Минимальные потери - Алексей Евтушенко

К сожалению, точной проверенной информации об этом отыскать не удалось, и гипотеза так и осталась гипотезой. Хоть и весьма правдоподобной. Одно было несомненно: сюда, на Арию, Неведомые пришли точно так же, как сами немцы – извне, на космических кораблях (на чем же еще!). И очень может быть, что тоже с Земли. Какой бы безумной ни казалась эта идея.

Дело еще упиралось в элементарную нехватку людей. И не только в поисковых группах, рыщущих по всей Новой Германии с переменным успехом, но и людей, готовых и страстно желающих заниматься подобными исследованиями. Первую сотню лет вообще было не до этого. Выжить бы и худо-бедно овладеть технологиями Неведомых, сохранив при этом свою культуру, дабы не одичать и не скатиться в каменный век, подобно «низким». Выжили, не одичали. Но срочных, требующих немедленного реагирования вызовов меньше не стало. Как не стало больше свободных ресурсов и мощностей, которые можно было бы выделить на решение подобных исследовательских задач. К тому же любому колонисту от мала до велика было совершенно точно известно, что недалек тот замечательный день, когда боевой флот Новой Германии отправится на родину, к Земле. Там, в короткой и беспощадной битве, он сначала уничтожит всех врагов Третьего Рейха, а затем приведет народы мира под свое знамя. И вот тогда уже можно будет спокойно заняться всеми вопросами, до которых сейчас не доходят руки. Включая вопрос происхождения Неведомых.

– Пилотам «космических охотников» приготовиться к отражению астероидной атаки третьей степени опасности! – прозвучал в гермошлеме бесстрастный голос диспетчера. – Расчетное время старта две минуты.

Эрика не впервые сражалась с бездушными метеоритными глыбами, несущими Новой Германии смерть и разрушения, и поэтому особого волнения не испытывала. Разве что чуть сильнее забилось сердце, участилось дыхание, и предметы вокруг – от близких до самых далеких – приобрели необыкновенную четкость. Это ее зрение так реагировало на впрыск адреналина в кровь, и теперь без всякой оптики она могла сосчитать количество ребер в вентиляционной решетке, расположенной под потолком в дальнем конце летной палубы.

Девять. Девять тонких поперечных ребер.

Полсекунды – и перед глазами скользнуло слева направо прозрачное, гибкое и прочное, как титановая плита, забрало гермошлема – будто едва заметная рябь пробежала по чистейшей воде горного озера.

Опустились сверху и автоматически соединились с гермошлемом нейросенсоры, похожие на пучок щупалец неизвестного науке животного.

Теперь она могла ощущать «космический охотник», как продолжение собственного тела, и, соответственно, управлять им мысленно. Вернее, помогать управлению, потому что большую часть основных действий все же приходилось осуществлять руками – это было не столь быстро, как отдавать мысленные команды, но гораздо надежнее. Эрика хорошо помнила, сколько времени, сил и невидимых миру слез (курсанты не плачут!) ушло у нее на то, чтобы овладеть хитрейшей наукой управления «космическим охотником». Самое трудное заключалось в том, чтобы научиться разделять и координировать приказы мозга, отданные рукам и другим частям тела, и нейросигналы, с помощью которых пилот мысленно связывался с машиной через сверхскоростной электронный вычислитель.

Поначалу казалось, что это невозможно. Или – или. Мозг категорически отказывался одновременно действовать через руки и нейросенсоры. Возникало ощущение раздвоения сознания, и преодолеть его, добиться истинного слияния с машиной получалось далеко не у всех. Те, кто не справлялся, покидали летное училище. Некоторые уже с видимыми миру слезами на глазах – это чертовски больно, когда безвозвратно рушится мечта.

В полушаге от этого была и Эрика. Но – справилась. В какой-то момент словно переключился в голове невидимый рычажок, соединил то, что казалось несоединимым, и сразу все стало легко и понятно. Настолько, что оставалось лишь удивляться, как это раньше она не могла постичь столь элементарные вещи.

Именно с этого момента у нее впервые зародилось, а затем разрослось и окончательно укрепилось убеждение, что женщины лучше мужчин водят космические корабли вообще и «космические охотники» в частности. Затем ей объяснили, что ее догадка, основанная на личном опыте, давно подтверждена официальными исследованиями.

Да, женщинам было гораздо сложнее преодолеть первоначальную раздвоенность сознания. Но, если уж получалось, нейросенсорная составляющая управления давалась им легко и непринужденно и занимала в среднем чуть ли не половину от всего процесса, а у отдельных, наиболее одаренных особей далеко переваливала за половину. В отличие от мужчин, которые больше полагались на глаза и руки, используя нейросенсорику от силы на тридцать – тридцать пять процентов, а в среднем и вовсе на четверть.

Однако большими и малыми космическими кораблями по-прежнему чаще всего управляли мужчины. Ибо очень немногие представительницы слабого пола вообще хотели быть космопилотами, а из тех, кто хотел, мало кто мог. И не только из-за пресловутого раздвоения сознания, имелись и другие причины. В основном, конечно, социопсихологического характера. Общество, в котором росла Эрика Ланге, нуждалось в мужском доминировании не меньше, чем девятьсот восемьдесят два человека, обожженных огнем Большой войны и покинувших Землю два столетия назад.

Потому, что Третий Рейх продолжал свое существование на Новой Германии вместе со всеми многовековыми традициями, включая знаменитые «киндер, кюхе, кирхе» (дети, кухня, церковь) – ценности, которым обязана быть привержена всякая истинная немка.

Но также и просто из-за необходимости выжить. В условиях, когда социуму постоянно угрожает та или иная смертельная опасность, будь это войны или природные катаклизмы, мужчина берет на себя ведущую роль защитника, ибо предназначен для этого самой природой. А таковая опасность висела над Новой Германией постоянно. Соответственно, и гибли мужчины в первую очередь. Восполнить же их нехватку могли только женщины. Родив новых. Именно поэтому учрежденная еще на Земле Адольфом Гитлером в далеком 1938 году награда «Почетный крест немецкой матери» трех степеней по-прежнему торжественно вручалась тем немкам, кто произвел на свет для вящей славы и будущих великих побед Третьего Рейха четверых детей и больше.

Что ж, возможно, и она, Эрика Ланге, когда-нибудь получит эту награду. Возможно. А пока будем довольствоваться обычным «Знаком пилота», серебряным «Знаком участника отражения астероидных атак» (в просторечии «Смерть небесным каменюкам» трех степеней: бронзовый – две атаки; серебряный – пять атак; золотой – десять и более атак), а также различными поощрениями по службе, включающими денежные премии и благодарности в личном деле.

Она закрыла глаза, сосредоточилась, проверяя отзывчивость нейросенсорики. Отлично.

– Внимание пилотам! Готовность – тридцать секунд! – прозвучало в гермошлеме.

Пальцы левой руки легко и привычно пробежались по не активированной пока клавиатуре управления огнем, нащупывая знакомые клавиши аннигилятора и двух квантовых пушек разной мощности.

Пальцы правой обхватили, словно выросшую из пола, рукоять управления «охотником».

Едва слышно и певуче засвистел выходящий на рабочий режим двигатель.

– Обратный отсчет! Десять, девять, восемь…

Погасло основное освещение на палубе, остались лишь горящие вполнакала алые стояночные огни. Дрогнула и, помедлив, разошлась в стороны диафрагма стартового створа, и свет сотен и тысяч звезд, проникнув в кабину, перемешался со светом индикаторов и приборов.

– …три, два, один! – честно досчитал диспетчер и традиционно добавил: – Удачной охоты, мальчики и девочки. Возвращайтесь живыми!

«Впрыск! – послала Эрика мысленную команду. – Пять процентов мощности на сопла. Антиграв – в автоматический режим».

«Космический охотник», напоминающий со стороны древнюю тазообразную железную шляпу ландскнехта с широкими полями, приподнялся, оттолкнувшись от палубы антигравитационным полем, и, подстегиваемый плазменным огнем дюз, рванул вперед – вон из тесного чрева линкора. Вольная, зовущая, разноцветная звездная россыпь ринулась навстречу, и через мгновение душу Эрики охватил уже не раз испытанный, но всякий раз желанный и ожидаемый восторг человека, оказавшегося один на один с бесконечно могучей, жуткой, но притягательной стихией, имя которой – открытый космос. Говорят, этот восторг отчасти сродни любовному экстазу и тем сильнее, чем лучше пилот умел слиться с машиной. В основном при помощи нейросенсорики, разумеется, – обычная связь через обзорный экран и рукоять управления не давала подобного эффекта, или он был малозаметен.

Эйфория космопилота – так называли это состояние психологи. Сами же космопилоты предпочитали жаргонное выражение «поймать фею» или «поймать феечку», что, в общем-то, вполне соответствовало истине.