Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского - Антология

Пьяный корабль

Я плыл вдоль скучных рек, забывши о штурвале:Хозяева мои попали в плен гурьбой —Раздев их и распяв, индейцы ликовали,Занявшись яростной, прицельною стрельбой.

Да что матросы, — мне без проку и без толкуФламандское зерно, английский коленкор.Едва на отмели закончили поколку,Я был теченьями отпущен на простор.

Бездумный, как дитя, — в ревущую морянуЯ прошлою зимой рванул — и был таков:Так полуострова дрейфуют к океануОт торжествующих земных кавардаков.

О, были неспроста шторма со мной любезны!Как пробка легкая, плясал я десять днейНад гекатомбою беснующейся бездны,Забыв о глупости береговых огней.

Как сорванный дичок ребенку в детстве, сладокВолны зеленый вал — скорлупке корабля, —С меня блевоту смой и синих вин осадок,Без якоря оставь меня и без руля!

И стал купаться я в светящемся настое,В поэзии волны, — я жрал, упрям и груб,Зеленую лазурь, где, как бревно сплавное,Задумчиво плывет скитающийся труп.

Где, синеву бурлить внезапно приневоля,В бреду и ритме дня сменяются цвета —Мощнее ваших арф, всесильней алкоголяБродилища любви рыжеет горькота.

Я ведал небеса в разрывах грозных пятен,Тайфун, и водоверть, и молнии разбег,Зарю, взметенную, как стаи с голубятен,И то, что никому не явлено вовек.

На солнца алый диск, грузнеющий, но пылкий,Текла лиловая, мистическая ржа,И вечные валы топорщили закрылки,Как мимы древние, от ужаса дрожа.

В снегах и зелени ночных видений сложныхЯ вымечтал глаза, лобзавшие волну,Круговращение субстанций невозможных,Поющих фосфоров то синь, то желтизну.

Я много дней следил — и море мне открыло,Как волн безумный хлев на скалы щерит пасть, —Мне не сказал никто, что Океаньи рылаК Марииным стопам должны покорно пасть.

Я, видите ли, мчал к незнаемым Флоридам,Где рысь, как человек, ярит среди цветовЗрачки, — где радуги летят, подобны видомНатянутым вожжам для водяных гуртов.

В болотных зарослях, меж тростниковых вершей,Я видел, как в тиши погоды штилевойВсей тушею гниет Левиафан умерший,А дали рушатся в чудовищный сувой.

И льды, и жемчуг волн; закат, подобный крови;Затоны мерзкие, где берега крутыИ где констрикторы, обглоданы клоповьейОрдой, летят с дерев, смердя до черноты.

Я последить бы дал детишкам за макрельюИ рыбкой золотой, поющей в глубине;Цветущая волна была мне колыбелью,А невозможный ветр сулил воскрылья мне.

С болтанкой бортовой сливались отголоскиМорей, от тропиков простертых к полюсам;Цветок, взойдя из волн, ко мне тянул присоски,И на колени я по-женски падал сам…

Почти что остров, я изгажен был поклажейБазара птичьего, делящего жратву, —И раком проползал среди подгнивших тяжейУтопленник во мне поспать, пока плыву.

И вот — я пьян водой, я, отданный просторам,Где даже птиц лишен зияющий эфир, —Каркас разбитый мой без пользы мониторам,И не возьмут меня ганзейцы на буксир.

Я, вздымленный в туман, в лиловые завесы,Пробивший небосвод краснокирпичный, чьиПарнасские для всех видны деликатесы —Сопля голубизны и солнца лишаи;

Доска безумная, — светясь, как, скат глубинный,Эскорт морских коньков влекущий за собой,Я мчал, — пока Июль тяжелою дубинойВоронки прошибал во сфере голубой.

За тридцать миль морских я слышал рев Мальстрима,И гонный Бегемот ничтожил тишину, —Я, ткальщик синевы, безбрежной, недвижимой,Скорблю, когда причал Европы вспомяну!

Меж звездных островов блуждал я, дикий странник.В безумии Небес тропу определив, —Не в этой ли ночи ты спишь, самоизгнанник,Средь златоперых птиц, Грядущих Сил прилив?

Но — я исплакался! Невыносимы зори,Мне солнце шлет тоску, луна сулит беду;Острейшая любовь нещадно множит горе.Ломайся, ветхий киль, — и я ко дну пойду.

Европу вижу я лишь лужей захолустной,Где отражаются под вечер облакаИ над которою стоит ребенок грустный,Пуская лодочку, кто хрупче мотылька.

Нет силы у меня, в морях вкусив азарта,Скитаться и купцам собой являть укор, —И больше не могу смотреть на спесь штандарта,И не хочу встречать понтона жуткий взор!

«Розовослезная звезда, что пала в уши…»

Розовослезная звезда, что пала в уши.Белопростершейся спины тяжелый хмель.Краснослиянные сосцы, вершины суши.Чернокровавая пленительная щель.

«О сердце, что нам кровь, которой изошел…»

О сердце, что нам кровь, которой изошелВесь мир, что нам пожар и неуемный стон,Всесокрушающий, рыдающий шеол,И над руинами свистящий аквилон,

И мщение? — Ничто… Однако, если вновьВозжаждем? Сгинь тогда, мир алчный и гнилой,Цари, купцы, суды, история — долой!Мы — вправе! Золото, огонь и — и кровь! И кровь!

Стань мщенья символом, террора и пальбы,Мой разум! Зубы сжав, постичь: назначен часРеспубликам земли. Властители, рабы,Народы, цезари — проваливайте с глаз!

Кто вихрь огней разжечь решился бы, когдаНе мы, романтики, не братский наш союз?Смелее к нам, друзья, входите же во вкус:Дорогу — пламени, долой ярмо труда!

Европа, Азия, Америка — к чертям!Наш вал докатится до самых дальних стран,И сел, и городов! — Нас предадут смертям,Вулканы выгорят, иссохнет океан…

Решайтесь же, друзья! Сердца возвеселя,Сомкнувшись с черными, с чужими — братья, в бой!Но горе! Чувствую, как дряхлая земля,Полна угрозою, плывет сама собой.

Ну, что же! Я — с землею навсегда.

Речка Черный Смород

Речка Черный Смород движется без целиПо долинам странным,Ангелам над нею сладко петь доселе,Любо каркать вранам,И над берегами шевелимы елиВетром непрестанным.

Движется речушка, но хранит заветОтзвучавшего вчера:Замковые башни, парки прежних лет —Здесь порою до утраРыцарей бродячих слышен страстный бред, —Но целительны ветра!

В скрипе елей путник своему испугуОбъясненье сыщет вмиг.Враны, птахи Божьи, вы на всю округуБоевой пошлите клик —И недоброхота, мужичка-хитрюгу,Прочь гоните напрямик!

Добрые мысли утром

О, лето! Пятый час утра.У сна любви пределов нет,Но в воздухе хранит рассветВсе, что сбылось вчера.

Но там, задолго до порыПровидя солнце Гесперид,Приобретают столярыРабочий вид.

В пустыне мшистой — сон, покой,Но гул проходит по лесам,В угоду жизни городской,Плафонным небесам.

Рассветный не губи настрой,Рать вавилонского царя!Венера, любящих укрой,Пока горит заря!

Царица пастушат!Дай столярам вина ушат,Пусть им полюбится покой,А в полдень — их тела омой волной морской!

Поль Валери

(1871–1945)

Заря

Неуютство и невзгода,Мной владевшие в ночи,Исчезают в миг восхода:О Заря, смелее мчи!Я оковы сна разрушу,Окрылю доверьем душу,Вот — молитва в ранний час:Должно бережно и чуткоСделать первый шаг рассудка,Отряхнув песок от глаз.

Славно! Из глубин дремотыУлыбнитесь, близнецы:Вы, сравнений обороты,Вы, словесные концы.С осторожностью предельнойНаблюдаю вылет пчельныйЗа медвяною росой, —И опять, как зачастую,На ступеньку золотуюСтановлюсь ногой босой.

Что за ласка зареваяНад холмами ткет венцы!Мысли тянутся, зевая,Пробудясь не без ленцы,Зубья щупают спросонокЧерепаховых гребенок,Уясняя, как впервой:Что бы это означало?Голос пробуют, сначалаПрочищая таковой.

Иль еще нужна побудка?Не довольно бы ужеВам, любовницам рассудка,Прохлаждаться неглиже?Слышу речи куртизанок:— В Ты, премудрый, спозаранокК нам с укором не спеши;Ты допросом нас не мучай,Ткали мы всю ночь паучийПолог сна твоей души!

Не твое ли сердце радоБудет, лишь в глубины глянь:Мы не меньше мириадаСолнц вплели в ночную ткань:На пустых, на бесполезныхПодсознанья гулких безднахМы затеяли игру,Чтоб зажечься грезе новойНад утком и над основой,Да притом поспеть к утру…

Не прельщусь коварной тканью,И ее нещадно рву:В дебрях чувств тропа сознаньюПусть найдется наяву!Быть!.. Вселенским слухом внемлю!Мир приемлю и объемлю,Воплотись теперь, мечта!Я прислушиваюсь к дрожи,И она вот-вот, похоже,Прянет словом на уста.

Я за все и сам в ответе,Вот он, чистый вертоград!Столько образов на свете,Сколько мой вбирает взгляд.Звуки льются отовсюду,Каждый лист — сродни сосуду,И чиста его вода…Все живет, цветя и нравясь,И любая просит завязьПодождать ее плода.

Нет, не стану ждать отмщенья —Беспощадного шипа!Идеальность похищенья —Слишком узкая тропа.Оборот событий странен:Тот, кто мир похитит, — ранен,Впрочем, не без волшебства;Кем подобный опыт нажит —Кровью собственной докажет,Что сумел вступить в права.

Наконец подъемлю вежды,Чтоб увидеть гладь пруда,Где явление НадеждыПенная сулит вода:Ослепительны и наги —Шея, грудь встают из влаги;Впрочем, все слова скупы…Лишь, внезапно обнаружась,Глубины бездонной ужасХолодит ее стопы.

К Платану