Колыбель ветров - Теодор Бенк

Эти остатки обращались то в комковатый омлет, то в сомнительное тушеное мясо, то в мясное суфле или же в излюбленное яство Марша - острый рыбный паштет. Питание блюдами, изготовленными этим поваром, неизменно сулило нечто новое и интригующее, но требовало крепкого желудка.

Мы еще не успели покончить с трапезой, как в школу стали заходить люди. Они преспокойно усаживались и с любопытством наблюдали, что мы едим. Их приводил Денни Невзоров, неофициальное связное лицо между деревней и учеными. В течение всего дня алеуты приходили один за другим в школу, чтобы их измеряли, изучали и брали кровь на анализ.

Вместе с другими, широко улыбаясь, в комнату зашел и Михи. Увидев Боба и меня, он во всеуслышание заявил:

- Сегодня я пришел помогать вам. Я провожу вас на рифы и покажу, где растут съедобные морские водоросли.

- Отлично! - обрадовался я, и мы пошли к себе за принадлежностями для коллекционирования.

Вернувшись в школу, мы застали Марша, поджидающего нас. Он сказал, что ему тоже интересно ознакомиться с аттуанскими наименованиями растений, и поэтому он пойдет с нами. Михи вел нас по тропинке к воде настолько быстро, насколько ему позволяли короткие ноги. Мы следовали за ним гуськом, застегнувшись на все пуговицы, так как моросил дождик.

Недалеко от берега мы перепрыгнули загрязненный ручеек, протекавший через деревню и выносивший сточные воды и отбросы в залив. Я обратил внимание, что он, петляя, почти подходил под некоторые дома алеутов и протекал мимо навесов для вяленой рыбы. Группа ребят играла в грязи костями морского льва и щепками, пуская их по вонючей воде.

- Фу! - пробормотал Боб, сдерживая дыхание, а я повел носом, потому что осаждавшие нас запахи не поддавались описанию. Но при этом я подумал, что ведь и некоторые ароматы нашего цивилизованного мира тоже не из приятных. Взять хотя бы запахи, стоящие над некоторыми нашими промышленными городами: дым, заводская вонь, отработанный газ, выпускаемый бесчисленным множеством грохочущих машин, запахи свалок на задворках. Я улыбнулся. Наверняка алеут отворотил бы от них нос. По-моему, все зависит от привычки.

Миновав рифы, мы с Михи, перепрыгивая с одного скользкого камня на другой, перебирались через лужицы, оставшиеся после прилива, попутно собирая водоросли и мелких морских животных. Все это время Михи усердно искал что-то и, наконец, обнаружив, принялся с силой выдергивать, пока не вытащил.

- Вот "кангукс", у него вкусные стебли, похожие на сельдерей. - При этих словах он запихнул себе в рот целый стебель, жуя и причмокивая. Боб и я деятельно собирали образцы всего, что нам попадалось.

Михи сообщил, что раньше алеуты использовали многие виды морских трав. Крупные водоросли обдирались, сплетались вместе, и в таком виде они служили превосходной веревкой. Другие морские травы помельче, растущие на склонах, шли в пищу. Михи нашел морского ежа и показал нам, как сдирать покрытую колючками шкуру, чтобы добраться до пахучей мякоти яиц.

Это было насыщенное утро, когда каждый из нас почерпнул много нового. Мы все собирали "съедобные", по мнению Михи, водоросли. Марш же лез из кожи вон и просто набрасывался на них, желая походить на настоящего алеута. Он шел по пятам за Михи и, на что бы тот ни указывал, тотчас засовывал в рот, чмокал и приговаривал: "До чего же вкусно!" Готов поручиться, что один или два раза его при этом чуть не стошнило.

В то утро произошел случай, заставивший меня усомниться, что кто-либо из нас будет вообще принят алеутами за своего. Возвращаясь с рифов, мы остановились посмотреть, как несколько алеутов вычерпывали воду из большой деревянной лодки. Они вытащили ее на полузатопленную баржу, служившую пристанью для всей деревни. Одетые в камлейки [16] мужчины представляли собой живописную картину. Я заметил, однако, что стоило Бобу направить на них свой фотоаппарат, как они поворачивались спиной.

У причала стояли другие лодки: деревянные ялики и плоскодонные лодки типа "глоучестер", некоторые из них с помятыми навесными моторами, закинутыми на корму. Михи сообщил нам, что эти лодки были привезены из Сиэтла на пароходе, ежегодно доставляющем товары на остров. Мне было известно, что в прошлом алеуты, подобно северным эскимосам, плавали в кожаных байдарах, и поэтому я спросил Михи, пользуются ли ими сейчас. Один из стоявших на барже алеутов покосился в мою сторону, фыркнул и сказал по-алеутски что-то, заставившее присутствующих громко рассмеяться.

- Что он сказал, Михи?

Михи ухмыльнулся и робко посмотрел на других.

- Он сказал: "Неужели вы думаете, что мы еще дикари?"

Другие алеуты снова захихикали, и тут мне многое стало ясно. Это была шутка на мой счет. По-видимому, я проявил неосведомленность, спрашивая, используют ли они и поныне устарелые вещи, в то время как они располагали современным снаряжением. Конечно, это было бы крайне глупо с их стороны. Однако, когда я наблюдал, каких усилий стоило им спустить на воду тяжелую шлюпку современной конструкции, я задавался вопросом, есть ли у них основания для самодовольства. Самодельные кожаные байдары алеутов, зачастую большие и вместительные, могли перевозить такую же тяжелую поклажу, как и деревянные лодки. К тому же они отличались легкостью, удобством в обращении и легко чинились. Алеуты поменяли эти прекрасно державшиеся на воде, устойчивые на волне и сравнительно недорогие лодки на скверно проконопаченные, громоздкие деревянные боты, которые стоили немалых денег и были такими тяжелыми, что вытаскивать их из воды и спускать на воду под силу лишь довольно многочисленному экипажу.

- А что, если нам поехать с ними? - спросил Марш, указывая на алеутов. - Они отправляются за тюленями.

Это было бы интересное путешествие, но нас не пригласили. Наоборот, алеуты отвернулись и занялись своими делами. Было совершенно очевидно, что наше присутствие им неприятно. Когда Марш продолжал настаивать на своем, один из алеутов предложил, наконец, с неохотой:

- Что ж, если хотите, можете поехать.

- У нас другие дела, - поспешил я сказать Маршу, тем самым давая понять Бобу и ему, что нам пора уходить. Они поняли намек и пошли за мной. Я решил, что, оставшись наедине с Михи, спрошу его, почему алеуты отнеслись к нам так неприветливо и недружелюбно.

Я заметил, что то же самое произошло и накануне вечером. Когда мы прогуливались по берегу, я наткнулся на двух старых женщин, собиравших морские водоросли и мелких животных в лужах, оставшихся после отлива. Завидев меня, они побросали все содержимое из своих ведер обратно в воду и поспешили домой, едва кивнув в мою сторону. Странно, подумал я; ведь они, наверное, потратили много времени, собирая все это. Еще раньше другая старушка спрятала лицо, не давая себя сфотографировать. Переговорив с ней по-алеутски, Михи обернулся ко мне и объяснил:

- Она говорит, что вы станете смеяться над ее карточкой.

Вернувшись к себе, мы с Бобом принялись сушить найденные образцы морских водорослей. Пучки душистых растений были развешаны на гвоздях в комнате, выходившей на улицу. Старые газеты, разостланные на полу, впитывали влагу водорослей и совершенно размокли. Сушка оказалась длительным процессом, так как в нашем доме всегда было прохладно и сыро.

Утренняя экскурсия убедила меня и Боба в том, что если и в дальнейшем мы будем ежедневно собирать свои коллекции вместе, то нам не удастся выполнить на Атхе всей нашей программы. Поэтому было решено, что Боб займется собиранием гербария, а я, оставаясь в деревне, попытаюсь ближе познакомиться с ее жителями.

Мое первое впечатление подсказывало, что алеуты - народ скромный и очень застенчивый. Вопреки ожиданию я убедился, что они весьма далеки от тех отсталых эскимосов, которые всего лишь двести лет назад пользовались орудиями каменного века. Мне кажется, что каждый, посещающий их впервые, испытывает некоторое разочарование, не обнаруживая старинных обычаев, примитивности, традиционных черт материальной культуры - всего, что у нас связано с представлением об эскимосах.

Алеуты смуглокожи, они не слишком развиты, быть может, беднее рыбаков в Штатах и несговорчивы в своих взаимоотношениях с белыми из-за разделяющего их языкового барьера. Но они носят одежду, приобретенную в магазине, едят консервированные продукты, используют подвесные моторы и читают американские журналы. Алеутские матери кормят своих младенцев детской питательной смесью, и, как сообщил мне Михи, почти в каждой семье имеется хотя бы старенький фотоаппарат или по меньшей мере радиоприемник. Они любят ковбойские песни. Однажды, проходя под окном, я услыхал, как алеутская домашняя хозяйка напевала "Глубоко в сердце Техаса". Она совсем неплохо воспроизводила эту мелодию.

На следующее утро после нашей экскурсии к рифам Михи повел меня в гости в семью алеутов с Атту. Когда мы подходили к дому, мне было странно увидеть ванну, стоявшую у заднего крыльца. Ванны встречались по всей деревне, некоторые из них были еще в упаковке. Ясно, что эта сторона цивилизации здесь не привилась. Интересно, что подумало бы наше правительство в Вашингтоне, узнав, что в этих белоснежных подарках, присланных для поднятия культурного уровня алеутов, пускают кораблики дети или же они служат для собирания дождевой воды. Интересно также, сколько алеутов, использовав ванны по назначению, схватило воспаление легких и умерло.