Вторая Гаммы - Гоар Маркосян-Каспер

— Попади в тот столб.

Дан взял лук с легким сомнением, в тир он в последний раз ходил перед экспедицией на Глеллу, да и то всего на четверть часа, дабы поддержать форму. К тому же чужое оружие… Лук, впрочем, оказался самый обычный, из других материалов, конечно, не из пластика, а из дерева, и тетива кожаная, если не из кишки, но устройством он ничуть не отличался ни от земного, ни от периценского. Дан еще меланхолично думал, что ничего удивительного в этом в общем-то нет, раз и тут, и там пустил корни homo sapiens, то бишь головы идентичны, стало быть, и изобретать они должны вещи аналогичные, или хотя бы схожие, а руки тем временем уже действовали, он автоматически вложил стрелу, поднял лук, прицелился и выстрелил. И вернул лук хозяину, только потом бросив взгляд на мишень. Стрела вонзилась точно в середину столба.

— Достаточно, — сказал Бетлоан. — Я вижу, вы действительно знаете ремесло воина. Хорошо, я согласен.

Интересно знать, с чем, подумал Дан, но спросить было не у кого, поскольку Бетлоан, увлекая с собой Марана, вошел в «шапито», и за ними потянулись остальные. Дан полагал, что его отведут обратно в избушку-камеру, но ему сделали знак идти за прочими. Процессия прошествовала по центральному коридору в «тронный зал», который на сей раз оказался пиршественным. Правда, ничего похожего на столы и стулья не было, даже пуфы отодвинули подальше, вплотную к стене, блюда, горшки и кувшины же расставили на полу неширокой полосой, опоясывавшей все помещение вдоль его периметра, оставляя однако зазор между собой и стеной. В зазоре на выстилавших пол шкурах и разместились участники пира, а может, самого обычного обеда, об этом Дану судить было трудно. Марана Бетлоан посадил рядом с собой, а Дан очутился между двумя немолодыми воинами в шрамах, то ли сотрапезниками, то ли сторожами, собственно, это его волновало мало, в данный момент он никуда убегать не собирался.

Обед оказался лишь ненамного разнообразнее, чем те, которыми Дана кормили в его темнице: мясо, не такое безвкусное, как у добытого им некогда — у него уже было ощущение, что это случилось в доисторические времена, дынеобразного животного, а может, просто лучше приготовленное, малочисленные лепешки, вареные клубни темно-зеленого цвета и слегка сладковатые, «творог», кисломолочный напиток, напоминавший недоброкачественный йогурт… пожалуй, все. Не считая, конечно, «вина», сделанного, как ему удалось выяснить у соседа, из тех самых клубней. Это было единственное, о чем ему удалось поговорить «за столом», соседи, и правый, и левый, сосредоточились на еде. Дан сам никогда не страдал отсутствием аппетита, но подобного обжорства он и вообразить себе не мог, даже людоеды Перицены были не столь прожорливы и не более неряшливы, соседи, да, собственно, и почти все вокруг, ели, ели, ели, глотали огромные куски, давились, омерзительно чавкали и рыгали, с собачьим рвением грызли кости, швыряли куда попало объедки, вытирали жирные руки об одежду, ели и, конечно, пили. Дан наблюдал за тем, как они пьянели, и думал, что пороки человеческие не менее универсальны, чем достоинства, он отлично знал, что на Земле нет и не было народа, не ведавшего об алкоголе или его заменителях, кто не пил за отсутствием вина или напитков более крепких, тот травился ядами грибов или растениями, содержащими галлюциногены. На Торене ему довелось испробовать тийну и ткаву, изготавливавшиеся из местных злаков и способные свалить с ног непривычного человека куда быстрее, чем водка или виски, нечто похожее на вино выделывали на Перицене и в цивилизованном Лахе, и у полудикарей-горцев, бойко и разнообразно — от пивообразной жидкости до почти чистого спирта, пили и на Эдуре, и даже глеллы, прекраснодушные, чистые, бесхитростные глеллы, глотали таблетки, правда, не алкоголь или наркотики, а неведомые препараты направленного действия, аналоги, как они объясняли, естественных гормонов и медиаторов, стимулировавшие, допустим, мышление или мышечную активность, в микроскопических дозах и не каждый день, но глотали. Разница, конечно, есть, одно дело действительно становиться умнее или сильнее, другое — таким себя воображать, но в любом случае это нечто, пришедшее извне, без затраты усилий, труда, тренировки, без самовоспитания. Последнее слово его чем-то встревожило, потом он понял, что это не его термин, а Поэта… Как-то он там, как вообще идут дела в Бакнии, на Торене?.. Как всегда, мысль о Торене, заставила его перевести взгляд на Марана, тот сидел, облокотившись на стоявший рядом пуф, и слушал что-то ему объяснявшего Бетлоана. Пора бы уже и включить связь, подумал Дан сердито. А может, Маран просто забыл? Он смотрел на Марана до тех пор, пока тот не почувствовал его взгляд и не повернул голову. Потом он, словно невзначай, поднял руку к уху и потрогал козелок, Маран чуть прикрыл глаза, и через несколько секунд Дан услышал его голос, толку, впрочем, от этого оказалось немного, Маран говорил на языке кочевников и к тому же довольно бегло… чертовы бакны, прирожденные лингвисты и потенциальные полиглоты!.. Дан с трудом улавливал общий смысл, ход беседы, речь как будто шла о местных обычаях, но о чем конкретно?.. Дан с горечью подумал, что Маран мог и не отключать «ком», все равно суть его предложений Бетлоану вряд ли дошла б до тугодума-землянина, каким Дан иногда себя ощущал.

Сосед справа совсем вырубился, разлегся на полу и бессмысленно таращился на окружающих, да и в целом общество перепилось, кто еще прикладывался к кувшину, проливая при этом «вино» на себя и на шкуры, покрывавшие пол, а кто уже впал в бесчувствие. Самое время бежать, мелькнула мысль, но осмотревшись повнимательнее, Дан понял, что пьяны не все, стражники — он насчитал шестерых — стоявшие вразброску у стен, в пирушке участия не принимали, как и начальник караула, поминутно входивший и выходивший, надо понимать, и снаружи шатер охранялся, как обычно. Может, если пустить в ход станнер, удастся выбраться из «шапито» на пустырь, а там, как бог даст? Но есть ли у них станнер, захватил ли Маран с собой оружие, рискуя лишиться его при возможном обыске, у самого Дана сняли с руки часы и вывернули все карманы, к счастью, ничего особенного в них не было, всякие нужные мелочи, начиная с компьютера и кончая электронным «ключом», он держал в куртке, пропали только расческа, носовой платок да палочка торенского средства для чистки зубов, о чем он, впрочем, сожалел не меньше, чем сожалел бы о пропаже любого из своих рабочих инструментов, за исключением разве что «ключа» да компьютера, не столько самого компьютера, стандартного карманного аппаратика, сколько заложенных в него сведений. Правда, камеры его не забрали, сочли за амулеты, трогать чужие амулеты здесь, кажется, остерегались, но станнер все-таки великоват, за талисман не сойдет… Нет, скорее всего Маран явился сюда безоружным, так что с мыслью о побеге придется в очередной раз расстаться. Он попробовал сосредоточиться на разговоре Марана с Бетлоаном. Теперь Бетлоан рассказывал Марану о боге или пророке, а может, праотце кочевников, но опять-таки… Неожиданно его совсем уже заснувшего соседа справа оттолкнули к стене, и Паомес, которого Дан до того в зале не видел, уселся с ним рядом. Он придвинул ближайшее блюдо, подцепил двумя пальцами большой кусок мяса и поднес ко рту, но прежде чем откусить, сказал Дану с легкой усмешкой:

— Не оглядывайся. Тебя стерегут хорошо. Пытаться бежать не советую.

Говорил он медленно, отделяя слова друг от друга, так что его Дан понял.

— С чего ты взял, что я собираюсь бежать? — спросил он с деланным безразличием.

Паомес засмеялся.

— Плох тот пленник, который бежать не хочет, — сказал он и стал жевать.

Дан промолчал.

Доев кусок, Паомес взял другой и поинтересовался:

— Откуда твой товарищ знает наш язык?

Дан пожал плечами.

— Наверно, он вступил в какие-то сношения с жителями ближайших к озеру становищ и научился говорить от них так же, как ты от меня.

Он и не подозревал, насколько был прав, не в отношении языка, конечно, а контактов, лишь позднее он узнал, что Маран пришел, а точнее, приехал в резиденцию правителя на купленном то бишь выменянном на нож каоте, зная о кочевниках куда больше, чем он сам.

Пир вроде подходил к концу, на блюдах, во всяком случае, остались одни дочиста обгрызенные кости, горшки были буквально вылизаны, кувшины пусты. Десерта, кажется, не предусматривалось. Но было кое-что вместо него. Лениво созерцавший финал пьянки Дан увидел, как кожаная занавеска входа отодвинулась, и в залу тесной стайкой вошли закутанные в покрывала женщины. Балахонов на них, по всей видимости, не было, плотно прилегавшая ткань четко обрисовывала тела, чаще стройные, если не сказать, худые, но попадались и попышнее, мелькали кисти рук, неприкрытые щиколотки и босые ступни. Они остановились в центре зала, распустили узлы, которыми покрывала — длинные узкие полосы ткани, намотанные в несколько слоев, были завязаны на груди, и витки стали расползаться, образуя щели. В щели проглядывало голое тело, и это было почище вульгарного стриптиза. Некоторые из участников пира вскочили и устремились к «стриптизершам». Неужели сейчас начнется всеобщая оргия, подумал Дан с отвращением, но увидел, что воины просто выбирают девушек и уводят их из зала.