Газета День Литературы # 99 (2004 11) - Газета День Литературы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
участвовал грузовиков —
и дыни гасили тускло
всю ярость моих рывков.
Те дыни мне в руки ловко,
закашливаясь, бросал
простой мужичок — без легкого
и с сигаретой в усах.
Мы оба через неделю
с работы этой ушли.
Я получил свои деньги.
Его — зарыли в пыли,
его закопали в глине,
а может, в песке, а мо… —
кинули в ворох лилий, —
то есть просто в дерьмо.
Ах, да — ошибка ума —
смерть — темнее дерьма!
Смеюсь я с задором панка
и мышцами стал я груб,
но и меня, как напарника,
тоже обнимет гроб.
А за неделю до смерти
он мне дыни кидал,
и я их ловил — не смейте
умирать никогда!
10
В Африке, хоть и северной,
но на такой жаре,
что не снискать спасения, —
был я в монастыре.
Дружат там с мертвецами —
трупы облив винцом,
сушат их месяцами.
Странно быть мертвецом.
Все пути продолжаются!
Со скоростью черепах
на камнях обнажаются
кости и черепа.
Все черепа ослепли,
в каждом скелете — свет!
Солнечные скелеты
в сумрачный сносят склеп.
Нет ни имен, ни спеси,
а из глазниц — простор!
В узеньком склепе спелся,
как в поднебесье, хор…
Полное винограда
блюдо подносит брат,
он с черепами рядом
этот ест виноград.
И головой Иоанна
— воображенья игра —
с блюда темнеет пьяно
виноградин гора.
Молвил монах: "Мир тесен" —
про черепа в склепу.
Я разобрал: "Смертей — всем".
Я уходил в слепую…
11
Видели ли вы ягоды
в горестный час грозы?
Они пролетают ядрами —
молнии сквозь разрыв!
Кустик бежит по кругу,
яркая суета…
Соскакиваю упруго
с ягодного куста!
Соскакиваю, соскакиваю
прямо с газет полос…
Череп себе раскраиваю,
ворох сорвав волос.
Ветер с подножки поезда,
сволакивает — пускай!
Оскаливаюсь без пользы —
вдребезги весь оскал…
И всё же, друзья, не зря
зрела во мне заря.
Не зря меня резал сок,
переходя на визг:
"Не улетай, сынок,
вниз-вниз-вниз!
Дальше среди людей
округляйся и рдей!"
Дальше? А что же дальше?
Жрать урожай на даче?
12
О, дыни — душистые желтые свиньи,
да будет свидание с вами!
Вы хрюкнули нежно. Свидание с дыней —
почти что свидание с дамой.
Пролейтесь, пролейтесь — чтоб сердце не скисло,
и взмок пересохший мой путь.
Я вас обнимаю, как волны морские…
Всему предстоит утонуть!
Ты, дыня, конечно, рассеешься дымом,
вплетаясь в желудочный сок.
Арбуз громогласно расколется Римом.
И ягоду сдернет едок.
Станислав Золотцев «СТАНЬ, ЧЕЛОВЕК, МЕТАФОРОЙ МОЕЙ...»
Немало ныне развелось таких "русскоязычных" производителей стихов и прозы, а также их трубадуров от критики, которые утверждают: пишущий должен быть "общечеловечным", а всякие там "почва", "самобытность родного языка" и прочие проявления "квасного патриотизма" только мешают таланту. Подобные взгляды подкрепляются кивками на Запад: мол, в "цивилизованном мире" литература не опирается на национальные ценности. Что ж, взглянем на Запад.
Дилан Томас ! Один из крупнейших поэтов английского языка в ХX веке, признанный во всём мире как самый виртуозный мастер метафоры, как сложнейший художник стихотворных фантасмагорий и парадоксально-причудливых откровений, впервые в прошлом столетии с необычайной, возрожденческой мощью сказавший языком поэзии о неразрывности человека и природы и трагедии их разрыва. Его имя обычно ставят рядом с именем Т.С.Элиота, но Дилан Томас, в отличие от автора "Бесплодной земли", каждым стихотворением говорил людям, жившим в эпоху мировых войн и "холодной" войны, как много жизни (а не только гибельности), жизненности, плодоносности и жизнетворной красы в мире, в их смертном и бренном бытии, в каждом, созданном по образу и подобию Божию...
При всей немыслимой сложности Дилан Томас — единственный на Британских островах художник стиха в XX веке, кого можно назвать по-настоящему народным поэтом (и зовут ныне). Во многом это произошло потому, что в годы Второй Мировой войны он (подобно Ольге Берггольц в блокадном Ленинграде) стал первым "радиопоэтом", обращался к британцам по радио со своими жизнелюбивыми стихами — причём нередко под бомбёжками.
Да, общенациональный, общебританский (впрочем, его самозабвенно любят во всех англоязычных странах), но прежде всего — поэт валлийского народа. "Валлийский бард", "принц Уэльский от поэзии" — так звали и зовут этого сына страны древних кельтов, с ее "громокипящей" эпикой саг и песнопений. Дилан — все его звали только по имени — весь вырос из кельтского фольклора и эпоса, из их "водопада метафор", гиперболически-сказочных образов, темпераментной чувственности и возвышенной духовности валлийского языка. Сам Дилан писал на английском, но его язык каждой строкой говорил, что его автор — сын Уэльса. Вот почему после Второй Мировой войны Дилан стал символом валлийского Возрождения. После войны древний язык Уэльса вымирал — сегодня на нём говорят дети в школах, пишутся книги. Ежегодные праздники национальной поэзии и культуры, проходящие в Уэльсе, зовутся "фестивалями Дилана". Этой осенью поэту исполнилось бы 90, но он завершил свой земной путь, исполненный сумасшедших трудов и земного сумасбродства, в 39: возраст смерти гениев.
Непереводима любая поэзия, это общепризнанно. Поэзия Дилана Томаса непереводима абсолютно . Тем более её хочется переводить и дарить её русским читателям. Дарить её жизнелюбие и жизнетворность.
Дилан Томас (1914 — 1953)
МОЩЬ, ВОЗНОСЯЩАЯ...
Мощь, возносящая цветок сквозь зелень стебля,
Возносит зелень лет моих; мощь, от которой
Деревья падают, грызёт меня пилой.
И я немой — и не скажу пожухлой розе,
Что молодость моя пожухла в той же хмурой дрожи.
Мощь, проносящая поток через гранит,
По венам гонит кровь мою, а та, что сушит реки,
Мне иссушает кровь и леденит.
И нем я, чтоб сказать моим живучим венам,
Что устье и уста источник единит.
Ладонь, порушившая гладь воды озёрной,
Взнесёт песчаный смерч; рука, что вихрь стреножит,
Навстречу ветру ставит парус мой.
И я немой — и не скажу я палачу с петлёй,
Что плоть моя ему смолой в петле послужит.
В исток столетий Время впиявилось губами.
И рушится Любовь, и возрождается; и кровь,
Пролившись, боль её убавит.
И я немею и сказать не смею ветру,
Как Время небеса на звёзды намотало.
И я немой — и не скажу останкам Евы и Адама,
Что тот же самый змей в постели крутится моей.
НЕ ГАСНИ, УХОДЯ...
Не гасни, уходя во мрак ночной.
Пусть вспыхнет старость заревом заката.
Встань против тьмы, сдавившей свет земной.
Мудрец твердит: ночь — праведный покой,
Не став при жизни молнией крылатой.
Не гасни, уходя во мрак ночной.
Глупец, побитый штормовой волной,
Как в тихой бухте — рад, что в смерть упрятан...
Встань против тьмы, сдавившей свет земной.
Подлец, желавший солнце скрыть стеной,
Скулит, когда приходит ночь расплаты.
Не гасни, уходя во мрак ночной.
Слепец прозреет в миг последний свой: