Лучше подавать холодным - Джо Аберкромби

— Сюда. — Трясучка проследовал за своим проводником сквозь кумар и далее вниз по затемнённому коридору. О дверной косяк облокачивалась женщина, наблюдавшая за проходившим мимо Трясучкой безжизненными глазами, не произнеся ни слова. Кто-то где-то, вроде-бы устало, хрипел — О, о, о…

Сквозь завесу из цокающего бисера в другую большую комнату, менее прокуренную, но более тревожную. В ней разместились люди всех цветов кожи и телосложений. Судя по их виду, знакомые с насилием. Восемь сидело за столом с разбросанными стаканами, бутылками и мелочью, играя в карты. Ещё больше развалившись отдыхали в тени по сторонам. Взгляд Трясучки сразу упал на отвратно выглядевший тесак под рукой одного из них, и, уж наверное, тот не был единственным здешним оружием. К стене приколочены часы, шестеренки крутились туда-сюда, тик, так, тик. Достаточно громко, чтобы ещё больше расстроить ему нервы.

Крупный мужчина сидел во главе стола — на месте вождя, если б это происходило на Севере. Пожилой, с лицом мятым и сморщенным, как далеко не новая кожа. Сам цвета тёмного масла, короткие волосы и борода запорошена металлической сединой. У него была золотая монета, и он ею играл, перемещая костяшками пальцев с одной стороны перевёрнутой ладони на другую. Провожатый наклонился, что-то шепнул ему на ухо, а затем вручил кинжал. Глаза старика, как и глаза остальных теперь обратились к Трясучке. Внезапно, серебренник начал казаться слишком маленькой платой за задание.

— Ты Саджаам? — Громче чем было на уме у Трясучки, голос от дыма скрипучий.

Улыбка пожилого прорезалась жёлтым шрамом на тёмном лице. — Все мои добрые друзья подтвердят, что Саджаам это моё имя. Знаешь, можно ужасно много сказать о человеке по оружию, что он носит.

— И что же?

Саджаам вытащил кинжал из ножен и приподнял его, свет свечей заиграл на стали. — Не дешевый клинок, но и не дорогой. Удобный для дела, и без вычурной ерунды. Острый и прочный, и означает, что ты пришёл не базарить. Я попал в цель?

— Где-то рядом с ней. — Было ясно, что он один из тех, кто любит потрепаться, поэтому Трясучка не стал упоминать что это даже не его кинжал. Чем меньше слов, тем скорее он будет в пути.

— Как же тебя звать, друг? — Однако его дружеские манеры не вызывали доверия.

— Коль Трясучка.

— Брррр. — Саджаамб потряс громадными плечищами, как будто ему стало холодно, чем вызвал у своих людей хихиканье. Будто слегка их пощекотал. — Ты проделал далёкий путь. Далеко, далеко от дома, дорогой мой.

— А-то я, блядь, не знаю. У меня послание. Никомо требует твоего присутствия.

Шутливый настрой вытекал из комнаты. Стремительно, как кровь из перерезанного горла. — Где?

— В обычном месте.

— Он требует? — пара людей Саджаама отделились от стен, скрытые тенями руки зашевелились. — Ужасно смело. И почему это мой старый друг Никомо послал поговорить со мной большого белого северянина с ножом? — Трясучке пришло на ум, что по неизвестным причинам, женщина может статься, подставила его жопой кверху. Дураку ясно, что она вовсе не этот Никомо. Но он уже сожрал свою порцию презрения за последние несколько недель и пусть его заберут мёртвые, нежели он пригубит ещё.

— Спроси его сам. Я пришёл сюда не перебрасываться вопросами, старик. Никомо требует твоего присутствия в обычном месте, и это всё. А теперь двигай своей жирной чёрной жопой, пока я не потерял выдержку.

Пока каждый размышлял над этими словами, настала длинная и некрасивая пауза,

— Мне по душе, — хрюкнул Саджаам. — Как тебе? — спросил он одного из своих головорезов.

— Пожалуй неплохо, если в принципе такое может понравится.

— Время от времени. Громкие слова, бахвальство и мужественно волосатая грудь. Перебор моментально вгоняет в тоску, а чуток порой может помочь улыбнуться. Итак, Никомо требует моего присутствия?

— Требует, — сказал Трясучка не раздумывая, а позволив течению тащить его куда вздумается, и надеясь, что его прибьёт к берегу невредимым.

— Тогда ладно. — пожилой бросил карты на стол и медленно встал. — Да не скажет никто, что старый Саджаам изменил своему долгу. Если Никомо зовёт… пусть будет обычное место. — Он просунул принесённый Трясучкой кинжал за пояс. — Я всё же придержу его, хммм? Всего минутку.

Уже припозднилось, когда они добрались до места, которое показала ему женщина и в сгнившем саду было темно, как в погребе. И также, насколько мог понять Трясучка, пусто. Лишь ночной ветерок колыхал рваные бумажки — старые, свисающие со скользких кирпичей новости.

— Ну? — грубо произнёс Саджаам. — Где Коска?

— Сказала, что она будет здесь, — пробормотал Трясучка, в основном для самого себя.

— Она? — Его рука оказалась на рукояти кинжала. — Какого чёрта ты…

— Здесь околачиваешься, старый хрен. — Она скользнула из-за дерева в полоску света, откидывая капюшон. Сейчас Трясучка отчётливо её увидел — она оказалась даже красивее, чем он представлял и ещё более суровой на вид. Очень красивая и очень суровая, с красной линией сбоку шеи, будто шрам, что увидишь на висельнике. У неё был такой хмурый вид — твёрдо сдвинутые брови, плотно сжатые губы, сузившиеся и глядящие прямо глаза. Как будто решила головой пробить дверь и ей похеру последствия.

Лицо Саджаама сморщилось как потная рубашка. — Ты жива.

— Всё такой же проницательный, а?

— Но я слышал…

— Нет.

Собраться с мыслями не заняло у старика много времени. — Ты не должна быть в Талинсе, Муркатто. Ты не должна быть в сотне миль от Талинса. А самое главное — ты не должна быть в сотне миль от меня. — он выругался на каком-то незнакомом Трясучке наречии, затем запрокинул лицо к тёмному небу. — Боже, Боже, отчего же ты не вывел меня к честной жизни?

Женщина фыркнула. — Потому что тебя от неё воротит, вот почему. А ещё ты слишком любишь деньги.

— Каюсь, всё это правда. — Может они и разговаривали как старые друзья, но рука Саджаама всё никак не оставляла нож. — Что тебе нужно?

— Чтоб ты помог убить кое-каких людей.

— Мяснику Каприла требуется моя помощь в убийстве, а? Ну, поскольку среди них нет приближённых герцога Орсо…

— Он будет последним.

— Да ты охерела. — Саджаам медленно покачал головой. — Как же ты любишь испытывать меня, Монцкарро. Как же ты всегда любила нас всех испытывать. Ты же не сможешь так поступить. Никогда, даже если ждать до гибели солнца.

— А что, если я всё же смогу? Не рассказывай только, что не лелеял мечту об этом все эти годы.

— Все те годы, когда ты его именем несла по Стирии огонь и меч? Радостно принимала от него приказания и плату, лизала ему жопу как щенок новую косточку? Ты про эти годы? Что-то не помню, чтобы ты предлагала мне поплакать на своём плече.