Воспоминания о революционном Новониколаевске (1904-1920 гг.) - Михаил Никитин

Буквально в этот или на следующий день всех политзаключенных из бараков под сильным конвоем перевели в центральную тюрьму по Ядринцовской улице.

Озверевшие колчаковские банды за несколько дней до своего бегства учинили над политзаключенными расправу.

Однажды утром, в начале декабря, жители Ипподромского района Новониколаевска увидели страшную картину: в крутом овраге, в конце Вагановской улицы, было свалено более сотни изуродованных и уже окоченевших трупов. Весть распространилась по городу быстро, но немногие решались подойти к месту расправы. Я оказался в числе этих немногих, так как чувствовал, что здесь находится и мой отец. Многие трупы лежали с размозженными черепами, изуродованными конечностями, не имели огнестрельных ран, так как убийство производилось холодным оружием. У некоторых, в том числе и у отца, на теле виднелись глубокие ожоги от раскаленного железа.

С приходом Красной Армии освобожденный город предал погребению тела погибших борцов, организовал мощную демонстрацию, отдавая им свой последний долг.

В заключение хочется добавить несколько слов о замечательных личных качествах большевика Романова.

Это был человек прямой души и неподкупной честности, вплоть до мелочей, отличался убежденностью в правоте дела, за которое он боролся. Отец с большой любовью относился к людям, к семье и особенно к детям, видя в них будущее. Будучи самоучкой, он очень ценил образование и делал все для того, чтобы дать его нам. Личное обаяние Василия Романовича в сочетании с замечательными качествами революционера вызывает особое уважение к его памяти!

А. П. Морозов

Как мы установили контроль над производством в деревне

А. П. МОРОЗОВ — член КПСС с 1920 года. В 1918 г. активно проводил мероприятия Советской власти в бывшей Верх-Ирменской волости (Ордынский район Новосибирской обл.), член Верх-Ирменского волисполкома, секретарь волпарткома в 1920–1922 гг. В настоящее время персональный пенсионер. Зав. партархивом Новосибирского обкома КПСС.

Перед самой февральской буржуазно-демократической революцией 1917 года я вышел после тяжелого фронтового ранения из петроградского военно-клинического госпиталя и поехал в свое родное село Верх-Ирмень (теперь эта территория входит в Ордынский район Новосибирской области). А осенью, после Великой Октябрьской социалистической революции, по мобилизации вернулся домой и мой брат Евгений, старший унтер-офицер. Во время февральской революции он был избран солдатами членом полкового комитета.

Евгений привез с фронта большевистские листовки, которые тогда распространялись среди солдат. Несколько листовок посвящались выборам в Учредительное собрание. Одну листовку он дал мне, а остальные роздал односельчанам.

Листовки, насколько я помню, заканчивались призывами: «Долой войну!», «Земля крестьянам!», «Контроль над производством!», переходили из рук в руки, зачитывались до ветхости, вызывали споры. Мне часто приходилось беседовать с односельчанами. Большевистские лозунги были близки и понятны народу. Беседы проходили всегда активно.

Уже после Великой Октябрьской социалистической революции, примерно во второй половине января 1918 года (дату точно не помню), я присутствовал на съезде Советов Верх-Ирменской волости. Мне захотелось выступить и напомнить делегатам съезда о большевистских листовках, призывающих к прекращению разрушительной войны и передаче земли крестьянам. Это заинтересовало делегатов. В зале раздавались одобрительные возгласы.

И не удивительно, ведь делегатами и приглашенными съезда являлись в основном бывшие фронтовики и крестьяне-бедняки, сочувствующие большевикам.

Я говорил об установлении контроля над производством в волости. Но получилось у меня не совсем ладно. В то время я сам еще неясно представлял себе, как и где этот контроль надо устанавливать, а на производстве никогда не работал. По-видимому, неуверенность мою почувствовал эсер Иван Гавриленко, зажиточный крестьянин из деревни Плотниковой. Чтобы сбить меня, он ехидно задал вопрос:

— Скажите, гражданин Морозов, где это и как в нашей волости надо проводить контроль над производством?

Признаться, к ответу на этот вопрос я тогда не был готов, но не растерялся и начал опять настойчиво уверять, что необходимо ввести контроль над производством, например, у нас в волости на паровой мельнице Жеребцова и в артельной кузнице.

Можно установить твердый порядок и цены на кузнечные работы и помол. В кузницах и на мельницах не допускать такого положения, чтобы в первую очередь выполнялись работы тем, у кого «толстая мошна», т. е. кто побогаче, или «по кумовству». Ведь бедняку, чтобы отклепать лемех к плугу или размолоть мешок зерна, приходится ждать в очереди по 2–3 и более дня.

Потом выступил делегат села Понькино, фронтовик Зотей Фурцев, который настаивал на введении рабочего контроля и на турбинной мельнице Кайманакова, что на реке Караюн, недалеко от деревни Завьялово (В 18 км от Верх-Ирмени, через реку Обь). Эта мельница в основном обслуживала население ближайших волостей: Тулинской, Битковской, Ордынской и Верх-Ирменской, но на ней мололи и казенное (государственное) зерно.

Все предложения о рабочем контроле делегаты съезда выслушали внимательно и постановили включить этот вопрос в повестку дня съезда. В конце работы съезда меня избрали от нашей волости уполномоченным по установлению рабочего контроля.

Начали проводить решение съезда в жизнь. Верх-Ирменский волисполком взял на себя инициативу — составил и разослал обращение Ордынскому, Битковскому и Тулинскому волисполкомам, а сельским Советам волости — письмо о введении рабочего контроля над производством.

Письмо и обращение обсуждались на сельских собраниях, где избирались уполномоченные по рабочему контролю: от больших сел — по два человека, от малых — по одному. Собрания уполномоченных решили провести на каждой мельнице отдельно и в первую очередь на мельнице Кайманакова.

В назначенный день, примерно во второй половине марта 1918 года, на территорию турбинной мельницы Кайманакова съехалось около 76–78 уполномоченных с мандатами сельских Советов и волостных исполкомов сел и деревень четырех волостей.

На собрание явились также по приглашению владельца мельницы человек 20–25 крестьян близлежащих селений. В основном это были кулаки и зажиточные крестьяне из сел Завьялово, Понькино, Мышланово и Атаманово, встретили нас молча, мрачными взглядами. Сразу чувствовалось, что явились они не с добрыми намерениями.

Сначала все думали, что собрание долго не затянется, и поэтому коней никто не выпрягал. Под навесом больших амбаров (завозней) Кайманакова делегаты разбились на группы и тихо беседовали. Поскольку инициатором собрания явилась Верх-Ирменская волость, все потянулись к нашей делегации. Здесь же сразу договорились о проведении совместного собрания уполномоченных всех волостей. Выделили группу товарищей, чтобы подыскать и подготовить подходящее для такого собрания помещение.

По требованию делегатов владелец мельницы отвел нам одно из свободных помещений. Там мы поставили для сиденья скамьи из дровяных чурок и плах, найденных во дворе мельницы, достали стол и даже колокольчик для президиума.

Пригласили делегатов.

Законно выбранные делегаты вошли в «зал» и заняли свои места. Пришли и крестьяне, сторонники владельца мельницы. Около стола президиума, на своем стуле, пристроился Кайманаков, а его сын, перепачканный в муке, подделываясь «под рабочего», сидел прямо на полу рядом.

Группа уполномоченных Верх-Ирменской и Ордынской волостей еще до собрания поручила мне зачитать списки делегатов волостей и открыть собрание. Крестьянам не делегатам собрание разрешило присутствовать с правом совещательного голоса. Для голосования делегаты с решающим голосом получили красные бумажки. Покончив с организационными делами, я как председатель собрания объявил, что на повестке дня стоит один вопрос — «Установление рабочего контроля на мельнице Кайманакова». Повестка дня собранием единогласно была принята. Затем определили состав комиссии рабочего контроля из трех членов и двух кандидатов к ним. Мне задавали много вопросов организационного порядка, помню, например, такие: Кто будет контролировать этот рабочий контроль? Из скольких человек должна быть ревизионная комиссия? Кто будет хозяином над контролем и Ревизионной комиссией, т. е. кому они будут подчиняться?

На все эти вопросы я отвечал, руководствуясь Уставом и практикой кредитных товариществ. Такое товарищество у нас в Верх-Ирмени раньше существовало. Помогло мне и то, что, находясь на госпитальном излечении в Петрограде, я окончил счетоводные курсы кредитных товариществ.

Кайманаков и его сторонники начали волноваться и переговариваться между собой. Призывы президиума к порядку тонули в нарастающем шуме, чувствовалось, что они что-то затевают. Вдруг поднимается Кайманаков и задает вопрос: