописку. Наверное, ты никогда не выходила через Южный шлюз.

Братец Принцесса вдруг остановилась, внимательно посмотрела на меня… и рассмеялась.

— Какой же ты все-таки смешной…

Я было хотел пересказать ей свою шутку о лишнем зубе и шутку о том, как я трепетал от восторга, когда нужно было трепетать от ужаса, чтобы он понастоящему поняла, какой я смешной, но почему-то передумал. А братец Принцесса мечтательно заметила:

— За Южным шлюзом очень красиво. Если нам повезет и луну не будут закрывать тучи…

— Луна, тучи… Как это? — не понял я.

— Увидишь.

Пожав плечами, я как бы невзначай проговорился:

— Конечно, увижу. Меня зачислили в группу поиска, слава Самому Братцу Президенту. Завтра первый выход.

— Днем?

— Естественно.

— Днем на небе светит солнце.

— А это еще как?

Теперь братец Принцесса пожала плечами.

— Как тебе сказать… Солнце — ласковое, теплое, нежное… Оно похоже на очень большой и очень яркий фонарь, подвешенный прямо к небу… к потолку… Только его никто никуда не подвешивал, оно ни на чем не держится, оно плавает в синеве.

— Это все испарения, — не поверил я. — Ядовитая окружающая среда выделяет в атмосферу вредоносные испарения, которые вызывают у братцев иллюзии.

— Ты в это действительно веришь? — улыбнулась братец Принцесса.

А мне стало как-то не по себе — я вспомнил, сколь противоречивыми были приказания братца Белого Полковника и братца Цезаря X, и никак не мог сообразить, как мне дальше вести себя с братцем Принцессой: поддакивая его бредням, способствовать его психическому расстройству или, напротив, возражая, способствовать укреплению психики. С другой стороны, я не знал, к чему приведут как поддакивания, так и возражения — ни братец Белый Полковник, ни братец Цезарь X меня на этот счет не инструктировали. Потом я подумал, что на братце Принцессе столькожезубая корона, как и на Самом Братце Президенте, и, значит, согласно всем инструкциям, я должен верить этой короне беспрекословно, что бы она ни говорила, верить беспрекословнее, чем коронам братца Белого Полковника и братца Цезаря X вместе взятым, так как в них было на один зуб меньше. Эта дума моего ума крайне усилила и без того крайне амбивалентное чувство всего меня к братцу Принцессе. И тогда я решил: раз, согласно всем инструкциям, я ему верить должен, верить буду, но раз, согласно всем инструкциям, верить бреду я не имею никакого права, верить не буду, то есть буду верить, не веря. После этого я поразился силе своего ума, а потом совсем запутался. А тут еще братец Принцесса надела перед таможней на голову свою двадцатиоднозубую корону, и я запутался бесповоротно.

Братцы таможенники не посмели не то что обшарить наши карманы, но даже взглянуть на прописки, и мы вступили на ковровую дорожку спецлифта, вступив на которую, я подумал о том, что вот наконец-то и увижу глазами Великую Мечту, о которой до сих пор был только наслышан по самые уши.

Всю дорогу вниз я чувствовал себя не в своей короне. Братец Принцесса взяла меня за руку. Его рука была маленькая, ослепительно черная, теплая, нежная… совсем как солнце, о котором он мне рассказывала и которое было всего лишь иллюзией… Да он и сам была как иллюзия. Я вдруг решил, что мне хорошо с ним, хорошо так, как никогда и нигде не бывало ни с одним братцем, отличался он от меня физиологически или нет. Даже лучше, чем в хранилище на стуле под портретом Самого Братца Президента, даже лучше, чем с братцем Белым Полковником. И вовсе не потому, что братца Принцессу венчала двадцатиоднозубая корона, а просто не почему.

Когда на двадцать первом ярусе мы вышли из лифта, удивленным глазам братца Пилата III открылась Великая Мечта.

Несмотря на то, что уже наступила ночь, Великую Мечту вовсю освещал яркий поток света, лившегося прямо из очень высокого потолка, который представлял из себя словно бы одну огромную лампу. Над нами в воздухе плавали непередаваемо красивые автомобили, по тротуарам с рядами самодвижущихся дорожек разъезжали, дыша пьянящим воздухом Великой Мечты, непередаваемо красивые братцы и братцы, несколько от них физиологически отличающиеся…

Мы стояли на одном из краев огромной красивой площади, где были скульптуры и фонтаны. От нее во все четыре стороны разбегались широкие улицы, и на этих разбегавшихся улицах тут и там располагались бесчисленные магазины с бесчисленными витринами, забегаловки, над дверями в которые раздевались, а раздевшись — гасли огненные братцы, несколько от меня физиологически отличающиеся, киношки с вынесенными прямо к тротуарам большими экранами, театры, за прозрачными стенами которых братцы в причудливых фраках разыгрывали перед прохожими забавные сценки из жизни счастливчиков… и все остальное красивое до сногсшибательности, что искрилось искрами, переливалось переливами, сияло сияниями, манило, кружило корону, и от чего я чуть не упал, но не посмел в присутствии братца Принцессы, согласно полученной от него инструкции, и от чего у меня с непривычки сильно потемнело в глазах.

У меня так сильно потемнело в глазах, что я чуть было не забыл приподнять корону, когда рядом проехал на самодвижущейся дорожке какой-то странный братец двадцатизубочник. Корону я все-таки приподнял, а братец Принцесса сказала:

— Это же робот…

— Что такое робот, братец Принцесса?

— Я просила тебя не называть меня братцем! Робот — это механический человек…

— Механический что? — не понял я.

— Ну, механический братец. Слуга.

— Чей слуга? — встрепенулся я.

— Да всех, кто тут живет.

— И Самого Братца Президента?

— Конечно.

— Ты что, хочешь сказать… — В глазах у меня потемнело окончательно. — Ты хочешь сказать, что под Самим Братцем Президентом тоже есть слуги?

— Ну хозяин, если тебе так больше нравится. Что-то вроде счастливчика, но только механического.

— Понятно, — успокоился я. Ну, заговаривается братец, так ведь он с приветом. — Ничего себе счастливчик, быть бы мне таким счастливчиком с такой-то короной!

Братец Принцесса вдруг здорово разозлилась, а разозлившись, сорвала с головы и спрятала в сумочку свою двадцатиоднозубую красавицу.

— Когда ты со мной, ни перед кем, слышишь, ни перед кем не смей снимать свою дурацкую корону!

Несколько минут после этого приказа мы молчали. Самодвижущаяся дорожка свернула за угол одного из домов. Я увидел магазин, в витринах которого было и то, чего не было, так как этого не могло быть никогда. Я подумал, что это мне только кажется от темноты в глазах, отвернулся, но увидел кое-что еще почище в витринах магазина напротив того магазина, в витринах которого мне казалось. Это «еще почище» мне казалось вдвойне. Отворачиваться больше было некуда. Тут мой умный ум решил, что я свихнулся окончательно и что, скорее всего, магазины мне тоже только кажутся. Я спросил: