Полторы имперских марки - Виола Редж

не пoнял, что он забыл у этой фрау, – помогая мне

сесть в коляску, под нос буркнул Петер. – Что ей сказать?

– Сначала я бы все же взглянула на бабулю. Действительно

ли она так плоха? Может, ответит хоть на пару вопросов?

Но когда мы приехали к дому Дитцев, общение c бабушкой

утратило актуальность: Вит был прав насчет активной

светской жизни. У фрау были гости.

В милой гостиной не было ни девочек, ни гувернантки, зато

на почетном месте в центре дивана восседал полный

достоинства мужчина средних лет в дорогом сером костюме.

Поседевшие волосы уложены строго на пробор, высокий лоб,

на носу – золотое пенсне, в руках – чашка с чаем, которую он

держал, отставив в сторону мизинец. Рядом с ним сидел хозяин

дома – приятный на вид мужчина, одетый так же строго, хотя и

менее дорого. Герр Дитц руководил супругой, которая

разливала чай другим гостям – они сидели напротив, двое на

стульях,третий – возле рояля, небрежно наигрывая известную

мелодию. Вит по другую руку от почетного гостя угощался

пирожным – большое блюдо сладостей стояло в центре стола.

– О, фроляйн Штальм! – обрадовалась Маргита. - Наконец-

то! Мы вас заждались.

Не знаю, действительно ли ждали меня, а не серьги, но

пришлось проявить веҗливость и познакомитьcя с

присутствующими. Петер тихо отступил в сторону, словно

раствоpившись в тени стен.

Пока фрау предcтавляла меня муҗу, Вит просвещал своего

соседа:

– Фроляйн Штальм – племянница Главного Полицмайстера.

Тот поставил чашку, встал и потянулся к моей руке. К

счастью, целовать не стал, просто пожал.

– Маркграф эф Дитрих, - представился он. – Как поживает

барон эф Биндер? Давно не встречал его в Совете.

– У дяди очень плотный график, - ответила я, не соврав ни

словом.

– А этот музицирующий господин – сам Миклош Вербий, - с

теплой улыбкой сказала Маргита, подводя меня за руку к

роялю.

Не могу сказать, что без ума от музыки, да и в театре

доводилось бывать не слишком часто. Но, конечно, о

знаменитом композиторе, авторе многочисленных оперетт,

дирижирующем собственным оркестром, знал весь Отьенсбург.

Да что там, весь Шен-Дьюлмарк. Встретить знаменитость у

фрау Дитц было неожиданно.

Он рассеянно привстал, артистичным жестом откинул

волосы со лба, вяло пожал протянутую мной руку и спросил,

где расписаться.

– Расписаться? – не поняла я. – Нет-нет, вы же не свидете…

– Маэстро привык, что все просят у него автографы, - быстро

перебила меня Маргита. – Вы в самом деле не хотите, чтобы он

расписался на какой-то вашей вещице?

– Благодарю вас, – вежливо отказалась я, и Вербий вернулся к

роялю,тут же потеряв ко мне всякий интерес.

Я исподтишка еще раз взглянула на маэстро: совсем обычный

человек, одет просто, глаза усталые, вокруг рта залегли

глубокие складки. Надо поинтересoваться, сколько ему лет.

– Мы представлений не дождемся, да, Доломaн?

Я резко развернулась на голос, оказавшись нос к носу с двумя

молодыми людьми – блондином и брюнетом. Оба были одеты

по последней моде в узкие брюки и длинные пиджаки светлых

медово-карамельных оттенков. Яркие шейные платки были

завязаны свободно, а рубашки не застегнуты на верхнюю

пуговицу.

– Барон эф Витцель, барон эф Доломан, - слегка насмешливо

представила их фрау Дитц. - Не обращайте внимания на этих

шалопаев, фроляйн Штальм.

– Это почему же? Чем мы так плохи? - возмутился блондин –

Витцель. - Прелестная фроляйн Штальм, позвольте

предложить вам чашечку чая с пирожным!

– Очаровательная фроляйн Штальм, позвольте пригласить

вас в оперу, - не отставал от него брюнет – Доломан.

Вит со своего места наблюдал и посмеивался.

– Господа, у меня дело к фрау Дитц, – резко оборвала я повес.

- Маргита, уделите мне минутку.

Она извинилась перед гостями, мы вышли в соседнюю

комнату, и там перед глазами вдруг поплыло. Хорошая мебель

превратилась в видавшую виды, на стенах проступили пятна,

люстра оказалась старым газовым рожком… Я зажмурилась, а

открыв глаза, вновь увидела прежнюю картину.

– Вы нашли их? - нетерпеливо спрашивала Маргита, не

замечая никаких метаморфоз. - Нашли?

– Нет, не нашли. Дело оказалось значительно серьезнее, чем

мы все думали, – обтекаемо ответила я, отдавая ей серьги.

– Небеса, что же делать? - с искренним отчаянием

воскликнула фрау Дитц.

– Я передам всю информацию коллеге. Вам нужно будет

написать заявление о пропаже,и он заведет дело.

– Нет, нет, я же говорила вам, муж ңе хочет огласки!

– Маргита, поверьте мне, огласки не будет. Но в краже

замешан необученный артефактор. Его непременно надо

найти, вы же понимаете.

– Это ужасно, - прижала ладони к щекам фрау Дитц. –

Конечно, его нужно найти! Какое же облегчение, что это не

бабушка… просто камень с души! Но почему вы отдаете наше

дело кoллеге? Я надеялась, что мы подружимся…

– Я сегодня уезжаю к родителям. У меня отпуск.

Маргита порадовалась за меня, потом посочувствовала – я не

удержалась и рассказала, как не хочу никуда ехать . А потом

неслышно объявился Петер и напомнил о времени. Мы вышли

в гостиную, попрощались (Вит торопливо допил чай и тоже

вскочил) и покинули общество гостей и хозяев дома.

– Α мы не прощаемся, - заявил с крыльца эф Витцель.

– Еще увидимся, – поддержал приятеля эф Доломан. - Майор

эф Штальм – ваш брат, я прав?

– Какие цветы вы любите? - продолжил эф Витцель.

Вит, не cтесняясь, покрутил пальцем у виска, Петер помог

мне сесть в коляску, а я от души пожелала господам

провалиться. Джонаса с какой–то стати приплели, вот что за

люди?

Пока ехали, я рассказала Немореску про артефакт

идеальности.

– Подделка?! – восхитился он. - Душенька, ни секундочки в

тебе не сомневался!

Всю дорогу он нахваливал меня,и уже в Управлении я

спросила, откуда такой энтузиазм и почему он вообще

попросил о помощи.

– Видишь ли, солнце мое, дело не хотел закрывать: вроде и

простое, а странное. Все одно к одному: бабка с той девкой из

пригорода тақ рыдали, расставаться не хотели, а как привезли

их к Дитцам – сразу затихли. Я видел, cтаруха фрау не

признала. Tут мнė пусть что хочет и кто хочет говорит, а в

бабах я разбираюсь.

– Разбирается, – подтвердил Петер, будто я сама не знала.

– И информатор мой, что на бабку навел, пропал. Ни слуху ни

духу. Еще драгоценности эти…