Ее темные крылья (ЛП) - Солсбери Мелинда

Его улыбка становится шире.

— Ты приплыла сюда?

— Я сорвала цветок, — я подняла мокрый нарцисс. — И земля открылась подо мной, а потом я оказалась в море.

— Не море, милая Кори. Стикс.

Я кашляю. Хорошо, что я не проглотила воду.

— Это еще сон? — с надеждой спрашиваю я.

Гермес качает головой, и паника начинает проникать в меня. Я протягиваю запястье, проверяю пульс, радуясь, когда нахожу его.

Гермес смеется.

— Ты все еще не мертва, Кори. Я… — он замолкает, улыбка увядает, он оглядывается на лес за собой.

Я тоже смотрю, но там ничего нет.

— Слушай, ты можешь мне помочь? Я знаю…

Гермес поднимает серебряную ладонь, и я замолкаю.

Долгий миг слышно только мое дыхание.

А потом что-то в глубине леса визжит.

Тут же раздается треск веток, словно что-то большое несется по лесу на большой скорости, двигаясь сюда. Мою кожу покалывает, страх сдавливает тисками грудь.

Я поворачиваюсь и бегу к берегу, скользя на камнях, бросаюсь в Стикс, пытаюсь плыть против течения, размахивая руками. Я слышу, как зовет Гермес. Я не знаю, меня ли, и не проверяю, не останавливаюсь.

Волны бьют меня по лицу, я отклоняю голову, чтобы вода не попала в нос, глубоко вдыхаю и ныряю. Я не знаю, куда плыву, плана нет, но мне нужно убраться подальше от пляжа, от того, что в лесу.

Что-то царапает мою спину, плащ натягивается, сковывая меня, и меня вытаскивают из Стикс.

Мокрые волосы прилипают к лицу, закрывая глаза, но я не могу двигать руками и убрать их. Потом давление на спине пропадает, и я падаю. Я успеваю прикрыть лицо и падаю животом на гальку.

Я переворачиваюсь, тело ноет от удара, а потом я забываю обо всем, глядя на трех существ вокруг меня.

— Она тут, — говорит ближайшая ко мне, и я сжимаюсь, не могу отвести от нее взгляда.

У нее красивое и спокойное лицо Моны Лизы — у них всех — но ни у одной человеческой женщины нет змей вместо волос или кожи цвета сушеного шалфея. Ее скальп покрыт извивающимися изумрудными змеями, которые сжимаются и шипят, бьются и ласкают друг друга, пока она смотрит на меня блестящими глазами.

Ее голос низкий и музыкальный, голова склонена, она наблюдает за мной.

— Наконец-то, — вторая говорит тихо и медленно, словно у каждого звука есть вкус, и он ей нравится. Эта в чешуе, бронзовая с черными бриллиантами, капюшон кобры обрамляет ее милое лицо, как средневековый нимб.

— Вы это ощущаете, — говорит третья пылким шепотом. Ее кожа темная, и у нее перья вместо волос, мягкий пух покрывает ее грудь, где мне видно, перья тянутся по ее спине, темно-синие, перемежаются с переливающимися изумрудными и голубыми.

От ее слов они придвигаются, три пары черных глаз без радужек глядят на меня. Когда они моргают, второе веко, белая пленка, задерживается, а потом сдвигается. Когти изгибаются на концах пальцев, шепча о жестокости и боли, и их лапы грубые, в чешуе, с тремя длинными когтями вместо пальцев.

И за ними сложены крылья.

Мой разум белеет от ужаса.

— Она — наша, — говорит первая решительно, и другие кивают.

— Ну-ну, леди, — Гермес шагает вперед, и они в унисон поворачиваются к нему, движения слаженные. Я использую их отвлечение, чтобы попятиться, но не удается тихо двигаться по камням, пока я стараюсь отойти от них. — Из-за вас Кори тут? Вы же знаете, что вам нельзя в мир смертных.

— Ты не можешь управлять нами, — говорит существо с бронзовой чешуей. — И обманывать нас.

— Тисифона, я не стал бы, — заигрывает Гермес.

Все во мне сжимается, и я замираю, узнавая имя. Нет. Нет…

Тисифона; месть и разрушение.

— Ты стал бы, лжец, — говорит змееголовая. — Ты сильно полагаешься на свое милое лицо.

— У меня почти ничего нет, Мегера. Только милое лицо. Но не такое милое, как твое, — отвечает легко Гермес.

Megaera; о, зеленая и ядовитая зависть.

Во рту пересыхает, и мурашки покрывают мою кожу.

— Едкий парень, — говорит женщина-птица, словно он не бессмертный бог, а резвый подросток. — Твоя едкая лесть на нас не действует.

— Алекто… — говорит Гермес с чарующей улыбкой. — Ладно тебе. Давай обсудим это.

И Алекто. Неумолимый и губительный гнев.

Я перестаю дышать.

Фурии.

Они поворачиваются ко мне синхронным движением, и мое сердце прыгает в горло.

— Хватит болтать, — говорит Megaera. — Мы пришли за ней, и мы получим ее.

Божественное возмездие. Я убила Бри и теперь заплачу за это.

Я смотрю на Гермеса, мысленно молю его о помощи. В этот раз он не улыбается. Он качает головой, слезы льются из моих глаз.

— Прошу, — шепчу я, тщетно вытирая лицо. — Прошу. Прошу, отпустите. Мне жаль. Прошу. Я просто хочу домой.

Алекто поворачивается ко мне, не мигая, ее глаза обжигают мои, и я знаю, что она понимает, что я не раскаиваюсь, я говорю это, пытаясь спастись.

Она раскрывает крылья, и поток воздуха тревожит неподвижность, другие делают то же самое. Ее крылья в перьях, но у Тисифоны они кожистые и в венах, как у летучей мыши, а у Мегеры — тонкие и в мембранах, хрупкие, как у насекомого. Я вижу Гермеса сквозь них, жалость заметна на его искаженном лице.

— Помоги мне! — прошу я его.

— Мне жаль, — он качает головой. — Правда. Но я не могу влезать в это.

— Умница, — говорит Мегера.

Я закрываю глаза, сжимаясь, словно это может защитить меня от них. Я кричу, когда меня хватают на руки, тонкие, как лапы птицы, и прижимают к холодной пернатой груди. Сердце не бьется в ней, а мое дико грохочет, пытаясь пробить путь из тела. Остальная я парализована. Я не могу шевелиться. Не могу бороться.

— Прошу, — говорю я снова, зажмуриваясь. — Я не знала, что это произойдет. Я не говорила это вслух! Я просто была расстроена, и это зашло слишком далеко. Прошу, услышьте! Я все исправлю, только скажите, как!

Мои мольбы ничего не меняют, она будто не слышит меня.

Когда я ощущаю, как Фурия взлетает, я цепляюсь за нее, впиваясь кулаками в тонкую черную накидку на ней. Я не хочу упасть. Я не хочу умирать. Я ничего этого не хочу.

Мы движемся на головокружительной скорости, воздух хлещет, и я заставляю себя открыть глаза, чтобы видеть, куда мы летим, на случай, если придется искать обратный путь. Вскоре мы пролетели лес, оказались над пустошью без примет, тянущейся в стороны на мили.

Я смотрю на Подземный мир. И я ощущаю отторжение.

Он плоский и бесцветный, как выжженный солнцем бетон на парковке в январе.

Ничего нет. Ни зданий, ни строений или ярких черт, кроме горной гряды на горизонте. Небо ясное, без облаков и солнца, почва серая, и они размыты в месте, где встречаются. Мили голой земли. Для меня это должна быть мечта — земля, где можно что-то растить. Но ничего не растет. Ни дерева, ни куста. Ни травинки, даже сорняков. Выглядит как поверхность Марса или планеты, где нет жизни. Пустота ужасает, словно место не закончено или толком не начато.

Взгляд привлекает только широкая река, рассекающая пейзаж пополам. Ахерон. И когда я замечаю полоску алого, я знаю, что я смотрю на Флегетон, реку огня, ведущую в Тартар, где хранится худшее. Может, они несут меня туда. Я дрожу. Алекто странно воркует, сжимая меня крепче, и я дрожу снова от пустоты в ее груди.

Я рада, но лишь немного, когда мы улетаем от реки Флегетон, следуя за рекой Ахерон, летя ниже к земле. И я понимаю, что она не такая плоская, как я думала, там есть долины и холмы.

Я все еще гляжу на них, и что-то шевелится в моей голове, когда Тисифона пикирует, и одна из горок падает. Я с тошнотворным ужасом понимаю, что это не земля. Это люди. Мертвые падают и прижимаются к земле, как я на холме, когда Аид смотрел на меня.

Они не хотят, чтобы их видели. Как я не хотела. Они пытаются спрятаться, как могут, на пустой открытой земле, где нет укрытия из деревьев, нет спасения.

Они в длинных накидках с капюшонами, серых, как земля, и когда они падают, пряча руки под собой, они сливаются с землей. Они как фотовызовы онлайн, когда сначала ничего не видишь, потом деревья или долина, и вдруг глаза находят льва или змею, умно скрытых, и сердце вздрагивает, хотя это просто фотография, ведь ты не знал, что там что-то было, сразу же. А если бы ты был там, было бы уже поздно.