Свет погас - Редьярд Киплинг

Оба рассмеялись и высунулись в окно, узнавая и вспоминая многочисленные знакомые приметы, связанные с их общим прошлым. Дик не отрываясь смотрел на пухлую щечку Мейзи, которая почти касалась его щеки, и видел, как под нежной белой кожей бьются жилки. Он был в восторге, хвалил себя за ловкую выдумку и предвкушал чудесную награду, которую получит вечером.

Когда поезд остановился, они вышли и как бы новыми глазами увидели старинный городок. Первым делом они с почтительного расстояния оглядели домик, где жила миссис Дженнетт.

- А вдруг она сейчас возьмет да выйдет из дверей, что ты тогда сделаешь? - спросил Дик с комическим ужасом.

- Скорчу ей рожу.

- Покажи, какую, - сказал Дик, вспомнив детские шалости.

Мейзи скорчила уморительную рожицу, обратив лицо к обветшалому домишке, и Дик залился смехом.

- Стыд и срам, - произнесла Мейзи, подражая голосу миссис Дженнет. Ну-ка, Мейзи, живо домой, будешь зубрить наизусть молитвы, Евангелие и Послания Святых Апостолов три воскресенья кряду. Я так старалась, учила тебя уму-разуму и каждое воскресенье накладывала тебе за обедом тройную порцию. Я знаю, это Дик вечно подбивает тебя на всякие проказы. А ты, Дик, если не способен быть благородным человеком, постарался бы хоть...

Она вдруг умолкла, припомнив, когда и по какому поводу эти слова были произнесены.

- ...вести себя по-благородному, - с живостью подхватил Дик. Совершенно верно. А теперь давай позавтракаем да прогуляемся пешком к форту Килинг - или ты хочешь, чтоб я взял извозчика?

- Нет уж, пойдем пешком из уважения к здешним местам. Гляди, ведь здесь почти все осталось, как было!

По знакомым, ничуть не изменившимся улицам они пошли к морю, чувствуя в душах неодолимую власть прошлого. Вскоре они очутились возле кондитерской, которой так интересовались в те времена, когда получали на карманные расходы шиллинг на двоих.

- Дик, у тебя есть мелочь? - спросила Мейзи рассеянно, словно разговаривала сама с собой.

- Всего-навсего три пенса, и если ты надеешься купить на два пенса мятных лепешек, тебя ждет горькое разочарование. Миссис Дженнетт утверждает, что благородной девице не пристало кушать мятные лепешки.

Тут оба опять рассмеялись, и опять Мейзи залилась румянцем, а в жилах у Дика взыграла молодая кровь. Они с аппетитом позавтракали, дошли до моря и двинулись к форту Килинг через голый, иссеченный ураганами пустырь, на котором никому и в голову не приходило что-либо построить, такое пренебрежение вызывал он у всякого уважающего себя человека. С моря налетел студеный ветер и засвистел в ушах.

- Мейзи, - сказал Дик, - а ведь кончик носа у тебя словно берлинской лазурью выкрашен. Давай побежим наперегонки, я готов бежать сколько угодно и куда угодно, все равно ведь обгоню.

Она огляделась на всякий случай и со смехом пустилась бежать так проворно, как только позволяло ей узкое пальто, но вскоре начала задыхаться.

- А ведь когда-то мы могли пробежать целые мили, - сказала она, едва переводя дух. - Трудно поверить, что теперь не очень-то побегаешь.

- Делать нечего, моя дорогая, возраст уже не тот. Вот что значит малоподвижная, нездоровая городская жизнь. Когда мне приходило желание дернуть тебя за волосы, ты могла пробежать хоть три мили и при этом визжала так, будто тебя режут. Уж я-то знал, ты для того визжала, чтоб напустить на меня миссис Дженнетт, а она хватала трость и...

- Дик, ни разу в жизни я не старалась нарочно сделать так, чтоб она тебя наказала.

- Ну, конечно, ни разу. Боже правый! Взгляни на море.

- Да ведь оно такое же, как всегда! - сказала Мейзи.

Торпенхау расспросил мистера Битона и узнал, что Дик, принаряженный, тщательно выбритый, ушел из дому в половине девятого утра, перекинув через руку нечто похожее на дорожный плед. А в полдень заглянул Нильгау сыграть партию в шахматы да посплетничать всласть.

- Дело из рук вон плохо, даже хуже, чем я ожидал, - сказал ему Торпенхау.

- Я уверен, что это ты про Дика, ведь с ним всегда что-нибудь не так! Ты возишься, как квочка со своим единственным цыпленком. Да пускай себе бесится, ежели ему охота. Можно спустить шкуру со щенка, но не с вполне самостоятельного молодого человека.

- Тут замешана не просто женщина. Она для него единственная. И к тому же молоденькая девушка.

- Почем ты знаешь?

- Он вскочил ни свет ни заря и в полдевятого уже ушел из дому - вскочил средь ночи, разрази меня гром! Такое бывало с ним только в армии. Но даже тогда, ежели помните, в Эль-Магрибе уже завязался бой, а нам пришлось стаскивать с него одеяло. Сущее безобразие.

- Конечно, это выглядит странно. Но, может, он решил наконец купить лошадь? Разве не мог он ради такого дела встать спозаранку?

- А может, он решил купить еще и огненную колесницу! Нет уж, ежели б дело касалось лошади, он сказал бы нам начистоту. Верьте моему слову, это девушка.

- Поразительная уверенность! А вдруг она замужем, и тогда все проще простого.

- Ежели у вас нет чувства юмора, то у Дика есть. Какой полоумный дурак встанет до зари только для того, чтоб побывать у чужой жены? Это девушка.

- Ладно, пускай девушка. Надеюсь, она ему втолкует, что на свете, кроме него, есть и другие мужчины.

- Она помешает его работе. Она вздохнуть ему не даст свободно, женит его на себе и безвозвратно погубит в нем художника. Мы и слова вымолвить не успеем, а он уже сделается добродетельным супругом и... никогда ему не бывать в настоящем деле.

- Все может статься, но, когда это произойдет, мир не развалится на куски... Ого-го! Дорого бы я дал, чтоб поглядеть, как Дик "с мальчишками повесничать начнет". Об этом нечего и беспокоиться. Все в воле Аллаха, а мы можем только быть свидетелями дел его. Давай-ка лучше сыграем в шахматы.

Рыжеволосая девица меж тем лежала на кровати, устремив неподвижный взгляд в потолок. Шаги пешеходов по тротуару приближались и замирали вдали, словно непрерывные поцелуи, которые сливаются в один бесконечно долгий поцелуй. Руки она вытянула вдоль тела и в ярости то сжимала, то разжимала кулаки.

Поденщица, которая подрядилась мыть пол в мастерской, постучала в дверь:

- Прощенья просим, мисс, но для мытья полов есть два, а то и три разных мыла, одно желтое, другое крапчатое, третье же супротив всякой заразы. Вот я, стало быть, и говорю себе: прежде, говорю, чем несть ведро в коридор, надобно зайти сюда да спросить, которое мыло вам угодно, чтоб я могла отмыть ваш пол. Ведь желтое мыло, мисс, оно...

В этих словах не было ничего особенного, но рыжеволосая вдруг пришла в бешенство, соскочила с постели и повысила голос почти до крика:

- Да не все ли мне равно, что там у вас за мыло? Берите любое! Слышите - любое!

Поденщица обратилась в бегство, а рыжеволосая посмотрела на себя в зеркало и закрыла лицо руками. Казалось, будто она разгласила какую-то постыдную тайну.

Глава VII

Из алых роз и белых роз

Букет любимой я поднес.

Но их она брать не хотела

Голубых раздобыть велела.

Полсвета в ту пору я обыскал,

А цветов таких нигде не видал:

Полсвета объехав, всех спрашивал я,

Но на смех лишь подымали меня.

Наверно, она и в мире ином

Голубые розы отыщет с трудом.

Ох, зря искал я такой букет:

Прекрасней роз алых и белых - нет!

"Голубые розы"

Море и впрямь ничуть не изменилось. За илистыми отмелями начиналось мелководье, и колокол звенел на Мэрейзонском сигнальном бакене, колеблемом приливными волнами. На белом берегу покачивались и перешептывались меж собой сухие стебельки желтого мака.

- Я не вижу старого мола, - негромко произнесла Мейзи.

- Скажем спасибо и за то, что еще уцелело. Наверняка, с тех пор как мы покинули эти места, в форте не прибавилось ни одной пушки. Пойдем взглянем.

Они подошли к валу форта и сели в укромном, защищенном от ветра уголке под осмаленным жерлом сорокафунтовой пушки.

- Вот если б Мемека тоже был здесь, с нами! - сказала Мейзи.

И оба надолго замолчали. Потом Дик взял Мейзи за руку и прошептал ее имя. Она покачала головой, устремив взгляд в морскую даль.

- Мейзи, милая, неужели и это ничто не изменит?

- Нет! - процедила она сквозь стиснутые зубы. - Иначе я... сказала бы тебе напрямик. Но сказать мне нечего. Ох, Дик, прошу тебя, будь же благоразумен.

- А вдруг когда-нибудь ты передумаешь?

- Нет, никогда, я совершенно уверена.

- Но почему?

Мейзи подперла рукой подбородок и, все еще не отрывая глаз от моря, выпалила скороговоркой:

- Я прекрасно знаю, Дик, чего ты от меня хочешь, но я не могу тебе этого дать. Тут не моя вина, право, не моя. Если б я была способна полюбить... но я же не способна. Это чувство мне совершенно недоступно.

- Милая, ты серьезно?

- Ты был очень добр ко мне, Дикки, и я могу отплатить за твою доброту только одним - сказать тебе правду. Я не имею права лгать. Я и без того сама себя презираю.

- Но за что же?

- За то... за то, что я так много у тебя беру и ничего не даю взамен. Я дрянная, я только о себе думаю и, признаюсь, мне совестно.