До последнего - Дэвид Балдаччи

Во время общей заупокойной службы одна часть гробов была открыта, а другая — заколочена. Некоторых бойцов группы «Чарли» пули изуродовали не так сильно, как остальных, поэтому гробы не стали закрывать. На траурной церемонии Веб чувствовал себя ужасно. Он снова обмотал бинтами и марлей руку — потому что стыдился своей ничтожной раны. Он знал, что это проявление слабости с его стороны, но ничего не мог с собой поделать. Он догадывался, что само его присутствие на церемонии оскорбляет чувства знакомых и родственников усопших. Ведь они знали только то, что Веб Лондон вместе со всеми участвовал в операции, но по какой-то непонятной причине избежал смерти. Да и ранение у него было незначительное — царапина, не более. Неужели он удрал? И бросил своих товарищей, оставив их умирать в том ужасном дворе? Эти вопросы проступали во взглядах и на лицах большинства присутствующих. Интересно, подумал Веб, всегда ли так относятся к человеку, которому одному из всех удалось выжить?

Похоронная процессия двигалась к кладбищу в сопровождении сотен и сотен одетых в траур и военную форму мужчин и женщин. Часть их была одета в темные костюмы и ботинки на резиновой подошве — своего рода униформу сотрудников ФБР. Шествие возглавлял почетный эскорт из мотоциклистов. Государственные флаги на зданиях были приспущены; на похоронах присутствовали президент и большинство членов кабинета, не считая других важных персон. За несколько дней до похорон только и было разговоров, что о гибели в аллее шести славных парней. Про седьмого члена группы, которому удалось выжить, почти ничего не говорили, и Веб считал, что для него так даже лучше. Тем не менее ему не давал покоя вопрос, как долго продлится этот своеобразный мораторий и когда за него возьмутся всерьез.

Мясорубка в аллее потрясла весь Вашингтон. И причиной тому была не только смерть шестерых бойцов элитного подразделения ПОЗ. Общественность, например, куда больше волновали делавшиеся прессой разного рода обобщения, имевшие по преимуществу мрачный характер, и тревожный подтекст произошедших событий. Неужели преступники распоясались до такой степени? В состоянии ли полиция обеспечить порядок в стране? И еще: неужели ФБР — самое крупное в мире подразделение по борьбе с преступностью — утратило свою былую славу и мощь? Ближневосточные и китайские средства массовой информации смаковали эту трагедию, предрекая, что разгул преступности когда-нибудь поставит Америку на колени. Расстрел шестерых бойцов элитного подразделения по борьбе с терроризмом вызвал восторженные отклики на улицах Багдада, Тегерана, Пномпеня и Пекина. Казалось, население этих полисов всерьез уверовало в то, что Соединенные Штаты способны развалиться или по крайней мере впасть в глубочайший кризис из-за одной неудачной операции штурмового подразделения ФБР. Измышления и спекуляции СМИ на эту тему вызывали у Веба такое раздражение, что он перестал читать газеты, смотреть телевизор и слушать радио. При всем при том, если бы кто-то поинтересовался его мнением по данному вопросу, он бы сказал, что случившееся ослабило позиции органов борьбы с преступностью не только в Соединенных Штатах, но и во всем мире.

Затем вдруг поток негативной информации, захлестнувший США, неожиданно ослабел — по причине другой ужасной трагедии. Катастрофа японского пассажирского самолета над Тихим океаном заставила многих журналистов переключиться на это трагическое событие, оставив на время погибших позовцев в покое. В конце концов в результате воздушной катастрофы лишились жизни триста человек, а не какие-то там шесть бойцов антитеррористического подразделения. Различные комментарии, связанные с авиакатастрофой, и длинные списки погибших вытеснили со страниц газет статьи о кровавых событиях в аллее. Веб тогда испытал немалое облегчение — не потому, конечно, что погибли триста человек, а потому, что газетчики перестали наконец трепать имена его павших товарищей. Как говорится, пусть те, кто ушел, покоятся с миром.

За прошедшие несколько дней у Веба состоялись три беседы с различными группами следователей — в Доме Гувера и Вашингтонском региональном офисе. Все следователи имели значительный вид, шуршали блокнотами и скрипели карандашами. Многие принесли с собой магнитофоны, а кто помоложе — портативные компьютеры. Они задали Вебу огромное количество вопросов, на большую часть которых ответов у него не было. Тем не менее когда он говорил им, что не знает, почему упал посреди двора и что с ним случилось, все они почему-то сразу же переставали скрипеть карандашами и выключали магнитофоны.

— В тот момент, когда вас, как вы говорите, парализовало, вы что-нибудь видели? Или, быть может, слышали что-нибудь такое, что могло спровоцировать подобное состояние? — спросил его один из следователей бесстрастным голосом. Подобный тон для Веба был свидетельством того, что к его словам относятся скептически — или, хуже того, что им не верят.

— Не могу сказать с уверенностью.

— Не можете? Значит, вы не уверены, что ваше состояние было сходно с параличом?

— Да нет, в этом-то я как раз уверен. Я не мог двинуть ни рукой, ни ногой. И подумал, что меня парализовало.

— Но потом, когда вашу группу расстреляли, вы снова обрели способность двигаться?

— Да, — коротко сказал Веб.

— Что же изменилось в состоянии вашего организма?

— Я не знаю.

— Значит, когда вы вошли во двор, то сразу же упали?

— Совершенно верно.

— Как раз перед тем, как начался обстрел, — сказал другой следователь.

Веб едва расслышал собственный ответ:

— Да.

В комнате установилась зловещая тишина, которая угнетала его даже больше задаваемых ему вопросов. Он ощутил неприятную сосущую пустоту под ложечкой.

Во время допросов Веб держал руки на поверхности стола и сидел, чуть наклонившись вперед и глядя в лицо каждому следователю, задававшему ему вопросы. Все эти люди были профессионалами в своем деле и, вероятно, провели десятки, если не сотни подобных допросов. Веб знал, что стоит ему отвести глаза, потереть виски или сложить руки на груди, как они тотчас решат, что он лжет. Веб, конечно же, не лгал, но и всей правды тоже не говорил. Он знал, что им нельзя рассказывать о том, как странно подействовала на него встреча в аллее с маленьким мальчиком, которая, вполне возможно, и стала причиной овладевшего им беспомощного состояния, зато спасла его от смерти, или о том, что сначала у него возникло ощущение, словно его заковали в бетон, а потом он вдруг снова обрел способность двигаться. Если он расскажет об этом, его служба в Бюро будет окончена. Все это вышестоящие начальники наверняка расценили бы как бред сумасшедшего. В пользу Веба пока говорило только одно: пулеметы не прекратили стрелять сами по себе, он вывел их из строя выстрелами из своей винтовки, следы от которых были обнаружены на каждом из пулеметов. Это могли подтвердить и снайперы. Кроме того, он предупредил об опасности группу «Хоутел», а также спас от смерти ребенка. Вот об этом Веб поведал следователям во всех подробностях, тем самым как бы заявив: «Вы, конечно, можете наказать меня, господа, но не слишком строго, ведь я как-никак совершил несколько геройских поступков».

— Скоро я окончательно приду в норму, — сказал им Веб. — Мне нужно немного времени, чтобы оклематься.

На мгновение ему показалось, что это и есть самая большая ложь, которую он сказал за все это время.

Потом следователи пообещали ему, что как только он им понадобится, его вызовут. А пока ему лучше всего вообще ничего не делать и отдыхать. У него будет достаточно времени, чтобы прийти в норму. В Бюро ему предложили обратиться к психиатру. Это было не пожелание, а приказ, и Веб согласился, хотя отлично знал, что на сотрудников, которым требовалась помощь психиатра, в Бюро смотрели как на прокаженных.

Вебу также пообещали, что, когда его здоровье восстановится, его снова припишут к какой-нибудь штурмовой или снайперской группе — если, конечно, у него будет такое желание — на то время, пока группу «Чарли» не сформируют заново. Если же у него такого желания не возникнет, он сможет получить в Бюро какую-нибудь другую должность. Ему даже предложили самому решить, в каком офисе Бюро он хочет работать. На языке ФБР это означало, что руководство, не видя пока достаточных оснований для увольнения столь заслуженного агента, как Веб, просто-напросто не знает, что с ним делать. Так что заверения подобного рода не следовало принимать всерьез. Официально Веб находился под административным расследованием, которое, однако, в любой момент могло превратиться в уголовное преследование. Все зависело от улик, которые могли со временем выплыть на поверхность, а также от их толкования. Как следует поразмыслив над всем этим, Веб пришел к выводу, что допустил одну-единственную ошибку: позволил себе роскошь остаться в живых. Чувство вины, которое он испытывал, было сильнее всех прочих переживаний, связанных с проводимым расследованием.