Андрей Туполев - Адель Нурмухаметова

Наверху действительно очень надеялись на Туполева. Его конструкторскому бюро уже не в первый раз доверяли задачу государственной важности.

Больше всего ответственности возложил Андрей Николаевич на плечи молодых сотрудников. И они стойко держались, работали с большой отдачей. Последним в здании КБ гас свет в кабинете Туполева на третьем этаже. По спящей Москве отвозил домой Андрея Николаевича шофер.

Как всегда, сложно было определиться с формой крыла. Ту‑144 летит со сверхзвуковой скоростью, но снижается с дозвуковой. Ученые долго проводили эксперименты и решили, что лучше всего будет очень тонкое треугольное крыло с очертанием переднего края в форме буквы S и своеобразным носом, острая кромка которого слегка отогнута вниз. Нос сделали «кланяющимся», чтобы не закрывать обзор летчикам, совершающим посадку. Это было очередное туполевское новаторство, ведь подобный нос делали только англичане, но на крохотном истребителе, а не на огромной машине. Когда коллеги противились оригинальной идее, Андрей Николаевич раздраженно отвечал: «Это не имеет никакого значения, всю нашу жизнь мы только и делаем то, чего раньше не было. Сверхзвукового самолета из того, что уже было, не спроектируешь. И вообще, извольте искать новые решения, а не распространяться о том, чего не было. Вас самих когда‑то не было, а появились!»

Когда макет самолета был готов, старик залез в кабину пилота, чтобы посмотреть, как выглядит нос изнутри. «Ну, нытики и маловеры, скулили: трудно, не выйдет, а сделали, и сделали совсем неплохо», – сказал он на редкость довольным голосом.

Далее Туполев предложил сделать ручки для катапультирования. Но специалисты снова взбунтовались. «Молодые люди, совесть у вас есть? – возмутился батя. – На вас словно снизошло затмение. Таких машин мы не делали, на ней – все новое, все впервые. Мало ли что, а вдруг? Нет, катапультные сиденья поставим обязательно. Пассажиров на первом самолете никто возить не будет, а летчики должны быть уверены, что для безопасности полета сделано все!»

И так постепенно, несмотря на противодействие и непонимание, стойко и смело решал Туполев проблему за проблемой, возлагая всю ответственность на себя.

Началась сборка легендарного самолета. Сотни рабочих трудились с утра до вечера. Обязанности четко распределены. Стучат молотки, слышен гул… Где‑то проходят лабораторные испытания. Где‑то проверяют надежность оборудования. Где‑то разрабатывают систему кондиционирования. А где‑то тестируют элементы конструкции на прочность.

На столе у Туполева – дневник по каждому из стендов. Это как школьный журнал, в котором отмечается успеваемость учеников. Там строгий руководитель отмечает, что было сделано, а что нет. И достается тем, у кого запись о сделанном не появляется несколько дней – значит, бездельники, значит, не преданы науке.

Вскоре машина была собрана, и ее отдали испытателям. Для Андрея Николаевича каждый самолет был как родное дитя. Теперь не мог он сидеть в кабинете, душа стремилась поближе к самолету, в ангар.

Чтобы угодить требовательному бате, возле Ту‑144 ставят стол с телефоном и кресло.

Ту‑144 в полете.

Иногда Андрей Николаевич простужался и оставался на даче. Тогда конструкторской бригаде было еще «веселее». Он без конца названивал, вызывая к телефону то одного, то другого специалиста. Спрашивал, как продвигается работа, сердился, если отвечали нечетко и расплывчато. Все понимали, что рвет и мечет Туполев потому, что не может быть рядом с ними и контролировать работу, что сказываются возраст и недомогание.

А. Н. Туполев отдыхает на даче. 1972 г.

В день первого вылета Ту‑144 стоял туман. Генеральный конструктор Алексей Туполев и другие ведущие инженеры ждут сведений о погоде. Неподалеку от них – черный лимузин Андрея Николаевича. Узнав, что видимость с неба лучше, чем на земле, он вышел из машины и попросил микрофон радиопередатчика.

– Ноль сорок восемь, это я, – сказал Туполев.

Интонация его была очень узнаваемой:

– Я – ноль сорок восемь, вас понял.

– Это я – Андрей Николаевич… – все‑таки решил уточнить он.

– Понял, понял, ноль сорок восемь слушает.

– Как ваше мнение? Как оцениваете обстановку?

– Обстановка имеет свои сложности, но работать можно.

– Ну тогда давай, потихонечку трогай! – скомандовал Туполев словами строчки известной песни.

– Понял вас!

– …И песню в пути не забудь! – воскликнул Андрей Николаевич, показывая знание и других строчек песни.

– Ни в коем случае не забудем.

– Ну тогда ни пуха ни пера, – закончил Туполев.

– К черту! К черту! – послышалось в ответ.

Тон разговора был неофициальным – собеседники вели себя бодро и раскованно. Андрей Николаевич мастерски разрядил обстановку несколькими фразами.

Так первый сверхзвуковой пассажирский самолет взлетел в небо. Полет Ту‑144 совершил 31 декабря 1968 года. На проектирование самолета ушло пять лет. Журналисты сравнивали этот самолет с птеродактилем. А иностранный «Конкорд» был готов позднее и взлетел два месяца спустя – 2 марта 1969 года.

А. Н. Туполев, А. А. Туполев и экипаж в день первого полета Ту‑144.

Ту‑144 перевез 3194 пассажира. 16 построенных самолетов этой модели совершили 2556 вылетов. Каждый летал один‑два раза в неделю. После посадки нельзя было прикоснуться к обшивке самолета – такой раскаленной она была. Температура металла достигала 120 градусов.

Время придет, и час пробьет

В сентябре 1972 года в Кремле провели торжественное заседание в честь 50‑летия со дня основания КБ Туполева. В приветствии от ЦАГИ говорилось: «В завоевании нашей страной сил воздуха и воды неотделимы друг от друга имена Н. Е. Жуковского и его ближайшего ученика и помощника Андрея Николаевича Туполева. А. Н. Туполев – это целая эпоха в становлении и развитии советской авиационной техники. Он – один из организаторов ЦАГИ и создателей научной базы отечественной авиации».

Это был человек, который не боялся взлететь на планере, построенном неопытными молодыми студентами и похожем на воздушного змея. Человек, одержавший победу в борьбе за металл, построивший первый сверхзвуковой пассажирский самолет, отдавший всю душу науке и Родине! Андрей Николаевич достаточно быстро получил признание, но пережил и горе, клевету, несправедливость. Необычайно эрудированный, мудрый и прозорливый, он поднял российскую науку, не жалея сил и жертвуя собой. По заслугам, таланту и настойчивости в один ряд с Туполевым ставят разве что авиаконструктора И. И. Сикорского. Оба они умерли в один год, оба подарили стране более 100 выдающихся изобретений. Мало кто в наше время настолько самоотвержен и предан любимому делу.

Удивительно, как, будучи настолько увлеченным авиацией, Андрей Николаевич оставался заботливым отцом и надежным мужем. Его зять В. М. Вуль писал: «Мало сказать, что он сам был хорошим семьянином – для него отношение человека к семье значило очень много. Плохой семьянин сильно терял в его мнении, хотя он ясно понимал, что любовь к семье и, например, технический талант не всегда сопутствуют друг другу».

А.Н. Туполев вручает модель самолета американскому астронавту НАСА Н. Армстронгу. 1970 г.

Туполев с удовольствием играл с внуками. Несмотря на занятость, для них он делал человечков из желудей, шишек и спичек, вырезал с помощью складного ножичка санки и брички. Часто он приносил домой угощения для родных – яблоко или пирожок, которыми его часто угощали на приемах. «Ты у меня милая маленькая обезьянка!» – говорил он внучке Юле, крепко ее обнимая. А та в ответ восклицала: «А ты у меня добрый старый обезьян!» Иногда любящий дед просил девочку: «Ну не расти так быстро, побудь еще маленькой».

Деревянная поделка для внучки. 1958 г.

До 60 с лишним лет Туполев не давал себе спуску и вел активный образ жизни – много играл в волейбол. В деловых командировках он побывал в США, Франции, Германии, Англии, Италии, Болгарии, Венгрии, Югославии, Албании и Китае.

Поразительный ум Андрея Николаевича продолжал работать, но физическое здоровье постепенно угасало. Организм так и не восстановился после перенесенного еще в молодости заболевания. Ухудшилось течение болезни после смерти жены. Поздней осенью Андрей Николаевич простудился и слег. Сначала отлеживался на даче. Потом его определили в больницу в Покровском‑Стрешневе. Ни одно медицинское назначение не принимал, пока не одобрила дочь. Ему нравился консерватизм ее методов лечения, он доверял ей жизнь.