Пути зла - Джон Тренейл

Дожидаюсь, пока они совсем затихнут. Тогда выкатываю свой велосипед на дорожку. Солнце уже на закате, тени удлиняются, его свет начинает меркнуть. Следую за ними, но на приличном отдалении.

Этот маленький мальчик заинтересовал доктора Диану больше всех пациентов, с которыми ей приходилось заниматься после смерти своей обожаемой Ма-ма. В Америке есть немало детей с психическими отклонениями. Многие из них прошли через ее кабинет, но немногие запомнились. С первой же минуты она поняла, что этот мальчик – очень сложный случай. Джонни ей понравился. У него не было причин бояться ее, и он скоро научится ей доверять. А с течением времени с его стороны тоже возникнет симпатия.

В своей книге «Психические расстройства у детей и причины их возникновения» Диана призывала не страшиться экспериментов. Потому что дети восхищали ее своей непредсказуемостью, постоянным стремлением к чему-то новому. «Рискуйте, – проповедовала она. – Дерзайте!» Но отправиться с ребенком на прогулку по кладбищу против воли его отца (которого он явно обожал) было излишней дерзостью, даже по ее меркам. Тактической задачей было, по крайней мере, вырваться из-под влияния мачехи. Хотя эта властная женщина и выступила бессознательно на стороне Дианы против отца.

«Часть проблемы заключается в отце», – подумала Диана. К несчастью, как и большинство отцов, с которыми она сталкивалась, он считал, что способен разрешить их сам.

Прогулка по кладбищу Корт-Ридж показалась ей самым удивительным экспериментом, подтверждающим тезисы ее книги. Когда они прошли уже около четверти мили, Диана засомневалась, разумно ли она поступила.

Дорожка была хорошо утоптанной, слева высились деревья, справа простирались сады, разбитые позади домов спокойная, созданная руками человека картина. Но сразу же за деревьями находилось кладбище. И в просветы между деревьями Диане было видно, какое оно запущенное и безлюдное. Сияние дня постепенно меркло, сменялось окрашенными в сине-красные тона сумерками. Тени стали более темные и бархатистые, казалось, они обступают их со всех сторон.

Неожиданно поднялся ветер, похолодало, руки Дианы покрылись гусиной кожей. Джонни, похоже, не замерз. Он был возбужден, размахивал руками и говорил сто слов в минуту. Диана заставляла себя прислушиваться к каждому его слову, пытаясь забыть о своих опасениях. Они спустились в низину, где тени были совсем черные, и люди, прогуливающие собак, стали попадаться гораздо реже. Прошли мимо мужчины, который курил под деревом. Он был одет в кожаные брюки и кожаную куртку. На голове – кожаная фуражка. На груди болталась цепочка. Как у эсэсовского офицера.

Пора было возвращаться домой.

Но они шли дальше, потому что Джонни ни на что не обращал внимания, совсем некстати продолжая без умолку болтать. И если бы Диана остановила его, то процесс завоевания доверия нарушился бы. Она продрогла до костей, во рту пересохло, появился неприятный серный вкус.

Вдруг Джонни остановился.

– Вот где я напугался, – показал он пальцем. Дорожка сворачивала влево и круто спускалась вниз.

Здесь и там виднелись могильные плиты, многие из них покосились. Диана наклонилась, желая обследовать ту, что была рядом.

– Посмотри, – сказала она Джонни, – здесь похоронен ребенок.

Он наклонился. И Диане показалось, что она слышит, как он вычитает одну цифру, выбитую на плите, из другой…

– Десять, – сказал Джонни печально, – столько же, сколько и мне.

Диана вспомнила могилу в Йорбе, где лежали Ма-ма и Ба-ба. Когда в последний раз она приносила туда цветы?

– Когда умерла твоя мама? – спросила она мальчика.

– Восемнадцать месяцев назад. Нет. Девятнадцать. – Джонни помолчал. – Двенадцатого ноября прошлого года, – добавил он.

– У тебя есть ее фотография, которую тебе хотелось бы показать мне? – спросила Диана.

– Нет. Я хочу сказать… У меня есть фотографии, но они только для меня, хорошо? – поспешил ответить он.

– Конечно. – Они постояли молча. – Автокатастрофа, верно?

Джонни кивнул, но продолжал смотреть на могилу ребенка.

– За рулем был твой отец?

– Но он же не виноват! – воскликнул Джонни.

– А кто-то говорил другое?

– Нет. – Джонни пару раз пнул ногой плиту.

– Хочешь рассказать об этом?

Он энергично потряс головой. Диана уже собиралась переменить тему разговора, когда Джонни добавил:

– Не сейчас.

– Пойдем домой? – предложила Диана.

Она старалась быть оживленной, но в душе было тревожно: дорога к дому идет вверх по холму, стало сумрачно. Лишь отдельные блики света пробиваются сквозь густые деревья. Ушел ли облаченный в кожу мужчина? Или стоит все там же и ждет, когда к нему присоединятся другие завсегдатаи ночи?..

Джонни взял Диану за руку. Они направились обратно по той же дороге, по которой пришли.

– А какой была ваша мама? – нарушил тишину Джонни.

– О… удивительной. Она уже давно умерла… – Диане хотелось бы остановиться на этом, но что-то заставляло ее продолжить: – Я все еще тоскую по ней.

– А ваш отец женился еще раз?

– Он умер задолго до нее. Второй раз Ма-ма вышла замуж, – задумчиво ответила Диана.

Джонни проворчал что-то. Диана хотела объяснить, что повторный брак после смерти супруга свидетельствует о здравом рассудке. Тот, кто остается жить после скорбной утраты, должен вернуться к нормальной жизни, готовый начать все сначала. Но хоровод темных мыслей закружился в ее голове: она не могла сказать ему ничего утешительного, хотя и сама больше всего в этом нуждалась, потому что повторное замужество Ма-ма не было удачным.

– Вы были счастливы в детстве? – спросил Джонни. – Правда?

«Да, Джонни, я была счастлива. Окружена любовью, защищена от всех напастей. Я летала в раннем детстве на волшебном ковре-самолете. Ба-ба умер, когда мне было четыре года. Волшебный ковер разбился о землю. Больше он не взлетел».

– Мы с матерью были очень близки, – ответила Диана, удивляясь себе. Возможно, она пыталась найти защиту от демонов: тех, что, как ей казалось, прятались за каждым деревом, растущим вдоль дорожки, по которой они поднимались; на дорожке не было ни души. – Настолько близки, что, когда она умерла, мне показалось, что я тоже умру.

Джонни сжал ее руку.

– Я любила ее, – вырвалось у Дианы, – так… так… сильно.

Она внезапно остановилась посреди дорожки, и из ее глаз полились слезы. Это были не просто слезы. Это был вопль души, все вырвалось наружу: тяжкая грусть, одиночество, чувство обиды – все то отчаяние, от которого она так и не смогла избавиться после смерти матери.

Мальчик смотрел на Диану, не мигая, широко открытыми глазами. Он взял обе ее руки в свои и гладил их боязливо, как будто не был уверен, что ей это приятно. Его чуткость и забота согревали ее.

Этот мальчик ей очень нравился.

– Нельзя тебе смотреть, как я плачу, – шмыгнула она носом. – Учительница не должна плакать. Это непедагогично.

– Вы милая, – поспешно возразил Джонни.

Некоторое время они простояли молча. Потом Джонни предложил: «Бежим!» И в следующую минуту Диана осознала: он с силой тащит ее вверх по дорожке, а она что-то кричит, протестует. Но он сильнее ее… «Как я мечтала об этом, Ма-ма. С тех пор как ты меня оставила, я так хотела довериться другому человеку, тому, кто сильнее меня».

Они добежали до калитки, запыхавшись, споря о чем-то, задыхаясь от смеха. Обняв Джонни за плечи, Диана повела его в дом. Тогда она решила не только включить его в число своих пациентов, но и поблагодарить Фрэнка Баггели за то, что он направил к ней этого мальчика. А еще она решила, что, приехав домой, обязательно позвонит Эду и примет то приглашение на обед. Солнце еще не совсем скрылось за горизонтом. Небо сейчас казалось ей светлее, чем минуту назад. А воздух не казался ей таким уж холодным.

– Джонни, – сказала Диана, наклонившись к нему, – слушай меня внимательно. Я хочу, чтобы ты начал вести дневник.

Мне казалось, что Джонни – само совершенство. Так я думал, когда познакомился с ним. Единственный Настоящий Друг. О нем всю жизнь тосковала моя душа. Но мечтам моим не суждено было прожить и дня.

Очень долго я не мог двинуться с места. Не мог ни ехать, ни идти, не мог даже думать. Она перед ним плакала! И он взял ее за руки! «Вы милая», – сказал он. Черт побери, милая!

Очень трудно отразить на бумаге мои чувства…

В голове у меня бушевали громовые раскаты гнева и ослепительно сверкали молнии возмущения. Кровь стучала в висках, казалось, голова моя сейчас разорвется. Тело бил озноб, болели даже все кости.

Джонни не принадлежит мне: вот о чем я думал в отчаянии. Но в приступах гнева и отчаяния зарождалась уже ненависть. Я ненавидел доктора Диану, потому что она стала моей соперницей. И хуже того, много хуже… ненавидел Джонни. За его предательство.