Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969 (СИ) - Лорна Мартенс

памяти. Эта описательная позиция и использование личных местоимений приводят к резкому разделению между рассказчицей и ребенком, подчеркивая, что они не идентичны. Рассказчица, однако, кажется идентичной автору — самой Бернетт.

Взгляд рассказчицы-автора на (нетождественного обеим) ребенка имеет уникальное преимущество. Бернетт, известная как автор многих детских книг, в том числе «Маленький лорд Фаунтлерой» (1886), пишет здесь о «той, кого я знала лучше всех». Таким образом, Бернетт получает преимущество: она описывает, каким ребенком когда-то была, но избегает ловушек жанра и необходимости предстать перед читателями, чтобы «рассказать свою историю» (хотя читатель понимает, что все именно так). Какие же ловушки поджидают авторов автобиографий? Одной из них в ту эпоху было бы обвинение в самонадеянности. Бернетт виртуозно справляется с этой опасностью, искусно освобождая себя от автобиографического высокомерия заявлением, что ребенком, которого она описывает, мог бы быть любой другой творческий ребенок. Она начинает предисловие фразой, напоминающей дипломатичные объяснения Люси Ларком:

Я должна была бы испытывать нешуточную робость, представляя миру такой автобиографический набросок, как этот, если бы только я не чувствовала себя освобожденной от любых обвинений в дурном вкусе уверенностью, что с тем же успехом я могла назвать книгу «История любого Ребенка с воображением»45.

Третье лицо, «она», дает рассказчице большую свободу. Это позволяет ей сохранять собственный голос, мудрость, ум, мастерство рассказчицы. Это поддерживает «исследовательский» аспект книги, рассматривая ребенка как «случай» или пример. Это также помогает ей превратить собственную личную историю в очаровательную и интересную повесть. Бернетт пишет легко. Возникает ощущение, что она не воспринимает себя чересчур серьезно.

Можно только восхищаться тем, как Бернетт разработала повествовательную форму, позволившую ей объединить исследование, детскую автобиографию и повесть в одном произведении. Я говорю «автобиография», потому что, несмотря на первоначальные возражения автора, уникальность ребенка и самой истории становятся все более очевидными. Книга превращается в повесть о том, как маленькая девочка стала писательницей. В процессе она переходит от типичного к культурно-историческому: показывает, на какие невероятные уловки должна была пойти девушка, чтобы стать писательницей в США в 1860‑х годах. Фрэнсис обращается к редакторам «сэр» и подписывается «Ф. Ходжсон», в ответ она получает письма, адресованные «сэру».

Как и Доде, Бернетт подчеркивает, что это воспоминания. Бернетт проявляет более острый теоретический интерес к памяти, чем Доде: например, ее интересует точный возраст, когда появляется память, — вопрос, на который она отвечает, показывая, что память пришла к ней с самоощущением и мыслями:

У меня нет никаких воспоминаний о столь раннем периоде в ее жизни, когда она еще не была отдельной маленькой личностью. О тех временах, когда она не была настолько взрослой, чтобы достаточно ясно формулировать для себя собственные мнения, я ничего не помню, при этом я отчетливо помню события, произошедшие до того, как ей исполнилось три года.

Бернетт писала в эпоху, когда наука только начинала интересоваться вопросами памяти, и делала собственные эмпирические наблюдения. Некоторые из ее выводов сегодня покажутся сомнительными. Например, она предполагает, что ее ранние воспоминания точны: «[Задавать вопросы] — это очень четкое воспоминание для меня»; «Я вижу уютную английскую спальню»46. Она добавляет, как и Доде, что ее ранние воспоминания похожи на вспышки: «Возможно, интерес к таким воспоминаниям несколько усиливается тем фактом, что они всплывают только эпизодами, и у этих эпизодов, кажется, нет ни начала, ни конца». Затем, хотя она подразумевает, что воспоминания начинаются с ощущения себя, она предполагает, что и мысли, и память предшествуют языку — вывод, который сегодня может быть оспорен. Она говорит, что у нее есть четкие воспоминания с возраста двух или трех лет, до того как появились «слова». Рассказывает она и о сложном моральном вопросе, связанном с тем, как говорить правду и при этом быть вежливой, когда ее спросили, нравится ли ей непривлекательное имя, которое дали дочери друзья семьи. Наконец, она касается загадки, почему она помнит одно, а не другое. Так, она запомнила встречу с полицейским, когда ей было около четырех лет, но не помнит смерть отца. В том, что Бернетт называет свое время «детским веком», когда в детях видят «будущие умы, взращивание и опека которых является радостным долгом разумной зрелости», Салли Шаттлворт усматривает подтверждение осведомленности Бернетт о зарождающихся исследованиях детства47. Если бы Бернетт была в курсе исследований детской психологии, это бы объясняло ее научный интерес к появлению самоощущения, мыслей, памяти и языка.

Бернетт рассказывает историю Маленького Человека в более или менее хронологическом порядке, но ее главный принцип организации текста — тема. Тематическая организация выражена ярче, чем у Ларком, и отличается от Доде тем вниманием, которое Бернетт уделяет психологии ребенка. Некоторые из тем мы уже встречали в более ранних работах: первые воспоминания (Санд, Готье), чтение (Санд, Доде), куклы (Санд, Мишле, Доде), кража (здесь «заимствование» — Ларком), природа (Ларком) и раннее обретение призвания (Санд, Ларком). Кроме того, она инициирует несколько новых тем, которые будут повторяться в последующих детских автобиографиях. Одна из важных тем, которая позже возникнет в работах Северин, Люси Синклер и Мари Бонапарт, — это вероломство взрослых. Эту тему затрагивают два эпизода книги Бернетт. В первом на, казалось бы, безобидный обман идет няня: героиня, еще совсем малышка, хочет подержать на руках новорожденную сестру, и няня делает вид, что позволяет ей это, но на самом деле все время поддерживает младенца. Второй эпизод более неблаговидный: когда ей исполняется семь лет, она живо интересуется младенцами, а недобросовестная взрослая жестоко разыгрывает девочку, обещая подарить ей собственного малыша. Другая тема — социализация детей, то есть их недоумение по поводу того, что мир считает приемлемым, а что недопустимым. Бернетт представляет этот вопрос как моральный выбор: как ответить на вопрос, нравится ли ей имя Элеонор? Еще одна тема касается того, как ребенок воспринимает существование различных социальных классов. И наконец, она обсуждает крайнюю глупость некоторых взрослых, в частности своей няни.

Бернетт очень интересно анализирует то, как она начала играть в куклы. Она подчеркивает, что на первом месте было чтение. Она быстро пристрастилась к книгам. Читала их ради сюжетов, историй. И только после того как она узнавала истории, ей становились интересны куклы: они служили героинями для сложных сюжетов, которые Фрэнсис стала придумывать сама, основываясь на прочитанных ею книгах. В семь лет она написала свое первое стихотворение, и с этого момента книга начинает отслеживать сюжет о том, как она стала писательницей. Кульминацией стала публикация ее первых рассказов, когда ей было пятнадцать. Бернетт относится к своему