Ложь между нами - Мария Сергеевна Коваленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Потому что я с тобой. — Это даже не вопрос.
Теперь понятно, зачем мы здесь и для чего это платье. Клим хотел привлечь внимание, чтобы все увидели — с этого времени я под его защитой. Никакого эгоизма и тем более показушности. Строгий мужской расчет.
Наверное, будь я такой прожженной стервой, какой пытаюсь всем казаться, догадалась бы сразу. К сожалению, маска не прибавляет мудрости.
— А что касается всего остального... — Заставляя посмотреть в глаза, Клим проводит указательным пальцем по моему подбородку. — Я заплатил такие большие деньги не за секс. Ты сама придешь ко мне в кровать. По собственному желанию. Скоро.
Глава 19
Глава 19
Вечер в ресторане заканчивается поцелуем. Клим не заставляет меня. Я сама тянусь к его щеке, когда замечаю напряженные взгляды в нашу сторону. На секунду прижимаюсь к скуле, а затем он поворачивается и накрывает мои губы своими.
Этот поцелуй отличается от недавнего. Клим не напирает. Нет! Он словно пробует меня. Касается так нежно, будто я не из плоти и крови, а из тонкой паутины. Согревая дыханием, мягко раздвигает губы, ласкает языком зубы и нёбо. Терпеливо ждет, чтобы расслабилась.
Гладит подушечками пальцев щеки. Выворачивает душу потемневшим взглядом, жаждой, которая превращает его тело в камень. А стоит мне закрыть глаза, срывается со знакомым напором.
Если кто-то в зале и сомневался в наших отношениях, то после этого поцелуя просто обязан распрощаться с сомнениями. Не целуют случайных любовниц с такой нежностью и не сходят с ума от их губ так сильно, что вместо ужина в ресторане спешат на парковку, к машине.
Вероятно, даже великий Станиславский сказал бы свое знаменитое: «Верю!», но почему-то вместо радости я ощущаю странную тяжесть за грудиной. И устраиваюсь на заднем сиденье, а не рядом с Климом..
Дорога до дома проходит в молчании. Несмотря на хмурый взгляд Хаванского, говорить не хочется от слова «совсем». Губы печет как после кайенского перца, тело бросает то в жар, то в холод, а в голове крутятся ненужные мысли, глупости со всякими «если бы» и воспоминания...
О нашей первой встрече. Пачке денег на тумбочке и моем позоре.
О второй — когда я всю свадьбу вместо радости чувствовала страх, постоянно пряталась от свидетеля и молилась, чтобы он не назвал при всех шлюхой.
О третьей... той, которая отпечаталась в памяти лучше всех и которую я надеялась забыть.
На борьбу с этим воспоминанием уходит половина пути и остатки вечера уже в доме.
Сбежав от Клима в свою комнату, я пытаюсь настроиться на следующий рабочий день. Будто последняя модница, придирчиво выбираю одежду. Полчаса кручусь в кровати и раз пять взбиваю подушку.
Но, уснув, словно в наказание, вижу себя в огромном торговом центре и чувствую, как по ногам кровавыми ручейками вытекает жизнь.
Все настолько яркое и четкое, что даже во сне меня разрывает от отчаяния. Вновь миг за мигом переживаю свой шок, свою растерянность и боль.
Как и тогда, кричу в телефон мужу, что мне нужна его помощь. Заливаюсь слезами. И падаю... долго, куда-то глубоко. Не на пол, а сквозь него. Лечу, не замечая никого и ничего, пока не оказываюсь прижатой к мужской груди.
— Тише, тише... Все хорошо...
Я почти не слышу этих слов. Настоящее путается со сновидением, делает его еще более объемным и живым.
— Не плачь. Все будет в порядке, — раздается громче, совсем как шесть лет назад на парковке торгового центра.
Каждым звуком и словом заставляет дрожать во сне. Вместо успокоения вынуждает вспомнить, как сквозь стыд я согласилась тогда на чужую помощь. Как молилась по дороге, чтобы обошлось. Как позволяла нести себя на руках мимо машин скорой помощи и санитаров с каталкой. А потом в больнице, будто за спасательный круг, держалась за мужскую руку... все время: в приемном покое, в длинных коридорах, возле прохладного бокса операционной и сразу же после нее.
— Это прошлое, Диана. Все закончилось.
Чьи-то руки гладят меня по спине, смахивают влагу со щек и укачивают. Медленно, уверенно. Как маленькую девочку, которая первый раз разбила колени. Как взрослую женщину, которая потеряла своего ребенка и выла потом в голубую рубашку постороннего ей мужчины.
— Успокаивайся. Ты сможешь.
Простые короткие команды размазывают меня о стену между явью и фантазией. Делают боль невыносимой.
— Нет! — кричу и дергаюсь всем телом от этого дежавю. Как сквозь ледяной панцирь, прорываюсь из сновидения в реальность. — Я в порядке. В порядке... — произношу быстрее, чем успеваю хоть что-то понять.
— Молодец. Справилась. — Клим держит так же крепко, но больше не укачивает.
— Ты здесь...
Я хлопаю мокрыми ресницами, осматриваясь в темноте. От шока забываю, как вдыхать и выдыхать.
— Ты кричала и плакала.
Тру лицо, пытаясь избавиться от позорной влаги.
— Сон. Просто плохой сон.
— Я через две стены услышал.
— У тебя плохая звукоизоляция. — Смущение затапливает меня с головой. — Не нужно было приходить.
Толкаю Клима в грудь и, как только он отпускает, перебираюсь на другой край кровати.
— Тогда ты тоже так сказала, — туманно произносит Хаванский, и я замечаю горькую улыбку на его губах.
Надежда, что мой сон останется тайной, лопается мыльным пузырем. Собственное подсознание сыграло слишком злую шутку. От стыда я не знаю, куда себя деть. Хочется сбежать из комнаты. А еще лучше — из дома.
Еще минута наедине с Климом, и, наверное, так бы и сделала, но он первым встает с кровати и не оглядываясь идет к двери.
— Я ждала не тебя. — Правда сама срывается с губ.
— Ты всегда ждешь не тех, — доносится уже из коридора.
И хлопок двери, как ведро ледяной воды, смывает последние остатки моей сонливости.
Глава 20
Глава 20
После нашего разговора остаток ночи ворочаюсь в кровати без сна. Кошмары всегда действуют на меня не лучшим образом, однако сегодня я думаю не о том, что приснилось, а о том, что сказал Клим.
Как ни горько признавать, в чем-то он прав. У меня всегда хватало воли исполнять свои обязательства — слушаться родителей, даже когда внутри назревал бунт, спасать брата, даже когда он не заслуживал, быть хорошей женой, хотя нужно было развестись