Право учить. Повторение пройденного - Вероника Иванова

Старик оставил без отеческой ласки своих малолетних детей, чтобы заниматься чужим, никому не нужным отпрыском. Не всякому под силу такая жертва. А он смог. Наверняка, ни на миг не переставал думать о малышах и тревожиться за них, но не давал мне почувствовать неладное. Щедрый дар, принося который, шадд’а-раф не мог рассчитывать на будущие выгоды. Хотя бы потому, что Путь, предписанный мне к прохождению, мог оборваться раньше срока. И чем я отплатил за бескорыстие и благородство тому, кто всеми силами старался позволить ребёнку побыть ребёнком? Ох...

Стыдно? Ещё как. Самое нелепое: даже прощения попросить не могу. Не за что. Выше по течению времени я не знал того, что знаю сейчас, но поступал так, как считал правильным. Разумеется, иногда «правильность» подменялась детской обидой или яростью, а мой разум не умел отличать одно от другого. И сейчас-то не слишком научился... Знаю, что ответить старику. И отвечу. Но удовлетворит ли его мой ответ?..

Шурх, шурх. Мягкие войлочные тапочки шуршат по натёртому паркету. Плюх! Ладошки упираются в стол, чтобы остановить скольжение. Ребёнок, он и есть ребёнок.

Смотрю в счастливые глаза, переливающиеся золотистыми искорками.

— Хорошо спала, маленькая?

Довольная улыбка служит мне ответом.

— Позавтракала?

Взгляд становится слегка растерянным, потом озаряется внезапной догадкой, и с возгласом: «Я сейчас!» Ирм уносится прочь из библиотеки, чтобы несколько минут спустя вернуться, обеими руками удерживая не столько тяжёлый, сколько неудобный груз, и с забавной сосредоточенной миной на личике стараясь сохранить равновесие.

На полированную столешницу опустился поднос со снедью.

— Вот!

Блинчики? Омлет? Горячие булочки? Я столько не съем. То есть, съем, но рискую при этом маяться животом до обеда.

— Вообще-то, в этой комнате не принимают пищу, — виновато почёсываю шею, а мьюр, выглядывающий из-за книжного шкафа, прямо-таки испепеляет меня взглядом.

— Лайн’А сказала: можно! — Девушка отчаянно закивала головой.

— Ну, если Лайн’А сказала, — как она забавно произносит имя волчицы: «Лаайна’Аа»... — Впрочем, ругать за крошки будут меня, а не её.

— А если dou постарается быть аккуратным? — Голос, раздавшийся за моей спиной, счастлив и тревожен одновременно: такое состояние души свойственно женщинам, носящим в своём чреве будущую жизнь, а Лэни входит в их число. Месяца два уже, если не больше.

— Насорю обязательно, ты же меня знаешь.

— Знаю. Иди, погуляй, малышка: я скоро приду.

Ирм — понятливый ребёнок, и не заставляет два раза намекать на то, что взрослые хотят посекретничать. Уходит. Нет, убегает, весело шурша тапочками. А Лэни начинает расставлять передо мной принесённый завтрак.

Есть что-то странно уютное в женских руках, занятых домашними делами. Что-то спокойное и уверенное, простое и сложное, загадочное и в то же время, не требующее объяснения. Мне нравится смотреть на смуглые пальцы, бережно касающиеся хрупкого фарфора, на блестящие чёрные волосы, заплетённые в косу, на слегка потяжелевшую и ставшую ещё прекраснее фигуру. Если бы я мог хоть раз согреться в тепле лилового взгляда... Нет, не получится. По крайней мере, не сейчас, когда в ласке волчицы нуждаются те, что ещё не могут громогласно заявить о своих желаниях.

— Вы не хотели меня видеть, dou?

— Почему ты так решила?

— Вы смотрите... с сожалением. Я помешала Вашим занятиям?

— Нет. Да и какие занятия? Так, книжку листал.

— Полночи? Должно быть, увлекательное чтение, — Лэни ловко балансирует между ехидством и почтением.

— Кстати, об увлекательности. От кого ждёшь приплод?

Понимаю, что вопрос звучит не слишком вежливо, и пытаюсь смягчить впечатление выражением искреннего интереса на лице, но зря стараюсь: моя собеседница не обижается.

— Почему Вы спрашиваете?

— Приступ рассеянности приутих, и я, наконец-то, понял, почему ты проводишь дни в человеческом облике.

— О, так вот, о чём вы читали... — понимающе улыбается волчица. — Да, он был человеком.

— Был? Ты что, его съела?

— Конечно же, нет, хотя... Он такой аппетитный... И большой.

Большой? Аппетитный? Ой-ой-ой. Не хочется думать, но...

— Я его знаю?

Молчание, сопровождающееся потупленным взглядом.

— Лэни, ответь.

— Разве это так важно?

— Лэни.

Не хочу повышать голос, даже в этой игре.

— Право, я бы не хотела...

— Лэни, я жду.

Пауза, завершившаяся невинным:

— Твой знакомый великан.

Меня хватает только на то, чтобы спросить:

— И когда ты успела?

— Долго ли, умеючи?

Волчица смотрит на меня сквозь полуопущенные ресницы, довольная произведённым эффектом.

Всё-таки, осуществила неизбывную страсть к улучшению породы. Что ж, могу только похвалить. А для заметания следов наверняка воспользовалась своими излюбленными «духами», которые в соответствующей концентрации быстро и надёжно гасят у партнёра память о нескольких последних часах жизни. Вспомнить можно, но только в том случае, если случайные любовники встретятся и окажутся в объятиях друг друга вновь. А повторной близости Смотрительница Внешнего Круга Стражи не практикует. Во избежание сложностей и возникновения взаимных претензий.

Растерянно тру лоб, собираясь с мыслями. И когда беглянки возвращаются домой, требую:

— Чур, если в помёте будет рыженький, возьму себе!

Лэни растерянно распахивает глаза:

— Зачем, dou?

— Как это, зачем? Мне ведь полагается личный слуга, разве нет? А с такой родословной...

— А почему именно рыженького хотите взять?

— Значит, по второму пункту возражений нет?

Лиловый взгляд обиженно темнеет:

— Вы ожидали отказа? Именно от меня?

Ну вот. Доигрался. Подумать только, как легко мне удаётся задеть чувства волчицы! Странное умение я приобрёл. Или же...

Едва удерживаюсь от желания залепить самому себе подзатыльник. Неужели с каждым днём существования я только тупею? Если собеседник горячо реагирует на каждую мою фразу, неважно, шутливую или серьёзную, это означает одно: он открыт. Полностью. И разумом, и сердцем. А в такой ситуации любое неосторожное слово может нанести смертельный удар. Вот и Лэни... Признавая за мной наследственное право призвать на службу оборотня, несказанно огорчилась, когда из нелепой шутки сделала горький вывод: я плохо о ней думаю. На самом деле всё совсем не так, но... Только бы не упустить момент!

— Послушай меня внимательно, Смотрительница. И смотри прямо в глаза! Я знаю: ты не откажешь. И никто другой не откажет, если речь идёт о правах, принадлежащих мне с рождения. Но ещё лучше я знаю, что моя прихоть может обернуться болью. И для меня, и для... моей игрушки. Тем более, если брать её против воли. Поэтому можешь не волноваться: я не собираюсь заводить слуг. Обойдусь своими силами, как обходился до сих пор. А это... Была всего лишь шутка. Я ясно объяснил?