Ева и её братья - Елена Леоновна Барбаш

сильно испортилось после этого сообщения. Отчётливо повеяло международным скандалом. Хорошо ещё, что эта бомба не обнаружилась у ИГИЛ.

Ему не составило труда выяснить, кто именно из его подчинённых дал разрешение на списание и продажу станков. А бомба шла, так сказать, бонусом. Того немедленно уволили. Афишировать эту историю было, по понятным соображениям, нельзя. Но всё это безобразие напомнило ему о том, что у «Вулкана» есть лицензия на внешнеэкономическую деятельность. И просто отозвать её пока не получалось. Пока Коньков является директором предприятия. Именно в этой лицензии и была загвоздка.

Вернувшись в Россию, Иван Сергеевич попросил досье Конькова. Там, в числе прочего, лежал донос от уволенной Коньковым бухгалтерши о перерасходе средств при ремонте трибуны для международной выставки в Красноармейске.

«Отлично», – подумал Иван Сергеевич и набрал номер прокурора. На следующий день против Конькова было возбуждено уголовное дело о нецелевом использовании средств. Маховик завертелся.

Ещё через две недели все газеты уже пестрели заголовками о деле против оборонного генерала. Собственно, все эти статьи Ева и видела потом в интернете.

Конечно, эту же подборку принесли Моше. Он облегчённо вздохнул и пошёл докладывать начальству.

Москва. 2006 год

От тюрьмы да от сумы…

У Конькова скакало давление (побудьте-ка год под следствием!), и это был хороший повод пересидеть неприятности в больнице.

Коньков заехал в своё КБ завизировать срочные бумаги и отдать распоряжения заму, чтобы спокойно – с чувством, с толком, с расстановкой, как и положено солидным людям, – госпитализироваться.

Он оглядел кабинет, захлопнул папку «На подпись» и уже собрался нажать на кнопку старомодного селектора, чтобы секретарша вызвала служебную машину, как в кабинет буквально ворвался свеженазначенный – взамен проворовавшейся тётки – главбух.

– Александр Владимирович! Петрушка какая-то! Счета заморожены – вот только что уведомление из банка пришло. Нам как зарплату платить послезавтра?

Коньков указал вошедшему на стул и устало откинулся в кресле, перебирая в уме варианты развития событий и время, которое понадобится на то, чтобы это разрулить. Выходило не быстро.

– Эпидерсия… – протянул он. – От с-с-суки!

– В каком смысле, Александр Владимирович? – ошалело переспросил главбух.

– В прямом! Подождите, дайте прикинуть.

Главбух с надеждой воззрился на замершего Конькова. Тот в задумчивости уставился куда-то чуть повыше его плеча и после паузы спросил:

– Вадим Казимирович, сколько времени может занять процесс залога квартиры?

– Пару-тройку дней, всё зависит от того, в порядке ли документы…

– У меня всегда документы в порядке, – чётко выговаривая слова, произнёс Александр и тут же повеселел. – Ага, значит, успеваем. Задержка в выплате будет максимум день. Отлично!

Он наклонился к селектору.

– Анечка, пусть подают машину.

Не дожидаясь ответа, он стремительно встал, обогнул стол, хлопнул главбуха по плечу и, обернувшись у двери, веско сказал:

– Мои люди не могут остаться без зарплат ни при каких обстоятельствах. Я всё решу и позвоню. Надеюсь, вы понимаете, что этот разговор должен остаться между нами?..

Ускоренная процедура залога роскошной квартиры Конькова в сталинке и вправду заняла пару дней – даже задержки в выплате зарплаты не случилось.

Теперь, когда вопрос был решён, можно было укладываться в больницу.

* * *

На его беду, отделение ЦКБ находилось за МКАДом. Московская область – не Тель-Авив и даже не Лондон, но, тем не менее, выезд Конькова за пределы Москвы оказался очень кстати его недругам: Александр нарушил подписку о невыезде и дал хороший повод начать новый виток прессинга. Особенно отличился следователь Пигоров.

Дело было так. Иван Сергеевич, тот самый замминистра, пришёл в полное недоумение от непонимания Нордическими их места в иерархии. Мало того, что экспорт у них идет напрямую, минуя великую и ужасную государственную корпорацию-монополиста, так ещё тут какой-то инженеришко, который бог знает что о себе вообразил, затеял разбирательство с бомбой, украденной из филиала его предприятия. Когда Коньков передал дело в прокуратуру, ему на следующий же день позвонили и объяснили, что не надо так горячиться. Но тот, похоже, не понял и устроил пресс-конференцию. Тогда и было возбуждено насквозь фальшивое дело о нецелевом использовании средств для постройки трибуны. Но Коньков и тут не понял. И снова дал пресс-конференцию уже под подпиской о невыезде. Журналисты приехали к нему в загородную больницу.

Именно тогда Иван Сергеевич и спустил по начальственной вертикали ёмкое русское слово, которое, обрастая деталями, дошло наконец-таки до следователя Пигорова. Начальство, зная его подлый характер, дало ему самые широкие полномочия.

Надо сказать, что Коньков умел наживать себе врагов. С первой же встречи с Ваней Пигоровым он на человеческий контакт не шёл, был чистоплюйственно вежлив и всячески подчёркивал разницу в общественном положении. Он, конечно же, оскорблён в своих лучших намерениях, однако священная корова государства для него неприкосновенна, и весь предназначенный истинным виновникам гнев достался крайнему Ване.

Следак Ваня хорошо понимал правила игры, устройство Системы и то, чего от него ждут. Такой системе нужны персонажи, в характере которых готовность подобострастно вылизывать начальству сочетается с острым желанием продать родную маму за небольшой по местным масштабам кусочек власти.

И тут Пигорову дали отмашку, что всё можно. Наконец настал приятный момент поквитаться с заносчивым фраером. Взяв с собой парочку дюжих бугаёв, Ваня в служебной «Волге» отправился в ЦКБ. Вломившись в палату к Конькову, Пигоров злорадно сообщил: «Подписку о невыезде нарушил? Быстро собрался и на выход».

Александр ехать категорически отказался. Он до последнего не верил, что с ним могут так поступить. И вокруг никто тоже не мог поверить. Прибежавший дежурный врач, повысив на Пигорова голос, на что требовалось отдельное мужество, пытался объяснить, что у Александра давление 190 на 110. Но его оттолкнули, а Конькова, подхватив под мышки, вытащили из кровати и поволокли по коридору.

* * *

Пока его тащили, перед глазами его стояла одна картинка. Родительская квартира в украинском городке, где прошло детство. Обыск. Всё – вещи, бельё, книги – перевёрнуто, сброшено на пол. Запах валокордина, плывущий в воздухе. Сдержанный, даже слегка заторможенный отец, кусающая губы мать. Домработница Анастасия капает матери лекарство на сахар. И они с сестрой – выкинуты из постелей, потеряны, не понимают, какое отношение имеют к их семье эти люди в штатском, почему перетряхивают их вещи, книги, игрушки…

Что они искали, что надеялись найти?

Отец Александра Владимир Коньков был директором крупного оборонного завода в Краматорске.

Несмотря на то, что мама Владимира была русская, его папенька, старый большевик, записал сына евреем. Что было очень странно, потому что при заключении брака взял он русскую фамилию жены. Казалось бы, уж ассимилироваться