Белое солнце пустыни - Федор Раззаков

25 июня - съемка не проводилась из-за непогоды.

26 июня - выходной день.

27 июня - Сухов идет по пустыне; Саид, уйдя от бандитов, ложится рядом с Суховым и говорит: "Обманут тебя. Они погрузят баркас, ты отпустишь Абдуллу, они вернутся". Ответ Сухова короток: "Это вряд ли"; бандиты падают с лошадей.

28 июня - пересъемка нескольких сцен "возле баркаса", когда Сухов и Саид расправляются с Ибрагимом и его людьми.

29 июня - съемка отменена из-за болезни лихтвагенщика.

30 июня - Сухов идет с гаремом по пустыне; Сухов подходит к дому Верещагина; Cухов после убийства Петрухи и Гюльчатай бежит за Абдуллой.

1 июля - Сухов идет по пустыне.

2 июля - Сухов строчит из пулемета; Сухов кричит Верещагину, чтобы тот уходил с баркаса.

3 июля - Сухов идет по пустыне.

4 - 5 июля - досъемка эпизодов в "старой крепости": Рахимов находит гарем; Рахимов Петрухе: "Совсем озверел Черный Абдулла..."; отряд Рахимова уходит из Педжента.

К 5 июля в экспедиции снято 129 полезных метров пленки, переснято 18 метров брака. Экспедиция сворачивается. Кузнецов улетает в ГДР на съемки фильма "Мой час - ноль". Однако через несколько дней вновь вызывается на досъемку под Байрам-Али - надо снять его проход по пустыне для пролога фильма.

Вспоминает В. Мотыль: "Съемка была назначена на 5 часов утра, когда длинные тени создают рельефную фактуру барханов. Самолет с Кузнецовым прилетел поздно, и он не успел поспать и двух часов. Он спал, когда мы прибыли на место съемки. Я велел его, спящего, донести до его бархана, чтобы не будить раньше времени, пока идут приготовления к съемке. Он спал так крепко, что все попытки - издалека, рогатиной - разбудить его ни к чему не привели. Первый дубль был испорчен. Но и во втором он выглядит вялым и чуть безразличным. Можно себе представить, как тяжело давались актеру последние съемки, однако никто в группе не услышал от него даже одного слова жалобы или неудовольствия".

5 августа на "Ленфильме" состоялась досъемка монтажных планов Кавсадзе и Годовикова к эпизоду убийства Абдуллой Петрухи. Тогда же во время монтажа в картину были вставлены письма Сухова Катерине Матвеевне. Причем из-за того, что первоначальный текст Мотыля не удовлетворил, Марку Захарову пришлось его переписывать заново. Однако Кузнецов, который должен был их озвучивать, все еще находился на съемках в ГДР и приехать в Москву в ближайшее время никак не мог. Что делать? И тогда на помощь пришел немецкий режиссер Конрад Вольф, который в те дни снимал в СССР фильм "Гойя". Через его администратора Мотыль послал Кузнецову звуковое письмо, а Вольф помог получить смену в тонстудии киностудии ДЕФА. Так что письма Сухова, которые звучат в фильме, имеют берлинское происхождение.

Из других интересных деталей монтажно-тонировочного периода назову такие, о которых, уверен, подавляющее большинство зрителей, смотревших этот фильм уже не один десяток раз, даже не догадываются. Например, такие: некоторых главных персонажей озвучивали совсем другие актеры, так как снимавшиеся либо имели какие-то дефекты речи, либо не смогли справиться с дубляжем. Так, Гюльчатай озвучивала Надежда Румянцева, Петруху - актер Соловьев, а Абдуллу - Михаил Волков (тот самый, что гремел в конце 60-х ролью советского разведчика Крылова-Крамера в фильмах "Путь в "Сатурн" и "Конец "Сатурна").

Между тем мытарства фильма продолжались. Отсмотрев отснятый материал, худсовет вновь набросился на режиссера с претензиями относительно многих эпизодов. Было велено сделать 27 поправок, часть из которых Мотылю пришлось немедленно осуществить. В частности, он сократил эпизоды с пьянством Верещагина, вырезал икону богоматери со струйкой крови в сцене убийства хранителя музея, даже заново переоркестровал музыку Исаака Шварца (запись оркестра Ленинградского академического Малого театра оперы и балета под управлением Л. Корхина состоялась 1 и 6 сентября 1969 года). 18 сентября фильм лично смотрел генеральный директор "Мосфильма" Сурин и остался недоволен просмотром. С его подачи акт о приемке картины в Госкино подписывать не стали. Над фильмом нависла явная угроза "полки". Но тут случилось чудо.

БРЕЖНЕВ В РОЛИ ЗАСТУПНИКА

У Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева была такая привычка - по выходным дням смотреть в своем домашнем кинотеатре на даче в Завидово новые фильмы. Причем любимыми картинами генсека еще с молодости были, как мы помним, американские вестерны (особенно он обожал актера Чака Коннорса). Вот и в тот раз, накануне ноябрьских праздников 69-го, Брежневу для просмотра должны были привезти из Особого отдела (был такой склад в Госкино, который обслуживал исключительно высшую номенклатуру) очередной свежий вестерн - то ли "Скачку мести" Бернарда Мак-Ивити с незабвенным Чаком Коннорсом в главной роли, то ли "Беглецов" Эндрю Мак-Лаглена с Джеймсом Стюартом и Дином Мартином в ролях братьев-бандитов. Но по каким-то неведомым причинам этих картин на месте не оказалось, и заведующий складом на свой страх и риск отправил генсеку заменитель вестерна - свежий отечественный истерн "Белое солнце пустыни".

Брежневу, который смотрел фильм в компании молодых друзей своей дочери Галины, фильм понравился чрезвычайно. Он увидел если не полный набор обожаемых им ковбойских штучек (в фильмах с Чаком Коннорсом игры с "кольтами" были сняты более виртуозно), то часть из них - точно. Особенно ему понравились эпизоды, когда Сухов выбивает маузер из рук бандита и укладывает двух врагов наповал, и драка на баркасе. Генсеку также пришлась по душе и песня в исполнении Павла Луспекаева. В итоге тем же вечером Брежнев позвонил домой министру кинематографии Романову. А тот в течение нескольких минут никак не мог сообразить, о чем именно идет речь. Брежнев на том конце провода буквально заходился от восторга от просмотренного кино, а министр лихорадочно пытался сообразить, какой конкретно фильм тот имеет в виду. А Брежнев продолжал заливаться соловьем:

- Молодец, Ляксей, хорошее кино снимают твои люди. Не хуже американского.

Наконец Романов собрался с духом и, прервав сумбурную речь генсека, спросил:

- А какой фильм вы смотрели, Леонид Ильич?

- Как какой? - удивился Брежнев. - Про солнце, которое в пустыне. - И генсек, не прикрывая трубку, уточнил у кого-то, кто стоял с ним рядом, название фильма, который они только что смотрели, чтобы уже через пару секунд сообщить его Романову:

- "Белое солнце пустыни".

Романов похолодел, так как сам этого фильма еще не видел, а значит, поддержать должного разговора с генсеком никак не мог. Но тот, к счастью, и не собирался долго обмусоливать эту тему, только еще раз поблагодарил министра за картину и повесил трубку.

Утром следующего дня министр, придя на работу, первым делом затребовал к себе упомянутую картину. Как вспоминает В. Мотыль:

"Романов сидел в просмотровом зале, кажется, впервые не испытывая страха что-либо проглядеть. Он мог смотреть картину как обыкновенный зритель. В тот же день от министра поступило указание о трех (но ведь не о двадцати семи!) поправках. Иначе какой же он министр, если не внесет своей лепты.

Таможенник не должен лежать на полу (в сцене, где он выбрасывает офицерика) - иначе он алкоголик, а не герой. Ну, что ж, комбинаторы сделали выкадровку - стало непонятно, на чем он лежит. Убрали насмешку над святыней - надпись "Карл Маркс" (нельзя - основоположник) на книжке, которую держит одна из жен Абдуллы в кадре коллективного труда. Наконец "убрали порнографию", - могучие ляжки Катерины Матвеевны при переходе ее через ручей. Как бы не перевозбудить строителей коммунизма. У меня быль дубль, где ляжки полуприкрыты юбкой - я поставил его. Разрешительное удостоверение было получено..."

Между тем гонители фильма, чтобы хоть как-то сгладить горечь от собственного поражения, дали ему 2-ю прокатную категорию (чтоб заплатить поменьше создателям), да еще вдобавок стали распускать слухи в киношной среде, что спасли плохую картину письма Сухова, которые Мотыль переделал по решению худсовета. На что Мотыль приводил вполне убедительный контраргумент: мол, фильм-то он начал снимать как раз с внесценарной Катерины Матвеевны. Это все были немые кадры, предназначавшиеся для того, чтобы на немое изображение положить потом закадровые монологи героя. Впоследствии в Дагестане и в Каракумах Мотыль набрал в импровизациях съемок длинные общие планы, свободные от панорамы, именно как заготовки для текстов, которые будут потом писаться, разумеется, не на съемках, а в период тонировки, когда фильм будет снят.

Интересно будет узнать, как отнеслись к фильму коллеги Мотыля кинорежиссеры. Вот что вспоминает на этот счет Р. Ибрагимбеков:

"Мой незабвенный учитель Сергей Апполинариевич Герасимов, посмотрев фильм, сказал: "Старик, я думал, ты серьезный человек..." "Картина неплохая, только рояль в кустах все время торчит", - говорил Эльдар Рязанов. Никита Михалков тоже считал, что на экране играют в поддавки..."