ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ - Сергей Белов

 Предолимпийский сезон 1967/68 года на всесоюзной арене также оказался экспериментальным. В национальном чемпионате сборная СССР выступала наравне с клубными командами, вне конкурса. Стоит отметить, что в отличие от сегодняшней ситуации, когда тренеры сборных команд должны выклянчивать игроков у профессиональных клубов, тогда тренер национальной команды был всесилен. Весь внутренний календарь целиком и полностью формировался под его нужды и запросы.

 В итоге в том чемпионате преуспели тбилисские динамовцы. Второе место занял киевский СКА, а выступавший без «сборников» ЦСКА, обескровленный, остался только третьим. «Уралмаш» занял 11-е место.

 Материальные условия, которые мне предложил «Уралмаш», были небогатыми. Меня поселили в комнатке при стадионе (поначалу мы там обитали втроем, потом я постепенно «пережил» своих соседей, улучшивших свои жилищные условия раньше меня, и остался единственным жильцом). Позднее я получил от завода квартиру, в которой до отъезда из Свердловска проживал с молодой женой.

 Трудоустроили меня в спортивном клубе завода с зарплатой в 80 рублей. Эта сумма и была моим единственным основным доходом вплоть до перехода в ЦСКА.

 Чтобы дать полное представление о «профессионализме» в советском баскетболе тех лет, приведу лишь два небольших примера. Первый — в качестве основной премии от свердловских властей за победу на чемпионате мира в 67-м году фигурировало право вне очереди приобрести — за свои деньги! — холодильник отечественного производства. Второй — до сих пор вызывающая у меня слезы история.

 Вскоре после того, как я обосновался в Свердловске, тренер как-то отозвал меня и потихоньку велел оформить вклад в сберкассе («положи туда ну рублей десять»), на который завод помимо моей зарплаты будет ежемесячно перечислять еще по 80 рублей. Помню, как я наскреб последний червонец и открыл, наивный, этот вклад, после чего уехал на сборы и игры месяца на три. Уверенный в том, что за время моего отсутствия на сберкнижке накопилось больше двух сотен, я вынашивал планы приобретения по возвращении в Свердловск прекрасного магнитофона «Днепр».

 Увы, на вкладе по-прежнему мирно покоились те самые десять рублей, оставленные мной до отъезда. Разочарованию моему не было предела. Я немедленно снял проклятый червонец со сберкнижки и. как распорядился им в тот же вечер, вы, думаю, догадываетесь.

 По сути, единственной неотъемлемой привилегией для профессионального спортсмена в СССР, после того как он выходил на определенный уровень мастерства, была гарантированная возможность круглый год находиться на тренировочных сборах, проводимых по какой-либо линии, — национальных сборных, клубных команд, профсоюзов и т. д. Это означало не так уж мало, как я понимаю это сейчас, в современных условиях, — возможность бесплатно питаться и тренироваться.

 Несмотря на то что по поводу материального благополучия спортсменов в СССР в обывательском сознании встречалось искаженное и неприязненное мнение, в целом спортсмены высокого уровня, особенно в игровых видах, были народными любимцами. Успех на международной арене поднимал популярность. Думаю, что спортивные звезды тех лет были ярче, а уж горели они тогда точно ярче на общем «усредненном» фоне.

 Дело в том, что по-настоящему ярких впечатлений в жизни нашего народа было тогда немного. Телевидение было в ограниченном доступе, а такого изобилия спортивных каналов, как сегодня, не было и подавно. Лучшие спортсмены, лучшие спортивные команды были легендами. Порой эти легенды обрастали и откровенными небылицами (наподобие «правдивых» историй о том, что у бразильцев на воротах стоит обученная обезьяна, или о забинтованной ноге — «левою ногой ломает штанги, правой бить ему запрещено»). Я думаю, что в спорте люди находили некую мечту, сказку. Если хотите, как-то дореализовывали себя в дополнение к окружающим их серым будням.

 Сегодня отношение к звездам иное — к ним привыкли. В чем-то плохую службу сыграло обилие информации — взгляд болельщика, пресыщенный десятками спутниковых каналов, «замыливается», привыкает к шедеврам спортивного мастерства, перестает воспринимать игру должным образом. Пропадает ощущение восторга, тайны, детской радости. Сегодня можно купить майку с фамилией и номером любой звезды, ребята стараются подражать своим героям прической, одеждой, манерой поведения.

 В самом по себе подражании нет ничего плохого, плохо то, что теперь мало стараются подражать звездам по сути, т. е. перенять их мастерство, характер, силу духа. В конечном счете, должно быть желание перенять лучшее от своего героя, а затем и превзойти его. Не просто преклоняться перед Джорданом, а отчистить его — вот что казалось бы мне достойной мечтой. Кроме того, преклоняясь перед зарубежными звездами, не стоит забывать и о своих, как былых, так и нынешних. Мы по-прежнему великая спортивная страна, и к героям спорта сегодняшнего дня, как и к игрокам моего поколения, я отношусь с огромным уважением.

 Возможность вплотную соприкоснуться с такими мастерами, перенять от них все лучшее, чего они достигли, стала еще одним безусловным плюсом моего пребывания в свердловском клубе. Только ради одного этого стоило бы бросить ненавистный «Лестех».

 Одним из подлинных профессионалов, мастеров баскетбола был лидер «Уралмаша» Александр Ефимович Кандель — уникальный человек, легенда. К моменту моего появления в Свердловске ему было около тридцати. При росте 195 см он обладал такой физической мощью и неординарностью игры, что легко играл основного центра в «Уралмаше», был 15-кратным чемпионом РСФСР, одним из самых результативных игроков в советском баскетболе, забивая по 30-40 очков за игру. В 1961-м Кандель в составе сборной СССР стал чемпионом Европы.

 Основной чертой его фирменного игрового стиля был знаменитый «крюк», которым он мог бросать с обеих рук и отовсюду — со штрафной, с «усов», с 5-6 метров. Накрыть его «крюк» не удавалось практически никому. Отчасти этот феноменальный бросок был выработан им не от хорошей жизни: относительно невысокий для центрового рост не позволял ему на равных биться с «большими» под кольцом, эффективно бросать он мог, только отойдя от опеки на некоторую дистанцию.

 Это был уникальный человек и в жизни. Еврей по национальности, Кандель в детстве играл на скрипке и с детства же сохранил необъяснимый страх по отношению к отцу. Чудовищная физическая сила, огромные плечи и бицепсы не вязались с этими чертами личности. Кандель долго не был женат и жил один в выделенной ему заводом двухкомнатной квартире, обстановкой которой были телевизор, две кровати с продавленными панцирными сетками и две двухпудовые гири. Спал он всегда с открытым окном под тонкой простыней даже при «-40» за бортом и своей физической мощью напоминал кряжистый дуб. Еще у Канделя были 21-я «Волга» (как у ветерана и основного игрока «Уралмаша») и. известное увлечение, с которыми и связано одно из моих наиболее ярких жизненных воспоминаний.

 Дело в том, что помимо слаженной, упорной игры, дружного коллектива «Уралмаш» тех лет имел также и другую славу, негативную. Как пили в этой команде, я никогда в своей жизни больше не видел. Это были не люди, просто былинные богатыри какие-то! В их обиходе рюмок не было, вот что я могу о них сказать. При тренере они пили коньяк под видом чая.

 Впервые я столкнулся с этой дружиной как раз на тех играх в Череповце, незадолго до памятного предложения о переходе в «Уралмаш». Около 10 утра после игры я по какой-то надобности заглянул в один из номеров гостиницы, где жили свердловчане, и с порога двери увидел такую картину: накрытая поляна (в 10 утра!), и уралмашевцы во главе с Канделем, чинно и строго сидящие вдоль нее, готовые начать.

 Я попытался немедленно исчезнуть, но не тут-то было. «Э, ты куда? — настиг меня голос Канделя, — а ну, иди к нам. Будешь?» Тогда надо мной еще довлели авторитеты старших товарищей, и отказаться я не сумел — быстро заглотил стакан и выскочил из номера. Не исключено, что этот утренний «декохт» сыграл свою позитивную роль в последовавшем приглашении Александра Ефимовича.

 Уже став игроком свердловской команды, я увидел весь трагизм алкогольной зависимости не только игроков, но и подавляющей части мужского населения города. Перед проходной машиностроительного гиганта была площадь, по окружности которой веером располагались распивочные и магазины, где из конусообразных колб, в которых тогда обычно продавали фруктовые соки, наливали портвейн. Они-то и принимали на себя первый удар завершившей трудовую вахту смены, далее городские кварталы с другими заведениями поглощали в себя все менее трезвых по мере удаления от площади работяг.