Я тебя у него украду - Лиза Бетт

но ты все равно не поверишь, да? – его руки оставили в покое мои джинсы и переключились на блузку – одна расстегивала пуговичку за пуговичкой, вторая чуть потянула ослабленный ворот, открывая шею и отводя упавшие на плечо пряди волос в сторону, а потом жесткие губы коснулись нежной кожи над ключицей, и я едва не застонала. – Чёрт, Журавлева, я с тобой кончу за секунду, – рука расстегнула несколько пуговиц, и нагло стащила кружевные чашки с груди. А я уже в явном неадеквате потянулась за спину, чтобы коснуться налитого бугра ладонью, но Суворов не позволил, отводя бедра назад. – А так кончу даже не вставив, не доводи, родная.

Правильно говорят, что женщины любят ушами. Его умение говорить абсолютную пошлость спокойным чуть хрипловатым голосом лучше любой прелюдии заводило, как ключик, и я уже дурела.

– Давай лучше так, – обхватил мое запястье и заставил упереться на косяк ладонью, вторая была по-прежнему на ручке. А потом торопливо стянул мои джинсы ровно настолько, чтобы получить доступ к тому месту, что сладко ныло от возбуждения. – Иди сюда, – обхватил бедра и потянул назад, заставляя прогнуть спину. Услышала, как молния на его брюках звякнула, и чего греха таить задержала дыхание, когда нежной кожи коснулся раскаленный от напряжения стояк.

Суворов провел головкой по впадинке между ягодиц и погладил ниже, нежно касаясь влажных складок. Член не вторгался, он исследовал территорию, намеренно дразнил прикосновением, и от этого я текла сильнее. Пашка не спешил отыметь и уйти, он смаковал каждое движение, как и я сама. Кайфовал от этого.

– Если будет больно, скажи, я возьму тебя по-другому, – черт, до чего же срывает крышу от этого его хрипловатого шепота. Ощутила, как смоченная слюной головка ткнулась в горячее лоно и Пашка чуть надавил, бережно растягивая меня там. Небольшой дискомфорт был, несмотря на то что он старался сделать все максимально медленно. Но я никогда не призналась бы в этом, потому что иначе он прекратил бы, а я сейчас готова душу продать, только бы он не останавливался. – Черт, такая тесная и горячая.

Суворов наконец вошел в меня целиком, и мелкие волоски на моих висках и лбу встали дыбом, а стон все-таки сорвался с губ.

– Да… – не подрассчитала, и произнесла это громко. Мой рот тут же зажали, и я, воспользовавшись этим, подалась бедрами назад, навстречу второму толчку, и снова застонала в руку Суворову. Тот зарычал, явно балансируя на грани и замер на секунду, делая длинный вдох и медленный выдох.

– Не двигайся, иначе кончу в тебя, хочешь?

Торопливо замотала головой и замычала протестующе, а Суворов ухмыльнулся, когда замерла, боясь пошевелиться, чтобы не спровоцировать.

– А я хочу, – ощутила, как ткнулся лбом в мою макушку, выдыхая в затылок и начал медленно двигаться внутри, нарочито неспешно вжимаясь меня по самое основание. – Но не стану этого делать без твоего разрешения.

Толкнулся снова и замер, тяжело дыша.

– Ира, девочка, я не могу больше… – как молитва, будто сам не может поверить и произносит с ноткой обреченности. Отпускает руку, позволяя мне сделать вдох, и я глотаю кислород так жадно, будто из под воды вынырнула и сбивчиво шепчу.

– Кончай…

Пашка стискивает мои бедра и тут же торопливо отстраняется и выдыхает сквозь стиснутые зубы. Не касается меня больше, я так и стою, прижавшись к двери и вцепившись в ручку, а он удрученно заключает, и я невольно улыбаюсь.

– Пиздец я конченый. Ты же не успела…

Отлипаю от двери, разворачиваюсь, поправляя бюстик, и стук в дверь заставляет меня замереть, так и не ответив.

– Ир, это я, – Катя говорит через дверь, и я впиваюсь в Суворова испуганным взглядом и тот кивает на ладонь, в которую спустил.

– Салфетки, – одними губами, и я киваю и натягиваю джинсы почти бегом бросаясь к сумочке. Достаю и протягиваю ему, а он торопливо вытирает руки и швыряет улики в урну. А я с запозданием осознаю, что катастрофа-то грядет – Катя сейчас спалит, что я в кабинете не одна, да еще и закрылась…

С мольбой смотрю на Пашку и тот поджимает губы, хмурясь, а потом подносит палец к губам призывая молчать и не отвечать.

– Ира, алё!

Киваю на дверь и Пашка ведет подбородком, чтобы не открывала, и я закусываю губу, не зная, как поступить.

Катя снова стучит, а потом бубнит что-то типа «ушла наверно, придется ключ на вахте брать», и я слышу удаляющиеся шаги и выдыхаю. Плечи опускаются, и я провожу по волосам рукой, стряхивая напряжение.

– Иди, пока не вернулась, – устало выдыхаю, Суворов подходит, и я вскидываю на него взгляд, но поздно понимаю, что это ошибка. Накрывает мои губы своими и по-собственнически смакует эту ласку, проходя по нижней языком. Потом по верхней. Отстраняется. – Иди…

Кивает и, открыв дверь, выглядывает в коридор, а потом выходит, не обернувшись. И я остаюсь одна.

Ну здравствуйте очередные муки самобичевания. Я не скучала.

Смотреть в глаза Катюхе не хотелось. Коллеге пришлось взять на вахте запасной ключ, а я соврала, что в туалет приспичило с утра, вот и уходила. Хорошо, что после ухода Суворова я заметила, что он забыл папку, и сунула ее в шкаф, иначе точно спалилась бы.

До обеда рабочий день тянулся медленно, а я как самая знатная мазохистка прокручивала в мозгу сегодняшнее утро. Стоило глянуть на дверь или урну, сразу ощущала как щеки горят. И не только щеки, я ведь так и не кончила.

Время подошло к обеду, и Катя решила сходить в буфет, а у меня аппетита естественно не было, и я отказалась составлять ей компанию. Села разбираться со штатным, и на стук в дверь уже привычно ответила.

– Войдите.

Отложила документ, подняла глаза и едва их не закатила, когда Суворов повернул ключ в замке.

– Пашка, ты опять?

– Убери со стола документы, – теперь он был в форме, и надо признаться выглядел еще привлекательнее, потому что эти его чертовы плечи и бедра… – Журавлёва, я серьезно, убери, помнутся.

Поджала губы, которые так и норовили расплыться в улыбке и торопливо сложила все в стол, а Суворов по-джентельменски дождался, когда закончу и потянул меня за руку, поднимая со стула.

– Паш, давай не будем, – я, итак, все утро себя грызла за распутство, а он хочет снова… – Вдруг Катя опять придет не вовремя, а? Да и вообще, прекрати уже, да, Господи, ты слышишь я тебе говорю!

Но Пашка вообще ушел в полный игнор. Стянул с меня галстук и начал расстегивать рубашку. Ударила его по рукам, и он равнодушно отвел руки, будто не больно и хотелось и рывком развернув меня впечатал грудью в стол. Реально впечатал, потому что хоть и аккуратно, но настойчиво