Шоу для кандидата в императоры - Владимир Титов

— Что еще за деформатор? — оторвался от бутылки Толик.

— Гравигенератор остронаправленного действия. Возможно, им удастся продавить поле, перфорировать его и в прорыв забросить десант.

— А где взять деформатор?

— На днях на заводе закончат его сборку. Мы заказали деформатор еще полгода назад. Завтра просчитаем кое-что. Возможно, установку придется немного переделать для увеличения мощности.

Где-то в вышине загудел самолет.

— Странно, — проговорил удивленно Лазорев. — Разве не запретили пролет над Зоной?

— Запретили, — откликнулся Иванов. — Это, по-видимому, военные начали аэрофотосъемку Зоны.

— Ночью?

— Да. В инфракрасных лучах. Потом снимут ее утром, при косом освещении, и в полдень. Изучают Зону сейчас и из космоса. После анализа снимков, может быть, что-то и прояснится.

— Надеетесь увидеть корабль инопланетян? — усмехнулся Толик.

— Чем черт не шутит, — улыбнулся Иванов, — может, и увидим.

10

— …Держит белого лебедя, обрывает, общипывает у лебедя белое перо, — бубнил у меня над головой странно-знакомый старушечий голос, — как отскокнуло, отпрыгнуло белое перо, так отскокните, отпрыгните, отпряньте от раба божьего Владимира родимые огневицы и родимые горячки, с буйной головушки, с ясных очей, с черных бровей, с белого тельца, с ручек, с ножек.

Старуха замолчала, хрипло переводя дыхание. Я попытался открыть глаза, но ничего из этой затеи не получилось. Словно пудовые гири поставили мне на веки.

— С ветра пришла, — снова забубнил старушечий голос, — на ветер пойди, с воды пришла — на воду пойди; с лесу пришла — на лес пойди отныне и довеку.

Бабка, закончив бубнить, тяжело вздохнула и сочувственно проговорила:

— Ах, лихоимцы! Подстрелить такого голубка! Ах, фулиганы! Хреста на них нет.

— А это что? — спросила Алина. — Снова зелье?

— Зелье, милая, зелье, — охотно подтвердила бабуля. — Значь, будешь ему через кажные три часа по столовой ложке давать.

— А это?

— Мазь особливая. По три раза в день ее самою, значь, надо рану смазывать.

— К чему так часто рану бередить?

— А ты не спорь, милая. Я знаю, чего говорю, — обиженно засопела старуха.

— Ну хорошо-хорошо, — быстро проговорила Алина. — Я не буду спорить.

Обе замолчали.

— Бабушка, а у вас аспирин и анальгин еще найдутся? — неуверенно спросила Алина.

— Хе, — весело ответила старуха, — да у меня, милая, че хошь найдется. Значь, так: — анальгин — тридцать одна копейка, ацетилсалициловая кислота — шесть копеек, значь, всего с тебя — пятьдесят восемь копеек.

Даже не придя в себя толком, я сообразил, что с математикой у бабки туго.

— А за зелье и мазь? — уточнила Алина.

— А за них — ничаво. Я ж тебе уже говорила: они — не покупные, их я сама варю.

— У меня — рубль.

— Сдачи нету.

— Ну и ладно, — сказала Алина.

— Нет, не ладно, — не согласилась бабка. — Сколь раз повторять: я на службе и чаевые не беру.

— Что ж теперь делать?

— Мож, ищо каку пилюлю надо?

— А димедрол есть?

— Есть, милая, есть. Значь, так: рупь минус пятьдесят восемь копеек будет ровнехонько двадцать шесть, как раз я один димедрольчик.

От такого математического «шедевра» проснулось мое второе «я», а я наконец разлепил свои распухшие веки.

Возле кровати сидели Алина и баба Яга.

А, — прохрипел я, — старая клюшка прихиляла. Хиппуешь?

— Тьфу на тибя, фулиган! Глаза б тибя, постылой не видели! — заявила старуха, кряхтя влезла в ступу, взмах нула метлой и вылетела в открытое окно размером с парад ную дверь.

— Ну зачем ты так? — принялась журить меня Алина. — Если бы не бабуля, я не знаю, что и делала бы. Она уже в третий раз прилетает, заговаривает, лекарства приносит.

— Она, между прочим, тебя только что на тридцать семь копеек обсчитала, — сообщил я.

— Неужели? — искренне удивилась Алина. — Вот не подумалала бы! Впрочем, по математике у меня всегда только тройки были, да и те за красивые глазки ставили.

Она засмеялась.

А что она тут про способ ощипывания белых лебедей городила?

— Это заговор такой. От лихорадки.

— И что, помогает? — ехидно спросил я.

— Сейчас посмотрим.

Алина залезла приятно прохладной рукой под одеяло и влекла из моей подмышки градусник. Самый обыкновенный Ртутный! Покрутив его у свечи, сообщила:

— Тридцать восемь и две. А было почти сорок. Как видишь, помогло.

— Хм, — сказал я. — А термометр откуда? Бабуся Ягуся всучила?

— Она.

— Втридорога?

— За рубль.

— Так я и знал!

— Не жадничай. Для тебя же стараюсь.

— Вот уж не ожидал встретить ведьму-спекулянтку

— И никакая она не ведьма. Очень даже добрая бабушка. Я сел в кровати. Пошевелил раненой ногой. Боль заметно утихла.

За окном молчала лунно-звездная ночь.

— И долго я… отлеживаюсь?

Алина зевнула, прикрыв рот ладонью, смущенно улыбнулась и ответила:

— Почти двое суток.

— Двое суток?!

— Ага.

— А ты сама-то хоть спала?

— Спала. Немного. Мы с Золушкой и служанками по очереди дежурили. Кстати, Золушка очень даже милая женщина, интересная собеседница. Это она и посоветовала бабу Ягу позвать.

Я внимательно присмотрелся к Алине. Под глазами ее обозначились синие тени, глаза слипались от недосыпания. Она еле держалась на ногах. В горле у меня стал ком.

"Ни черта она не спала, даже если и дежурили Золушка и слуги", — понял я.

— Алина, — я обнял девушку и ласково погладил по голове. — Шла бы ты спать, а? Мне уже намного лучше.

— Сейчас, — ответила она нежно, — вот напою тебя зельем и таблетками, покормлю, перевяжу, позову дежурную служанку и пойду.

Мне принесли ужин. Я подмел его за пять минут.

— Да, кстати, — проговорила Алина сонно после перевязки, уже уходя в свою спальню, — нашли президента. По радио сообщили.

— Живого? — обрадовался я.

— Нет, убитого. Где-то в Мексике, у границы с США. На каком-то там плато…

Алина скрылась в дверях.

— А кто убил его, не сообщили? Алина молчала.

Я выбрался из кровати и, несмотря на протесты служанки, захромал следом за Алиной. Девушка, нераздетая, лежала в постели и спала. Будить ее мне стало жалко.

Вернувшись в свою комнату, я выпроводил служанку-сиделку и включил радиоприемник. Еще никогда в. жизни не тянулись так долго минуты, отделявшие меня от очередного выпуска новостей. Даже песни моей любимой певицы Аллы Пугачевой сейчас не радовали.