Ханская дочь. Любовь в неволе - Ине Лоренс

Когда она пришла в общий зал, заложники уже давно ужинали, жадно уплетая за обе щеки. Столы ломились от деревянных мисок с вареной свининой, между которыми то тут, то там возвышались бутылки с водкой. Сирин настороженно огляделась и попыталась найти место подальше от остальных, но везде сидели люди большей частью незнакомые, поэтому ей пришлось присоединиться к другим членам отряда. Как назло, свободен был только один стул — рядом с Тарловым.

— Эй, парень, как насчет ребрышек? — Сергей и сам не понимал, почему ему так хотелось подразнить Бахадура. Он поводил перед его носом костью с остатками мяса. Драгуны раскатисто захохотали — отвращение на лице пленника позабавило их. Сирин так и подмывало вырвать кость из рук офицера и засунуть ему в глотку, но в схватке с русским она неминуемо проиграла бы, рискуя к тому же быть разоблаченной. Поэтому она надменно отвела его руку и отвернулась, подзывая хозяина:

— Эй, послушай. У тебя есть рыба?

Хозяин уже был тут как тут, угодливо сгибаясь в поклоне:

— Как будет угодно господам. Вам должно быть известно, что город наш стоит на реке Белой, так что рыбой Господь не обидел. Желаете жареной или копченой, а может быть, ухи?

— Жареной, — ответила Сирин и не прогадала. Рыба, которую ей подали, была длиной с ее предплечье, а нежное мясо буквально таяло во рту.

— Я тоже хочу рыбы! — крикнул Остап, у которого при одном взгляде на нее потекли слюнки.

— Это недёшево обойдётся, — предостерег его хозяин. В отличие от Сирин, мальчик был одет бедно, да к тому же обносился в дороге.

Сирин пренебрежительно махнула рукой:

— Запиши на счет русского царя, он же не захочет, чтобы его пленники умерли с голоду.

Это неприятно задело Тарлова, и ему нестерпимо захотелось влепить наглому татарину пару пощечин. Он уже размышлял, как заткнуть рот дерзкому князьку, не переломав ему все кости, но тут до его ушей донеслись обрывки разговора, заставившие Сергея прислушаться.

Война со шведами, которая в последние месяцы стала для Сергея настолько далекой, будто шла на другом краю земли, интересовала и местных жителей. Большинство из проезжающих были купцами, которые, как и Юрий Гаврилович, торопились на ярмарку в Нижний Новгород. Некоторые везли туда товар, другие — деньги, третьи рассчитывали, что партнеры предоставят им кредит до тех пор, пока война со шведами не закончится и в городе не пройдет следующая ярмарка.

То, что услышал Сергей, подтверждало его худшие опасения: по словам некоторых купцов, шведы уже несколько месяцев назад перешли границы России. Один из них клялся, что они скоро подойдут к Смоленску или, по крайней мере, к Могилеву или Минску.

— Я говорю вам, царю недолго осталось сидеть на троне! — кричал пожилой мужчина с длинной окладистой седой бородой, закрывавшей грудь, кричал так решительно, будто сам лично угрожал Петру Алексеевичу смертью.

— Замолчи! Там сидит царский офицер. Хочешь, чтобы тебя арестовали? — увещевал его один из собутыльников.

Время от времени они опасливо поглядывали на Сергея, и тогда разговор их становился тише, но у капитана был хороший слух, и ему удалось услышать еще кое-что, что ему совсем не понравилось. Сирин прислушивалась так же внимательно, да и по лицу Ильгура было видно, что он не упускал ни слова. Драгуны рассказали сыну эмира, что многие знатные русские роды пошли от татарских корней. Основатели их находились на службе у князей и царей, и теперь он прикидывал, не сможет ли он стать таковым. Его отец выдал Ильгура русским взамен своего старшего сына и наследника. В мечтах он уже возвращался на родину во главе отряда казаков, а отец и братья покорно склоняли перед ним головы, но известия, которые он слышал, сбивали его с мыслей о карьере при царском дворе.

Сирин же поняла только, что русский царь попал в беду. Ей приходилось сдерживаться, чтобы не закричать от радости. Даже если люди вокруг нее говорили лишь половину правды, русским несдобровать. Она не знала, кто такие эти шведы, но приветствовала бы их с радостью — враг ее врага был ей если не другом, то уж, во всяком случае, союзником. Довольная услышанным, она повернулась к Тарлову:

— Я вижу, вы напрасно шли так далеко на запад, офицер. Если шведы побьют русских, нам придется вернуться на мою родину.

— Сначала я заткну твою паршивую глотку! — Вне себя от ярости, Сергей схватил Бахадура за плечи и тряс его, так что голова болталась туда-сюда на тонкой шее. — Послушай, ты, маленькая татарская сволочь! Матушка Россия выстояла против половцев, волжских булгар, монголов, поляков… Выстоит она и против шведов и поднимется в новом блеске!

Впервые Сирин ощутила настоящий страх. На лице русского офицера появилось жесткое и решительное выражение, а голубые глаза, казалось, прожгут ее насквозь. Она была в таком ужасе, что позабыла и о кинжале, и о сабле. Даже не думая защищаться, Сирин, обмякнув, как придушенный зверек, болталась в его руках.

Заметив, что татарин в самом деле перепугался, Тарлов довольно улыбнулся, но уже через несколько мгновений сожалел о своей несдержанности. Сейчас Бахадур был всего лишь мальчишкой, которого легко запугать, а через пару лет он всадит Тарлову кинжал в живот. Плечи офицера поникли, и он оттолкнул Бахадура прочь.

— Не зли меня больше, татарин, это может плохо кончиться! — сказал он угрожающе, отвернулся и громко потребовал водки.

Но выпивка не помогла. Ночью Сергею снились шведские солдаты в серо-голубой форме, сомкнутой цепью идущие в атаку прямо на него. Он пытался сражаться, но руки ослабели от страха. А передняя линия врагов уже опустила мушкеты и прицелилась. Сразу же он увидел себя бегущим, как тогда, под Нарвой, но на этот раз удача была к нему не столь благосклонна. Когда он достиг реки, мост был уже разрушен, а лодку, на которой он и его товарищи переправились в тот раз, унесло. Он в ужасе проснулся в тот самый миг, когда юный швед с лицом Бахадура занес над ним пику.

Сергей почувствовал руку на плече и напрягся, готовый вскочить, но, узнав голос Вани, понял, что сражение ему приснилось.

— Успокойтесь, Сергей Васильевич. Все хорошо.

— Что-то произошло? — спросил Сергей непонимающе.

Ваня зажег масляную лампу, висевшую у двери.

— Вы сегодня вечером чересчур много выпили, капитан. Перебрали, стало быть, и я помог вам добраться до комнаты. Так вы упали и заснули, ровно ребенок, а потом вдруг начали стонать и кричать, точно вас черти душат. Ну я-то не хотел, чтобы они забрали вашу душу, вот и начал будить. Теперь лучше?

— Дурной сон приснился. — Тарлов старался говорить как можно более равнодушно.