Смерть пахнет сандалом - Мо Янь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прекрасно обученные евнухи быстро заняли свои места. На зрительском помосте расселись государь и наложницы. Император Сяньфэн в желтом халате и золотом венце сидел в одном чжане от меня. Твой отец разглядывал его, не отрывая глаз. У господина Сяньфэна лицо худощавое, нос с большой горбинкой. Правый глаз немного меньше левого. Большой белозубый рот, на губе повисли небольшие усики, козлиная бородка, на щеках – несколько оспин. Государь безостановочно кашлял, беспрестанно сплевывал, одна из фрейлин сбоку принимала плевки в сверкающую золотом плевательницу. По обеим сторонам от государя, словно распростертые крылья феникса, сидели десяток женщин с высокими прическами, украшенными большими разноцветными цветами, с которых свисали шелковые кисточки, почти такие же, какие можно увидеть у вас на театральной сцене. У каждой женщины цветущее лицо, от тел исходит пьянящий аромат. У сидевшей вплотную к императору справа – напудренное овальное лицо, вишневые губы, обликом с ней и небожительнице не сравниться. Знаете, кто это был? Скажу, перепугаетесь: сама вдовствующая императрица Цыси!
Воспользовавшись перерывом в плевках государя, суровый старый евнух на помосте легким движением руки, словно прихлопывая муху мухобойкой, заставил всех коленопреклоненных перед помостом чиновников шести министерств и тьму-тьмущую придворных девиц с силой втянуть воздух, как при сосании молока, и хором прокричать:
– Десять тысяч лет нашему императору, десять тысяч раз по десять тысяч лет!
Я только тогда понял, что мне лишь казалось, будто находившиеся под помостом стоят, склонив головы, и не смеют их поднять. На самом деле они украдкой следили за происходящим на помосте. Государь кашлянул:
– Все сановники могут подняться.
Начальники отвесили земной поклон и хором прокричали:
– Благодарим за милость, государь!
Затем, снова кланяясь и взмахивая рукавами в виде копыт, они поднялись, и склонившись в поясе, разошлись на две стороны. Из их рядов вышел начальник министерства наказаний, его превосходительство господин Ван, взмахнул рукавами, опустился на колени, отбил поклон и отчетливо доложил:
– Ваш покорный слуга, начальник министерства наказаний Ван Жуй по приказу государя велел изготовить «засов Янь-вана», выбрал известных и умелых палачей, которые прибыли во дворец с орудием казни и готовы совершить ее. Извольте дать указание, государь.
– Знаю, встань! – сказал правитель.
Его превосходительство Ван снова поклонился, поблагодарил за милость и отошел в сторону. В это время государь что-то невнятно произнес, на слух не разберешь. У государя явно была чахотка, и жизненных сил не хватало. Старый евнух протяжно, как в театре, передал указание:
– Государь приказал начальнику министерства наказаний Ван Жую преподнести этот «засов Янь-вана» на высочайшее одобрение.
Его превосходительство Ван маленькими шажками подбежал к твоему отцу, вырвал у него из рук завернутый в красный шелк «засов Янь-вана» и, держа тот на вытянутых руках, словно котел с пышущей жаром бараниной, подошел к помосту, осторожно и медленно ступая, и поднял руки с «засовом Янь-вана» гораздо выше шарика у себя на шапке. Вперед выступил старый евнух. Нагнувшись, он принял орудие казни, поднес к государю, поставил на столик, развернул несколько слоев шелка, и наконец эта штука предстала перед всеми. Сверкая режущим глаз блеском, засов смотрелся очень величественно. Денег на него потрачено было немного, зато я получил за работу немало. Только что сделанный засов был невзрачный и измазанный, смотреть было не на что. Твой отец три дня чистил его наждачной бумагой, пока он в конце концов не засиял. Семьдесят л я н о в получены были не задарма.
Протянув смуглую руку, государь указательным пальцем с длинным желтым ногтем потрогал эту штуковину. Не знаю, от тепла или от холода, но государь свой палец тут же отдернул. Я слышал, как он опять что-то невнятно произнес. Старик евнух взял засов и поднес его к глазам каждой из женщин государя. Они по его примеру стали трогать замок кончиком указательного пальца – этакими яшмовыми ростками – и делали вид, что им страшно, отворачивая застывшие безо всякого выражения лица в сторону. В конце концов старик евнух передал эту штуковину все так же стоявшему на коленях под помостом его превосходительству Вану, а тот, почтительно приняв ее, встал с согнутой спиной, стал пятиться в мою сторону и вернул ее мне.
На помосте старик евнух склонил голову к государю и что-то спросил. Было видно, как государь кивнул. Евнух вышел вперед и пропел:
– Государь дал указание: подвергнуть совершившего тяжкое преступление Сяо Чунцзы смертной казни!
Привязанный к столбу Сяо Чунцзы зарыдал и громко возопил:
– Ах, государь, государь, смилуйтесь, пощадите собачью жизнь раба своего… Раб никогда больше не посмеет…
В этот момент на помосте и перед ним императорские телохранители стали грозно смыкать ряды. Лицо Сяо Чунцзы побледнело, губы побелели, он уже больше не кричал, только, вконец обмочившись, хлопал глазами и негромко молил нас:
– Братцы, братцы, кончайте быстрее, ваш брат даже в преисподней будет поминать вашу доброту…
До того ли нам было, чтобы слушать его лепет? Да и смели ли мы слушать его? Задушит его веревка, он возрадуется, а нам несдобровать. Может, государь и пощадит нас, а вот его превосходительство Ван – вряд ли. В смятении развернув орудие казни и встряхнув его, мы с бабушкой подняли замок. После прикосновений государя и его жен эта штуковина неожиданно прибавила в весе. Каждый из нас держал один конец сыромятной тесемки. Заранее выверенными движениями мы сперва встали лицом к сидящему на помосте государю и его женам, потом – лицом к сановникам и министрам, наконец – лицом к коленопреклоненным евнухам и фрейлинам. Все как в театральном представлении. Тут ведающий казнями старший евнух вместе с начальником министерства наказаний его превосходительством Ваном, переглянувшись, возгласили:
– Начать казнь!
Вот уж и вправду Небо услышало наши молитвы. Сверкающий железный обруч пришелся прямо по голове Сяо Чунцзы, не свободно и не туго. Надели мы засов на него без особых усилий. Выразительные глаза Сяо Чунцзы выглядывали как раз через два отверстия обруча. Нахлобучив обруч на провинившегося, мы с бабушкой Юем отступили на шаг, натянув сыромятные тесемки. Сяо Чунцзы еще лепетал:
– Братцы… Братцы… Доставьте радость…
До него ли было кому-то в этот
