Разведрота Иванова, вся епталогия в одном томе - Merlin

— Женщин, зачем приходить? Мима шагай, и железка свой не греми, а то савсем таварища камандира разбудишь — уговаривал даму Хабиббулин.

Уговаривал он ее очень убедительно, так что секунд через пятнадцать уже вся рота, продирая глаза и яростно зевая, выстроилась позади часового.

— Здравствуйте, мальчики! Меня зовут Синеок Людмила Константиновна, я теперь буду вести у вас физику… тьфу, назначена в вашу роту радистом. Журнала у меня пока нет, так что представьтесь пожалуйста.

Народ на секунду замер, осмысливая услышанное. Но, так еще не закончив осмысливание, а повинуясь приобретенным еще в ранней юности рефлексам, команду учительницы выполнил.

— Дежурный по классу рядовой Хабиббулин! — бодро закончил представление часовой. Граф, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, поднял руку. Людмила Константиновна, заметив это, милостиво кивнула:

— Ну что у тебя, Вяземский?

— Можно выйти?

— Выйдите. Только не все сразу! — добавила добрая женщина, увидев взметнувшиеся руки. — По одному, всем хватит… а это кто? — заинтересованно спросила она, увидев выползающих из своей палатки гансов.

— Гансы.

— Что, все трое?

— Яволь, фрау лехарин, — ответил один из гансов, — Ганс Ерстен, Ганс Цвейтен и Ганс Дриттен, цу ирен динстен!

— Ладно, играйте… — Людмила Константиновна махнула рукой. — Иванов, где мне радиостанцию поставить?

— А я думал, вы с нами в разведку пойдете… сообщение в штаб передать.

— Какое сообщение?

— Ну, нам задали узнать, по какому времени фашисты наступать будут, по сталинским часам или по часам Особого отдела.

— Да, запущенный мне класс достался… Мальчики, ученик — это не сундук, который надо набить, а факел, который следует зажечь. Кто сказал?

— Вы — немедленно ответил Сидоров.

— Плутарх — опроверг его Вяземский.

— Какой Плутарх? — возмутился Сидоров, — Синеок ее фамилия! Красивая, кстати, хотя и смешная…

— Обычная фамилия — скупо прокомментировала Людмила Константиновна. — У нас вся деревня Синеоки. Триста дворов — и все Синеоки… хотя нет, учителя из города прислали, так у него действительно смешная фамилия была. Как его… Зайцев, вот! Ну вот, сбили меня… Вы, дети, должны думать, а не тупо запоминать приказы! Откуда у немцев часы товарища Сталина? И тем более часы Особого отдела? Они по своему времени наступать будут. А я с вами никуда не пойду, потому как тяжело: радиостанция двадцать семь килограмм вести — она ткнула ногой в железный чемодан, — а батарейка к ней тридцать два — она ткнула второй ногой в железный ящик. — Так что лучше мы просто послушаем по радио немецкие сигналы точного времени. Иванов, куда радиостанцию ставить?

Через пять минут, после того как вся рота оправилась и собралась вокруг установленной в углу рации, сержант Синеок включила выкрашенный в военно-полевой цвет агрегат. Вовремя, как оказалось, включила. Немецкий голос прокашлялся и сообщил:

— Передаем сигналы точного немецкого времени. Начало шестого сигнала соответствует шести часам утра на Смоленском направлении. Камраден солдатен, напоминаем: наступление переносится на четыре часа, просьба не опаздывать…

— Спешат у особиста часы — сказал, переводя стрелки, Вяземский. — Зря я по его часам свои поставил…

— А у меня секунда в секунду — похвастался Сидоров, внимательно глядевший на циферблат снятых с «Мессера» часов.

Людмила Константиновна покрутила ручки на рации и забормотала в микрофон:

— Третий, третий, я седьмой, как слышно? Чего? Ну так поменяй батарейку! Ладно, тогда беги сюда, я тебе так радиограмму продиктую…

Прибежавший через минуту связист из штаба был не один, вместе с ним в расположение пришел и капитан-особист. Иванов продиктовал радистке разведданные, та передала их штабному радисту, и особист, прочитав радиограмму и выставив свои часы уже по часам Сидорова, отдал новый приказ:

— За досрочное и качественное выполнение приказа командования приказываю: идите и узнайте, какими силами собираются наступать фашисты. Ах да — он повернулся к штабному радисту — передавай приказ…

— Растет наш особист — прокомментировал приказ, зачитанный личному составу Ивановым после того, как особист покинул расположение, Вяземский. — Первый раз разумный приказ отдал.

— Приказ-то разумный, да как его выполнить? — отозвался Силоров.

— А давайте перекусим, а в процессе тщательного пережевывания пищи и помозгуем — ответил Моисей Лазаревич. — Хабиббулин так замечательно этого трофейного барана поджарил, аж слюнки текут.

— Какого барана? — удивилась сержант Синеок, — я тут только борова на вертеле вижу…

— Товарищ сержант, я не спрашиваю, как этого барана звали при жизни — насупившись, ответил Лазаревич, — так что отрезайте шесть кусков, а остальное в госпиталь отправим.

— Семь кусков отрезайте — раздался до слез знакомый голос Петрова — мне что, решили кусок зажать?

— Уже поправился? — радостно-удивленно повернулись на голос товарища разведчики — Тебе же печень штыком проткнули!

— Не печень проткнули, а только кожу на боку порезали. Правда сильно, поначалу в госпитале хотели двенадцать швов наложить, но и семи хватило, так что эскулапы меня быстренько залатали. Хотели, правда, по крайней мере до вечера в госпитале подержать, но я как чуял, что что-то интересное наклевывается, вот и уговорил главврача пораньше выписать. Да и запах от расположения вкусный аж до госпиталя достает. А мне раненых объедать в таком разе неудобно, так что принимайте и кормите.

— Это, как я понимаю, Петров явился не запылился? К выдаче боевого приказа опаздываем?

Петров вопросительно взглянул на сослуживцев.

— Людмила Константиновна, училка по физике… то есть тьфу, ротный радист — прошептал Вяземский.

— Извините, Людмила Константиновна, я там двух раненых старушек до госпиталя через дорогу переводил…

— На первый раз прощаю, садись за стол. Но учти!

— Уже учитываю, Людмила Константиновна! Я так мыслю — продолжил Петров, ловко отрезая серебряным ножом тонкие пласты неназываемого окорока — германец в наступление широким фронтом не пойдет, дальше дорога только через мост есть. Поэтому немцам удобнее войска свои у Узловой и сосредоточить, так что надо просто снова туда сходить, поглядеть на это сосредоточение и капитану все рассказать.

— Узловая большая, пока станцию из конца в конец пройдешь, немцы нас три раза арестовать успеют. А граф, падла такая, немецкий мундир на сметану сменял!

— Да, в дырявом летном мундире твоя арийская рожа ни у кого подозрения не вызвала бы — сварливо отозвался Вяземский.

— Тише, мальчики, не спорьте на посторонние темы. У нас есть простая задача, а как ее решить, нам расскажет… — она внимательно поглядела на притихших бойцов — нам расскажет… Петров. К доске!

— Я учил…

— Садись… ну, кто сможет рассказать, как решить эту задачу? Можно с места.

Вяземский тяжело вздохнул, снисходительно поглядел на сослуживцев:

— На станции Узловая, в соответствии с правилами обустройства железнодорожных станций, введенных Постановлением Министерства путей сообщения от восемнадцатого июля тысяча восемьсот шестьдесят третьего года установлена водонапорная башня. С которой всю станцию и ее окрестности должны быть видны как на ладони. И забраться на башню нетрудно…

— Садись, пять!

— … но вот обратно со станции выбраться после этого будет очень сложно. Нас на башне тоже будет видно со всей станции и ее окрестности. Так что узнать-то мы все узнаем, а как донести узнанное до штаба?

— Элементарно, Ватсон… кто сказал?

— Конан Дойль! — хором откликнулся личный состав роты.

— Неверно, этого Конан Дойль не говорил. Я это сказала, и сказала потому, что пойду с вами и передам все данные по рации.

Иванов, несколько мгновений пообдумав предложение и не найдя иных вариантов, распорядился:

— Рацию и батарейку понесет Сидоров, а Людмилу Константиновну…

— Людмила Константиновна и сама дойдет, не инвалидка небось — отрезала сержант.

Через час, прокравшись мимо немецких постов и поудивлявшись, что на этих постах никого нет, разведчики взобрались на водонапорную башню. Вяземский оказался прав: с башни было видно всё. Но вот почему-то на этом всём никого видно не было.

— Не иначе, все в палатках, дрыхнут перед наступлением — высказал гипотезу Петров.

— Надо сделать так, чтобы немцы из палаток выскочили, тогда мы из и посчитаем.

— А как?

Сидоров секунду подумал, потом приудобил свою пушку на ограде верхней площадки башни и выпустил длинную очередь по стоящим на путях паровозам. Из пробитых котлов поднялись клубы пара и раздались истошные вопли.

— Алярм, алярм — кричали напуганные немцы, а немцы еще не напуганные дружно выскочили из палаток и начали неорганизованно метаться, пытаясь понять, откуда стреляли. Людмила Константиновна уже разложила рацию и даже успела связаться со штабом.