Перестройка - Игорь Борисович Гатин

Круг же его личных интересов всё больше смещался в гараж. Там у них подобралась очень неплохая компания в основном из бывших, как и он. Руки у него всегда росли откуда нужно, и он с удовольствием копался в собственной «Волжанке», поддерживая её в идеальном техническом состоянии, и не отказывал соседям в бескорыстной квалифицированной помощи. А за бескорыстную помощь на Руси всегда было принято расплачиваться чем? Правильно! А ещё и в приятной компании… Ну как тут откажешь? Тем более что здоровье всегда было богатырское, никакого похмелья. Разве что эти шумы чёртовы? И откуда они только взялись? В последнее время он незаметно начал ловить себя на мысли, что уже поскорее хочет закончить всю эту канитель со свадьбой и как-нибудь в субботу позвать Ромку с собой в гараж. Показать ему своё хозяйство, поболтать по душам, приятелям представить. Почему-то он не сомневался, что тот всем придётся по душе. Вот только как Зинаида Алексеевна к этому отнесётся?

* * *

А Ромка с Викой наслаждались медовым месяцем. Да-да, иначе и не назовёшь. Им была предоставлена полная свобода на встречи и общение. Понятно, что общение в их случае, как бы оно ни начиналось – кино, театр или просто встреча после, а зачастую и вместо учёбы, – при первой же возможности незаметно и неизбежно перетекало в койку. Причём койка в данном случае – название метафорическое. Потому что в её роли до решения пожениться успешно могли выступить и комната в общаге, и квартира друзей, и последний ряд в кинотеатре, и даже (о, ужас!) лестничная площадка в подъезде. Теперь же им было позволено уединяться в Викиной комнате, чем они беззастенчиво и пользовались, не зная меры. Это по мнению Зинаиды Алексеевны. Впрочем, пока она его держала при себе. Чем не медовый месяц? А однажды они выкинули коленце…

Ромка, уходя с тренировки, оставил незапертым окно в спортзале. А надо заметить, что их боксёрский зал был лишь малой частью целого спортгородка в цоколе Главного Здания МГУ, включающего в себя ещё залы борьбы, гимнастики, тяжёлой атлетики и бассейн с душевыми и раздевалками. И вот поздно вечером они с Викой, прихватив ещё Женьку с подругой, влезли в это самое окно и, пройдя неосвещёнными пустынными коридорами, оказались в огромном, тёмном помещении бассейна. Неподвижная гладь воды серебрилась в лунном свете, проникающем сквозь гигантские арочные окна. Было тихо и жутко. Девчонки отчаянно трусили и уже жалели, что ввязались в столь стрёмную авантюру, поначалу представлявшуюся романтической забавой. Ромке тоже было не по себе, но не отступать же! Он быстро разделся донага. Приглашённая Женькой на крутое приключение Нина Курочкина, студентка второго меда, отличница и даже кандидат в члены КПСС, почувствовала, как краска мгновенно залила лицо, а сердце забилось ещё чаще. Она быстро и демонстративно отвернулась, успев, однако, испытать два совершенно противоположных чувства – сожаление о собственной неблагоразумности и неподдельное любопытство. А потому, поизучав какое-то время белый кафель на стене, аккуратно и чуть-чуть повернула свою хорошенькую головку к месту развития событий. Увидеть же успела только сухопарый Ромкин зад, который белым пятном мелькнул над водой, после чего целый веер брызг обдал их с головы до ног! Через мгновение из воды показалась мокрая голова с довольно улыбающимся лицом: «Класс! Прыгайте скорее!» И они попрыгали, также предварительно раздевшись догола. Нина ещё думала остаться в трусиках и лифчике, но потом поняла, что с ними, мокрыми, потом одни проблемы будут, и махнула рукой – ребята вроде приличные. Вика же в Ромкиной компании вообще ни о чём не думала, а просто с визгом и хохотом сиганула в воду в чём мать родила! Только мелькнула в лунном свете ладная точёная фигурка. Потом они дурачились в воде, брызгались и хохотали как безумные, пока не разбились по парам и не уединились в разных концах бассейна. Вода приятно ласкала разгорячённые тела, тихо плескалась о бортик, а Ромка нежно гладил мокрые, тяжёлые волосы цвета спелой пшеницы и ощущал себя самым счастливым на всём белом свете. Но счастье на то и счастье, чтоб быть мимолётным. Тяжёлые двустворчатые двери, ведущие в душевые, беззвучно отворились, и по кафельному полу дробно застучали форменные милицейские ботинки, гулким эхом отдаваясь под высоким, утопающем в темноте потолком.

Они не сразу осознали, что произошло. Настолько ирреальными казались чёрные тени, рассредоточившиеся по всем четырём сторонам бассейна. Какое-то время сохранялась тяжёлая театральная пауза. Они сбились в самом центре, стараясь держаться как можно дальше от этих зловещих силуэтов. Наконец зазвучали слова. И тон этих слов был казённо-официальным, так хорошо знакомым Ромке по армейским временам. «Выходим по одному. И без фокусов!» «Какие уж тут фокусы? И что, девчонкам тоже голыми выходить под пристальными и наверняка похотливыми взглядами? Ну уж хрен! В конце концов, что они такого сделали – всего-то купались в бассейне». Мысли вихрем пронеслись в Ромкиной голове, и он с удивлением услышал собственный голос: «Мы не выйдем, пока вы не покинете помещение. Нам нужно одеться…» В ответ – секундное замешательство, и уже не холодно-командным, а скорее по-деревенски сварливым голосом: «Ишь, умник нашёлся! А о чём ты думал, когда голым в бассейн сигал?»

Всё встало на свои места. Голос явно принадлежал какому-нибудь прапорщику из шестого отделения милиции, охраняющему МГУ. Их, видимо, засекли ещё в самом начале, тем более что окна шестого отделения выходили ровно на окна спортзала, через который они залезали. «Вот дураки! Точнее, дурак – он. Потому что всё придумал и так бездарно организовал». А потом за ними наблюдали, предполагая, что они залезли, что-нибудь украсть. А они вместо того, чтобы воровать, резвились как дети… «Но выходить голыми под чужими взглядами они всё равно не будут!» Так и получилось. После недолгого препирательства менты дружно отвернулись, а они быстро вылезли и принялись судорожно натягивать одежду прямо на мокрые тела. Вика при этом даже улыбалась, ей ужасно нравилось приключение, а о последствиях она и не думала – она же с Ромой. Ромка уже успокоился, в уме прикидывая: что им может грозить? Женька выглядел невозмутимым. Как всегда. И только на Курочкину было жалко смотреть – её зубы стучали, по щекам текли слёзы, и она, тихонько поскуливая, всё причитала: «В партию теперь не примут, из института выгонят…» И периодически с ненавистью поглядывала на Женьку.

Она-то их, можно сказать, и спасла. Дежурному по шестому отделению доложили, что засекли группу воришек, которые через окно проникли в спортзал. Слегка удивившись, что можно