Кирпичики - Сергей Тамбовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну и со строительством дома как обстоят дела… а никак они не обстоят. Выдача лопат и пил видимо полностью исчерпала творческий потенциал руководства МПСХО, больше от них никаких сигналов не поступало. Ладно хоть зарплату за июль, наконец, выдали. Пересчитал я эти 145 рублей и 38 копеек и горько усмехнулся — за что здоровье-то гробим, братья и сёстры?
А сегодня у нас третья смена начинается, а это, как говорят знающие люди, ад и Израиль в одном лице. И еще 12 казней египетских. Я-то ничего про эти ночные смены не помню, так что придётся заново эту науку проходить. По причине позднего времени начала смены (половина двенадцатого ночи) завод обеспечивал доставку работников из отдалённых районов города.
— Не позднее одиннадцати ты должен стоять на остановке «Донецкая», — инструктировал меня Миша, — мы мимо будем проезжать на ПАЗике, подберём тебя. Если опоздаешь, то либо на такси добирайся, либо прогул запишут.
— Ясно, — вздохнул я, — буду стоять на Донецкой, как штык перед травой.
— Может, как лист? — поправил меня начитанный Миша.
— Там видно будет, — не стал спорить я, — а если автобус сломается?
— Значит твоё счастье, — ответил Миша. — Тогда ждешь до полдвенадцатого и спокойно едешь спать домой.
— На чём? — спросил я, — в полдвенадцатого ничего уже не ходит.
— Пешочком прогуляешься — сколько тебе до дома от Донецкой?
— Понял, — угрюмо подтвердил я.
Автобус приехал вовремя, сука такая. А далее начался этот самый ад с Израилем в одном флаконе…
Глава 10
флеш № 2
Началось всё с того, что пришла моя очередь становиться на толкатель. Что это за зверь такой, спросите вы? И я, подавив в душе невидимые слёзы, отвечу — агрегат это на рельсах, которые с противоположной стороны от нашего цеха. Да, на границе с формовочным. Ребятишки из этого смежного цеха подбрасывают нам тележки с сырым кирпичом, а задача толкательного работника (я сразу в уме окрестил его пуш-мэном) задвинуть эти тележки в сушилку и протолкнуть на пяток метров вглубь. Для этого пуш-мэн подгоняет толкатель к нужной секции (всего их по 25 в каждой половине, называемой почему-то здесь полублоком) и жмет кнопочку «Пуск». Из толкателя гидравлическим приводом выдвигается штанга, этакий фаллический символ всего кирпичного производства, и проталкивает всю колбасу, содержащуюся в сушилке, на несколько метров дальше. Всё, один цикл закончен, едем к следующему отверстию. И так всю смену.
Работа не сказать, чтобы утомительная, но чертовски нудная и монотонная, а если это в ночную смену происходит, то ещё и спать смертельно хочется. Меня поставили на правый полублок, Мишу на левый, и мы начали производственный процесс.
Это вот современный толкатель, а у нас был весь старый и ржавый
Формовка, как ни странно, работала без остановок — так-то у неё постоянно что-то ломалось, и тогда можно было посидеть и покурить, а тут нет, толкай и толкай эти несчастные телеги. Путь до границы цеха и назад с толкателем на привязи занимал примерно 40–45 минут, таким образом, мы с Мишей встречались в центре зала с частотой раз в школьный урок. До обеда… хотя какой обед ночью-то — до перерыва… я как-то продержался на остатках выпитого перед уходом кофе. Столовая, естественно, закрыта была в это время, так что перекусывали мы чем бог послал. В смысле жёны собрали, ну или матери, у кого жён не было. Я ещё и бутылочку Пепси-колы по дороге прикупил, это один из немногих товаров, которые сейчас свободно лежали в продаже — консервы из морской капусты, турецкий незаваривающийся чай в жёлтеньких упаковках да вот эта сине-белая Пепси… а нет, хлеб ещё.
— Йээх, жисть моя жестянка, — сказал, приступая к приёму пищу, весёлый Витька.
— На болото намекаешь? — спросил его я.
— Ага, — ответил Витёк, — в болоте мы сидим, бойцы, по уши, и как оттуда выбраться, хер его знает.
— Надо сделать миллион кирпичей, — вступил в разговор Роберт, еще один наш молчаливый напарник, — тогда всё будет чики-пуки.
Ну да, как же, невесело усмехнулся я про себя, будет просто пуки, без чики. Но вслух ничего не высказал, ну его. А после обеда по неписанному керамзитовому закону мастер (сегодня это был Сидоров) дал нам поспать примерно час. Миша меня предупредил, что это засада — лучше не спать, а походить туда-сюда, но я не внял его предупреждениям и завалился на лежанку возле печки, подстелив фуфайку под голову.
Вот после того, как Сидоров растолкал нас, оно всё и началось… спать хотелось смертельно, а надо было ходить за толкателем и загонять тележки в сушилку. Хорошо понял жертв тридцать седьмого года — их же там в НКВД тоже бессонницей пытали. Чтобы не свалиться и не уснуть прямо под толкателем, начал сочинять в уме разные стишата про Керамзит и всё окружающее. А когда в очередной раз встретил Мишу в пролёте между двух полублоков, выдал ему сочинённое по мотивам песни Исаковского:
Снова вымерло все до рассвета,
Цех не вздрогнет, не крикнет Ильич (это отчество нашего мастера Сидорова),
Только слышно, как садчики где-то
Одиноко пыряют кирпич (слово «пырять» здесь почему-то употреблялось вместо «класть»).
Миша удивлённо это выслушал, ничего не сказал, но при следующей встрече ответил мне вполне достойной лермонтовской строфой:
Выхожу один я к полублоку,
Ночь тиха, кирпичный след блестит,
Кнопка «Пуск» сияет где-то сбоку
И толкатель с прессом говорит.
Спать как-то резко расхотелось, и я сочинил ещё и переделку, на этот раз маршаковского стиха:
Роберт-Боберт-воробей
Скушал 40 кирпичей,
Съел вагонку и снижатель,
И закинул в рот толкатель,
А потом и говорит
У меня живот болит.
Ну тут Миша ждать нового толкательного цикла не стал и тут же ответил мне словами известной песенки:
В час, когда мне бесконечно одиноко,
Я пойду почищу пару полублоков.
И накаркал — прибежал мастер Сидоров с криками, что в сушилке завал случился, стоп-машина, будем разбираться с этим делом… вы никогда не лазили внутрь кирпичной сушилки? Подозреваю, что нет, а мне вот пришлось. Сушка в ней, для справки,
