Смотрю на тебя - Юлия Григорьевна Добровольская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зачем я заводила с Инной эти разговоры?… Ничего объяснить, а тем более, ни в чём переубедить её я не могла и не пыталась. Скорей всего, мне просто нужна была оппонирующая сторона, что стимулировало мой мыслительный процесс по давно волнующей меня теме: Бог и церковь, духовность и религия.
— Ребёнок ведь гораздо более серьёзное приобретение, — продолжала я, — чем мебельный гарнитур или ковёр, им заниматься нужно, ни на что не отвлекаясь. Я бы вот экзамен ввела для потенциальных родителей на готовность к рождению детей. А то, видите ли, неполноценного специалиста из института или ПТУ мы не должны выпустить: нам не нужны бракованные холодильники! А дети бракованные разве нужны?… А какие же ещё могут быть дети у неподготовленных родителей?
— Разве бывают дети бракованные? — Инна немного тугодумка. — Ой, ну да, конечно, рождаются же калеки…
— Да ладно бы только физические калеки… не так уж их много, и не их я имею в виду. А вот сколько духовного брака! Подлецы и убийцы из тех же милых пупсиков получаются, что и папы римские. И Гитлер тоже когда-то очаровательным малышом был. Или я не права?
— Вот опять вы… Не знаю… Но дети-то всё-таки рождаются.
— Всё-таки рождаются, — повторяю я. — Вот у тебя пятеро, это потому, что ты детей очень любишь?
Она молчит.
— Если ты родила пятерых только из любви к детям, тогда брось всё. Где твоя вера в то, что Бог не оставит ни тебя, ни их голодными? Отдай Богу заботы о хлебе насущном, а детям — свою жизнь. Вложи в них всю душу — как художник в своё творение. Если художник… я имею в виду художника в широком смысле слова, творческую личность… если художник будет создавать свои произведения подобно тому, как ты растишь детей, в свободное от зарабатывания денег время, ничего стоящего у него не выйдет. Так… балласт, мусор, не больше. Но культурный балласт — не самое страшное: в конце концов, не будет на него спроса, не станет и предложения. Куда страшней недоделанные люди: пустые, ничем не заполненные человеческие оболочки…
Хотя, пришло мне тут же в голову, как же без этого самого человеческого балласта? Кто тогда будет выполнять тупую, не требующую интеллектуальных, духовных усилий работу? Кто будет полоть морковь, подметать улицы, круглое катать, плоское таскать?… Кто будет создавать все те блага современной цивилизации, которыми я сама с удовольствием пользуюсь?…
Между прочим, многое из всего, чем пользуюсь я, недоступно тем, кто своими руками оное производит. Что это — вселенская несправедливость? Своевольное решение капризной фортуны: тебе всё, а тебе ничего?… Нет, уверена я, дело в нашем личном выборе. В выборе, который мы — каждый из нас — делаем каждый день, каждый миг, на каждом шагу. И в итоге оказываемся там, где оказываемся.
Всё это, разумеется, никак не вязалось с Инниным пониманием жизни: на всё Божья воля.
Но такого Бога я не понимала. Вот и вела с ней эти долгие беседы в надежде нащупать границу между истинным Богом и богом «очеловеченным».
— Я только первого родила по желанию, — сказала Инна, — в молитвах просила. А потом… как-то само получалось.
— Ну, моя дорогая, само ничего не получается. А уж если получилось невпопад, так, в конце концов, аборт сделать можно.
— Ой, что вы! Это же грех — убийство!
Да, женщину, не пожелавшую выносить зародыш, заклеймили убийцей. Объяснили — и даже показали! — что двухнедельная оплодотворённая яйцеклетка это уже человек. А убивать человека Бог не велит — таков основной аргумент противников искусственного прерывания беременности.
Вот и Инна подхватывает: «Бог даёт жизнь, стало быть, и забирать её никто не имеет права, кроме него».
— Но согласись, Инна, — говорю я, — ведь далеко не все и не всегда просят у бога благословения, вступая в сексуальный контакт. Далеко не все и не всегда просят бога о том, чтобы этот акт увенчался зачатием. Беременность наступает по чисто физиологическим причинам, здесь бог совершенно ни при чём, если не считать, конечно, что физиологические эти причины именно им сконструированы и по его же воле почти бесперебойно работают. Вот когда порой вопреки всем диагнозам, по упорной молитве и святой вере, в бесплодном чреве зарождается жизнь — тогда можете вспомнить о боге, это его дар, несомненно! А насильно бог никому ничего не всучивает. Или ты не согласна?
Инна молчит.
А я продолжаю:
— Стала бы ты увещевать несчастную женщину, что это бог ей подарил ребёночка, когда она от пьяного мужа….. а то и не мужа вовсе, отбиться не сумела, или когда сама пьяна была?… Или девочке — дурочке четырнадцатилетней, которая захотела попробовать то, чем её подружка уже давно занимается — объяснять, что материнство свято и почётно… Ну не глупо ли? Какой дар божий — когда из любопытства и по недоумию… Пожалуй, не смешно и не глупо, а преступно! Ну, родит первая калеку или беспризорника. Притом что для упражнения человечества в милосердии и без неё — увы! (не к счастью же?…) — хватает материала: не войны, так катастрофы бесперебойно инвалидов и сирот поставляют… Вторая родит себе кандалы на молодость свою и образование, да укор на всю оставшуюся жизнь.
— А я вот знаю… — и Инна рассказывает мне историю одной молодой женщины, изнасилованной и родившей ребёночка, которая потом вышла замуж за верующего парня из их церкви…
— Инна, говорю я, это счастливое исключение. А любое исключение, как известно, только подтверждает правило. Так стоит ли обременять общество бесконечным доказательством того, что подобное порождает подобное? И ради чего — ради слепого исполнения неправильно понятой заповеди? Ради сохранения никому не нужной жизни? Если уж сама зачавшая эту жизнь, сама мать не желает её рождения, кто же тогда ещё может желать: соседи, родственники, государство?… А кто человека из него лепить будет целых шестнадцать лет? Вы — демонстранты и заседающие в комитетах по борьбе с абортами? Вы не будете, вам некогда, да и своих хватает. А детдома трещат по швам, и преступники молодеют не по дням, а по часам. Так что, не стоит прикрываться богом там, где он ни при чём. Не принимает бог участия в случайных связях, в браках по глупости или по нужде, милая Инна!
Поэтому — хочется добавить мне — предоставьте женщине право самой решать: оставить ли жизнь ребёнку, зачатому по её воле, по её выбору,
