Судный год - Григорий Маркович Марк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под барабанный бой капель – или это мое запинающееся сердце сейчас так стучало? – невидимые водопады утробно урчали в железных трубах. Зигзаги трещин вспыхивали теперь со всех сторон. Небо с грохотом раскалывалось на гигантские куски и сразу срасталось снова в сплошной черный купол. Вздувались, лопались нарывы в асфальте. Поднимались в воздух одинокие лунные фонари, запрокидывали назад свои круглые раздувшиеся головы-плафоны на изогнутых шеях и плавно опускались. Темнота возле них была густо заштрихована дождем. Медленные волны шли под землею, увлекая за собой таранящие толщу ночи здания-ледоколы. И не было конца светопреставлению в переполненной влагой Вселенной.
Когда небесные вспышки ослепляли их, ледоколы замирали и не мигая таращились на нас своими воспаленными, остекленевшими глазами-иллюминаторами. Но флагман продолжал неумолимо ползти навстречу утлой шатающейся шлюпке, где, взявшись за руки, стояли мы, Грегори Маркман и Лиз Лоуэлл, двое спасшихся от кораблекрушения новых влюбленных внутри ледяного ливня и ночи. И я, Ответчик, впитывал их наполненное сырою известкой дыханье.
В проводах, которыми флагман был обмотан, вспыхивало потрескивающее электричество. Багровой желчью, еле сдерживаемым бешенством полоскался в их незрячих иллюминаторах жидкий огонь. В угловых окнах появились неподвижно стоящие плоские люди, похожие на фанерные мишени, что выставляют около горящих факелов на ночных стрельбищах. Когда молодых солдат учат убивать…
11. Единственное утро в квартире помпрока
(Бостон, 28 сентября 1991 года)
Утро наступило гораздо позже положенного. Лиз стоит, нагнувшись над своей супружеской кроватью, и с каким-то блаженным, недоверчивым выражением смотрит на спящего в ней молодого мужчину. Волосы заколоты кверху. На ней лишь одна моя короткая рубашка, наброшенная на плечи, как пелерина, и застегнутая на верхнюю пуговицу.
Потом она признается, что очень боялась моего утреннего взгляда. Выгнала бы тут же, никогда бы больше со мной не встречалась, если бы заметила хоть каплю разочарования.
Из пяти моих чувств как всегда первым просыпается обоняние. Просыпается от слабого запаха мандаринов. Вслед за ним солнечный луч осторожно входит в ресничную щель. Поеживаясь от удовольствия, приоткрываю глаз, вижу совсем близко над собой ее незнакомую настороженную улыбку, тоненькие морщинки вокруг глаз и сразу понимаю, что проснулся в точности там же, где и уснул. Секунду Лиз придирчиво изучает мой одноглазый заспанный взгляд, и все ее страхи исчезают.
– Грегори, вставай же наконец. Сколько можно спать! – Она пытается привлечь мое внимание, размахивает растопыренными пальцами, будто просушивая только что накрашенные ногти. Тягучая медовая нежность ее голоса тут же обволакивает мое еще не полностью проснувшееся тело. – Грегори Маркман, rigorous marksman, – пробует она на слух, немного утрируя свой бостонский акцент – что-то от сурового стрелка, натягивающего тетиву. Английского у меня не хватает, чтобы понять сразу каламбур, и я наугад улыбаюсь ей навстречу. – Нет, лучше буду просто называть тебя Ответчиком. Вставай, Ответчик. Кофе подано.
Еще почти ничего обо мне не зная, она нашла правильное имя. Задавали вопросы, и я отвечал. За каждое сказанное слово. За каждое невыполненное обещание. Так сложилась моя жизнь в России, в Америке. И не я ее так сложил… сложения вообще у меня в жизни было гораздо меньше, чем вычитания… Удивительно, что она почувствовала… Ведь и сам уже называл себя так еще в прежней жизни.
Вставать не хочется. Все еще лежу в постели, свернувшись калачиком. Душа спросонок баюкает неожиданное счастье, которое стряслось со мной прошлой ночью.
Осторожно протер указательными пальцами глаза, повернул их зрачками наружу. За спиной у Лиз крупная фотография в овальной рамке. Смутно знакомое, худощавое лицо молодого человека с высоким лбом и торчащими во все стороны буйными волосами.
– Майкл, мой сын. Учится в университете, в Филадельфии. – Бережно поворачивает лицо сына к стене. Чтобы не начал выискивать черты Ричарда? – Ему не нужно это видеть… Хочешь что-нибудь еще узнать о моей жизни? Кроме Майкла, никого нет. И любовников тоже довольно давно уже нет. Правда, ситуация начинает меняться со вчерашней ночи… Имей в виду, у меня на тебя очень серьезные виды, Ответчик… Что-то не замечаю, чтобы ты испугался. А следовало бы… Слушай! – перебивает она себя. – А вдруг я все придумала и ты со мной после сегодняшней ночи и встречаться не будешь? Откуда я знаю, что у тебя на уме? Может, ты женат? Или у тебя невеста в России?
Но я не слышу. Это сейчас совершенно неважно. Влюбленный Ответчик не женат, больше двух месяцев как не женат, и у меня нет невесты. Сужающийся солнечный луч, наполненный переливающимися пылинками, тянется от окна к смеющемуся лицу Лиз. И кажется, что это для меня сошелся сейчас на нем клином весь белый свет. Вскакиваю с постели, мягко ударяюсь плохо соображающей головой о выступ тьмы и пытаюсь дотянуться до Лиз.
– Подожди. Давай хоть позавтракаем, я все приготовила…
– Ну нет. Сейчас не до завтрака… есть дела поважнее…
Она, легко отстранившись, измеряет меня насмешливым взглядом. Взгляд спотыкается о ту мою выдающуюся часть, которая опять устремлена к ней. Результат явно ее удовлетворяет.
– Действительно, дела у тебя есть… И за что мне такой красавец? – про себя, впрочем, так, чтобы я слышал, бормочет она. Шутка повисает в воздухе, становится довольно плоской и вызывает у меня лишь слабую тень усмешки. Полностью натянуть эту тень себе на лицо не удается. Или это переселение с одного берега Атлантики на другой плохо отразилось на моем чувстве юмора? – Никуда тебя не отпущу. У нас много времени. Пусть отдохнет… Ты знаешь, я так глупо счастлива сейчас! Слушай, Ответчик, мне понравилась твоя рубашка. Она очень уютная и просторная. Давай меняться. Предлагаю тебе свой серый кашемировый свитер. Не прогадаешь! У нас один размер.
– Неужели у меня такая большая грудь? Ладно, давай. Только я хочу за нее еще кое-что.
– Ну вот ты и торгуешься уже… Получишь. Больше, чем тебе необходимо. Но не сразу… – Снова медленно проводит она по всему моему телу порхающей синевой глаз. – У тебя появилась самоуверенность, самоуверенность собственника. Мне это нравится… Не хотелось бы тебя видеть нерешительным, не знающим, что делать… Кофе стынет… Ванная в конце коридора, налево. Не заблудишься? Мое полотенце на двери. Только что им вытиралась. Ты
