Мэрилин Монро - Плантажене Анна

И там тоже все могло оборваться не начавшись. Мисс Снайвли профессионал. Хорошеньких девушек она видит беспрестанно. Сколько честолюбивых устремлений осеклось в ее кабинете в отеле «Амбассадор», сколько карьер не состоялось, сколько иллюзий разрушилось. Красивых ножек или пышной груди недостаточно.

Норма Джин выходит вперед. Мисс Снайвли редко видела столько неестественного сразу: утрированная, если не сказать нелепая, походка, крикливый макияж, чересчур завитые, тусклые волосы, толстоватый нос (с небольшой горбинкой), чересчур облегающее платье. Чрезмерно слащавый голосок, срывающийся, как у астматика. Просто балаган. К тому же бедняжка невысокого роста (у нее остался такой же рост, как в тринадцать лет), да в завершение всего она еще и заикается! Но чем больше мисс Снайвли разглядывала Норму Джин, которой из вежливости не дала сразу от ворот поворот, чтобы не тратить лишней минуты, тем более ее поражала невероятная плотская нежность, исходящая от девушки. А еще, пусть и неловкая, уверенность тех, кому нечего терять. И воля, железная воля, блестящая среди пепла. Чем больше мисс Снайвли смотрела на Норму Джин, тем больше проступал вокруг нее сияющий ореол, она становилась высокой, белой и воздушной, ее тело преображалось и превращалось в орудие нестерпимого удовольствия с превосходными, тугими грудями, пышными бедрами, видом не слишком святой недотроги. Хрупкий, но яркий свет. Редкий, а потому ценный камень.

Мисс Снайвли увидела перед собой самую подвижную, волнующую девушку, которую когда-либо встречала, чье изящество проступало постепенно, подобно звездной пыли, как неверное мерцание неона при нарушении контакта. Как же она раньше не разглядела? Директриса агентства «Блу Бук» — женщина решительная. После нескольких занятий, улучшения осанки, походки, подбора одежды девочка станет что надо, она даже сможет стать лакомым кусочком, как раз из-за этого мерцающего, помаргивающего блеска, который временами ее преображает. На фотографии это получится. Это будет бомба. Мисс Снайвли выплатила Норме Джин трехмесячный аванс в счет ее будущего заработка и предложила приступить к работе немедленно.

«Небольшой совет, — добавила она, когда девушка прощалась с ней вне себя от радости, со слезами счастья и улыбкой благодарности. — У вас будет безумный успех у фотографов, если вы перекрасите волосы. В блондинку. Я вам это гарантирую. Обесцветьте волосы, станьте блондинкой, и они все будут у ваших ног. Поверьте мне».

Нет, спасибо, пробормотала Норма Джин. Ей не хочется. У нее будет такой неестественный вид. Она сама себя не узнает.

Став блондинкой, она перестанет быть собой.

МОДЕЛЬ

Она пошла прямо на «Радиоплан» и уволилась. Потом объявила матери Джима, что она теперь поступила в крупное модельное агентство. И приступает к работе уже завтра. Этель Дагерти стала возражать, и она собрала чемоданы. Прошло то время, когда ее отправляли, точно посылку, из одного дома в другой. Теперь она больше никому не позволит помыкать собой. Отныне она будет решать сама. А следовательно, вернется к доброй Ане Лоуэр, нежной тете Ане, которая никогда ее не судила и всегда любила всем сердцем. Расклад теперь иной. Нервная сиротка стала взрослой. Попозировав, она возвращалась заботиться о старушке, ослабленной болезнью.

Она начала рассчитываться по долгам.

Месяцами Норма Джин работала без устали, принимая все предложения агентства: была регистраторшей, моделью, позировала в самых дурацких нарядах. Всегда пунктуальная, готовая к работе, она не пропустила ни одного курса усовершенствования — сосредоточенная, любознательная, настолько стремящаяся сделать хорошо, безупречно, что готова тридцать раз переделывать один и тот же кадр. Потом она бесконечно долго рассматривала каждый снимок, выискивая малейшие недостатки, безжалостная к самой себе. Очень скоро она стала любимицей фотографов. Настоящая профессионалка, говорили они. Ее сияющее лицо и пышные формы регулярно появлялись на обложках иллюстрированных журналов. Ее портфолио превратилось в толстый том, хотя она по-прежнему отказывалась перекраситься в блондинку. Осенью 1945 года Норма Джин вернула долг мисс Снайвли и заработала достаточно, чтобы оплатить жилье Ане Лоуэр. Она много тратила, в основном на туалеты и косметику, внимательная к своей внешности. Но не забывала и о другой цели, плотно засевшей в ее голове, о плане, который уже давно вызревал в ней и который она не упускала из виду: вытащить мать из сумасшедшего дома и поселить в хорошенькой квартирке с белой мебелью и пресловутым роялем из ее детства, который так ни разу и не пригодился. Тогда она уже ничего никому не будет должна.

В ноябре мисс Снайвли сообщила Норме Джин, что она говорила о ней с Андре де Динсом (Dienes), набирающим известность фотографом, который сотрудничает с журналом «Вог». Профессионал, хотя еще молодой, специализирующийся на моде, на женской красоте, находящийся в постоянном поиске новых моделей.

«Я думаю, вы ему понравитесь. Вот его визитка. Не тяните».

Норма Джин помчалась на встречу с фотографом венгерского происхождения. Это очень красивый мужчина тридцати двух лет, мускулистый, с вьющимися русыми волосами и веселым взглядом прожигателя жизни. Кожа светлая, как у рыжих. Освобожденный от воинской повинности во время войны, в 1945 году Андре де Дине вел жизнь, о которой всегда мечтал. Величайшие европейские столицы, красивейшие женщины мира и деньги, в которых никогда не было недостатка. В первый раз Норма Джин предстала перед ним розовой девочкой со шляпной коробкой. Свежим и аппетитным пирожным, которое нужно попробовать, не теряя ни минуты. Вьющиеся, даже курчавые темно-русые волосы, заплетенные в две косички по обе стороны лица, как у девочки. Хорошенькие скулы, невероятная, огромная, щедрая, детская улыбка. Немного толстоватый и широковатый нос, но это неважно. С такими синими глазами, полными надежды, чистым лбом, сияющей кожей, как это сразу почувствовал фотограф, ее можно было принять за роскошную крестьянку из Центральной Европы — живую, естественную, одновременно лукавую и застенчивую, с которой любой разумный мужчина мечтал бы завалиться на сеновал. И этот розовый облегающий свитер, так близко к телу, как будто его связали прямо на коже, и под которым де Дине уже видит груди совершенной формы, налитые, круглые. Ее изящные и бледные ноги.

«Меня з… зо… вут Норма Джин. Б… Бейкер. Норма Джин Бейкер. X… хотите взглянуть на меня в купальнике?»

Он уже знает, что она само совершенство. Он знает, что это она. Из своей шляпной коробки она достала отвратительное бикини и надела его в ванной. Оттуда она вышла похожей на пикового туза. Де Дине улыбнулся. Ноги выше колен плотные и гладкие, бедра пышные.

«Завтра начнем», — сказал он.

На заре фотограф отвез девушку на пустынный пляж и целый день щелкал затвором. Норма Джин сияет, у нее широкая улыбка в пол-лица. Она подставляет объективу всю свою жажду жизни, свои надежды на лучшее будущее. Она так счастлива быть здесь, существовать, так признательна этому мужчине, который выбрал ее и придает ей большое значение, что она нарисовала сердечко на песке. В тот же вечер, проявляя снимки, де Дине был потрясен результатом.

«Я хочу уехать с тобой в калифорнийскую пустыню, в Долину Смерти, и целыми днями, неделями тебя фотографировать», — сказал он девушке.

Де Дине подготовил свой «бьюик», обегал магазины Лос-Анджелеса, покупая одежду и аксессуары для Нормы Джин. Он готов. Она тоже. В декабре 1945 года они уехали, с благословения тети Аны. В машине Норма Джин много спала, свернувшись клубком, как котенок. Фотограф без устали смотрел на нее, уже представляя себе позы, углы. Ранимая чувственность Нормы Джин, ее плотская невинность, ее заикание, с которым она временами не могла справиться, волновали его. Очень быстро, словно перед камерой, она открылась ему, рассказала ему все: про свое детство, свою мать, свое замужество, свое желание преуспеть, свое намерение развестись. Бейкер — это фамилия ее матери, а не ее мужа. Очень быстро Андре де Дине почувствовал, что желает ее, как безумный. Очень быстро он понял, что без памяти в нее влюблен.