Сквозь синий свет - Антон Евгеньевич Шагойко

Вытаскиваю трубки из рук, ног, и других, более причудливых мест. Глаза слипаются, ужасно хочется спать. Нужно выбираться. Достаю еще одну, самую большую трубка, изо рта. Начинаю задыхаться. Соленая жидкость наполнила рот.

Нехватка кислорода и полный рот непонятной жидкости сняли сонливость.

Выхожу из зоны комфорта.

Бью ногами по корпусу «гроба», бью всюду, куда могу достать. Заканчивается воздух. Конвульсивно, как рыба, выброшенная на берег, содрогаюсь всем телом.

Пронзительный скрежет, как ногтем по грифельной доске, и резкая боль в ноге. Я разбил стену заднюю стену своего гроба. Жижа вытекла – можно дышать.

Выбираюсь наружу, Весь в соплях, голый, с порезанной ногой. Не уверенно делаю свои первые шаги.

Чувствую жжение большим пальцем ноги. Я наступил на окурок. Здесь мы курили с полковником-полковником. Огонь еще не потух – прошло не больше пары минут.

Нужно догнать, не упустить. Бегу.

Вернулась сонливость. Ноги слегка подкашиваются. В глазах мутнеет.

Бегу. Почти не спотыкаюсь.

«Дурень, ты и трезвый не смог его одолеть. А там еще и роботы».

Хорошие мысли, слишком умные для меня. Игнорирую.

В конце коридора стоят 3 фигуры, 2 высокие, одна пузатая. Вот они, нужно затаиться и прокрасться тайком. Силой протаранить – не получится.

Слишком не здоров, чтобы принимать правильные решения, и уже поздно – они меня заметили.

Нужно таранить. «Что же ты делаешь, дурень?».

Поздно сожалеть. Нужно таранить, так сильно, как вообще возможно. Давай, как в футболе. Чуть поднырнуть и опрокинуть.

Нужно ловить момент и…

Моя левая нога цепляется за правую, и я падаю в метре от старика.

Майор-полковник издает звук, что-то между отрыжкой и смехом.

Организм перестает бороться с сонливостью. Я отключаюсь. Лежу перед ними, голый, в зеленоватой слизи, с окровавленной ногой. Главное революционное лицо нашей современности, голым задом кверху.

Прихожу в себя, из-за запаха сигарет и громкой музыки. Это опять Metallica. Это опять усатый Майор-полковник. Играет трек «Unforgiven2».

– Как же ты достал меня. Вот, что мне с тобой делать?

– Понять и простить. – вяло выдавливаю из пересохшего рта.

Я одет в белый халат и больничные тапочки, я сух и чист. Порез на ноге заклеен, и не следа крови. Голова лысая.

– Из-за каких-то чертовых имплантат в твоей башке, ты не поддаешься системе. Они не смогли тебя выгрузить. По протоколу тебя следовало утилизировать, но тебе повезло. Не могу я так. Человека – утилизировать без суда и следствия, несправедливо это. Я понимаю пластмасску эту: бездушную, что тебе руку заштопала, и тело обследовала, а человека – нет, не могу. Хоть и такого тупого преступника, как ты.

– Я не преступник.

– Да, все вы не преступники. – он закурил и протянул мне, затем закурил себе.

Он продолжил, выдыхая клубы дыма: – Придется тебя в «главный» везти. Хотел, как лучше, но ты, в принципе это заслужил.

– В главный?

– Да, «главный улей». Так его прозвали. Он в центре промышленной зоны. Огромный такой. Там только заключенные. Только они там… – он откашлялся, – не целиком. Только жизненно-важные органы и мозг.

– Так со всеми будет, не только с преступниками. Всех разберут на органы и доить будут. – говорю я.

– Тебя разве разобрали? – он выкинул окурок в окно. Машина полностью закумарена, я не сразу заметил, что потолок машины желтый от табачной копоти.

От дыма слезятся глаза, и режет горло. Но мы продолжали курить.

– Тебя туда дважды загружали, и что – жив-здоров.

Я задумался.

– Только законченных убийц будут выгружать в «главный улей». Вместо смертной казни. Не совсем казнь, не совсем пожизненное. И все довольны.

Заключенный Шредингера.

Он продолжает что-то говорить. Я дальше не слышу, не слушаю.

Что, если, он прав? Если я ошибся. И план затрагивал только тех, кто этого заслуживает. А остальным людям давали бы право выбора, с возможностью вернуться к реальной жизни.

И получается, что: революция, потеря жены, нерождённого ребенка… столько смертей. И все это зря, из-за моей глупости?!

Вот это поворот.

Я говорю: – И в правду, заслуживаю.

Он переспрашивает. Я повторяю: – Нет, мне прощения! – Фронтмен группы Metallica повторят по радио: – «…unforgiven»

Желание мстить сменяется жаждой суицида, самонаказания.

Я говорю: – Поехали в районную. Сдаваться будем.

8 Подготовка

– Скоро приедем? – перед смертью забавляюсь, достаю полковника глупыми вопросами.

– Я не понял, тебе, что не терпится? Я же говорил путь не близкий.

В машине нечем дышать из-за жары и табачного дыма.

– Так что, Майор-полковник, вы со мной?

– Куда с тобой? – чуть не подавившись сигаретой, спросил старик.

– Сами же говорили, что закончите дела, и вы сами в систему загрузитесь. Ну, мятежники разбиты, их главарь едет на казнь. Чего вам ждать? – слегка иронизирую я.

Старик надулся, нахмурил брови. Есть дело ещё одно незаконченное. Человека одного сбившегося, на путь истинный вернуть нужно. А после можно загрузиться. Хоть с тобой на соседнюю полку. Ах, да я ж забыл из-за импланта тебя не загрузить. Ну что ж, придется тебя казнить.

– Не смешно. Я бы все равно предпочел бы смерть. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь – вру я.

Дальше едим молча. Курим.

– А что за человек? Родственник? – молчали не долго.

– Во ты приставучий, как банный лист. Никак перед смертью не наболтаешься.

– Да ладно, рассказывай. Я же все равно умру. Унесу твои секреты, так сказать, в могулу. Ну что там за человек? Он твой партнер? – ехидно улыбаясь, говорю я.

– Нет. – задумчиво отвечает полковник, – Что? Нет! Ты больной что ли?

Полковник-гомофоб. Лет 20 назад его бы закидали камнями. В наше время всем плевать на геев. Забавно насколько мода циклична.

Старик молчит. Я начинаю его "раскачивать": – Глаза у него знакомые, ну то есть брови, пышные такие, как у того козла.

– Как у Брежнева? – пытается угадать полковник.

– Не, у того полицейского, который мою жену убил.

– Ты не говорил, что он был полицейским.

– Он был в форме. И таранил мой форд на полицейской машине. Такая, как у тебя только электрокар. А ещё у него были скулы в шрамах от прыщей. А у тебя на фотке: пацан прыщавый. Очень они похожи. Может это он и есть. У тебя его фото, он полицейский и ты полицейский. – полковник меня не слушает. Он завис, уставился куда-то вдаль. Выхватываю у него руль и помогаю с управлением, иначе не вошли бы в поворот.

Старик отдергивает меня, трясет щеками, выходит из ступора и тормозит на обочине. Он достаёт портсигар, вынимает фото. – взгляни ещё раз. Ты уверен, что