Моя (СИ) - Юки Шира

7

Макар.

Собираясь утром на работу, волновался как мальчишка перед первым свиданием. Три раза переодевался, а перед выходом пролил кофе на белоснежную рубашку, и все началось сначала. В кабинет вошел в тот момент, когда курьер принес цветы. И белые розы показались мне недостаточно белоснежны, а желтые, недостаточно яркие, и корзина не такая круглая, и бант не той длины, и у орхидей не такие крупные бутоны. В общем, ворчал бы я на курьера еще долго, если бы Оля не вытолкала из приемной меня в кабинет, а курьера в коридор. И тут же я услышал, как хлопнула дверь в приемной и звонкий голосок Марины спросил:

— Оля, привет, надеюсь я не опоздала?

— Вообще-то, Мариш, если ты уже забыла, то мы работаем с 9. И я не знаю, зачем Мак собрал нас здесь сегодня на полчаса раньше. Еще даже СерСерыч не пришел!

СерСерыч? Интересненько она босса зовет! А он-то знает?

— Девочки! Доброе утро! — с улыбкой вышел из кабинета. Точнее, я просто не знал, как убрать ее с лица, она появилась, как только я услышал голос моей девочки.

— Я попросил вас сегодня прийти пораньше, чтобы вы помогли мне определиться с дизайном моего кабинета. И надо решить, где будет рабочее место моего личного помощника.

— Можно я останусь в приемной с Олей? Я вижу, тут поставили для меня стол.

— Это временно. Я бы хотел, чтобы ты всегда находилась рядом.

В моем голосе звучали приказные нотки, которые даже меня заставили поежиться, но я хотел, чтобы моя девочка всегда была рядом со мной. Пока только в рабочие часы, но в скором времени, чтобы бросила своего мужа и переехала ко мне. Я уже не мыслил себя без нее. Пусть и с чужим ребенком. За эту бессонную ночь я осознал, что приму и полюблю не только ее дочь и мать, но и ее собаку и кота, если они у нее есть, да что там, я согласен даже на крикливого попугая.

Марина смотрела в мои глаза, я смотрел на нее. В этот момент я забыл, что рядом Оля, видел только мою девочку. Как же я хотел схватить ее в свои объятия, и целовать, а потом повалить на диван в кабинете, стянуть с нее эти бежевые брючки вместе с трусиками, впиться в ее горячую щелку языком, а потом насадить на свой член, чтобы она выкрикивала мое имя. Да, я очень хочу услышать свое имя, когда она будет кончать.

Кажется, все это отразилось в моих глазах, потому что Марина вдруг покраснела и отвела взгляд, увидев корзину с цветами.

— Какая прелесть! — Марина спрятала пылающее лицо в нежных бутонах, и заметила небольшую карточку, которую я вложил туда перед ее приходом.

— Моей любимой маленькой малышке! — прочитала она вслух. Вновь спрятала лицо в цветах, и вдруг плечи ее затряслись.

Я подошел к ней, обнял и понял, что она беззвучно плачет.

— Маришенька, прости меня, лапочка моя. Я так виноват перед тобой. Я им всем отомстил, никто больше никогда не обидит тебя. Только когда потерял тебя, я понял, как ты дорога мне.

Марина оттолкнула меня, ее глаза пылали гневом:

— Никогда больше не прикасайтесь ко мне, Макар Анатольевич. И цветы мне дарить тоже не надо. Я буду вашим личным ассистентом, но вашей шлюхой больше никогда не стану, — Марина говорила все это почти шепотом, но для меня ее слова звучали криком, и каждое слово било током.

— Марина, ты никогда не была и не будешь для меня шлюхой. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, — решился я, хоть и понимал, что не так надо делать предложение руки и сердца.

— Вы хотите заключить контракт уже не на год, а на всю жизнь? Я никогда не выйду за вас замуж.

— Хорошо, — про себя же подумал, что вернусь к этой теме позже. — Согласен, я поторопился. Давай приступим к работе. Какие цвета ты предпочитаешь в отделке кабинета?

8

Марина.

— Вы хотите заключить контракт уже не на год, а на всю жизнь? Я никогда не выйду за вас замуж.

— Хорошо, — его желваки ходили ходуном, он только зубами не скрипел. Хотя, может, я просто не услышала из-за громкого сердцебиения. — Согласен, я поторопился. Давай приступим к работе. Какие цвета ты предпочитаешь в отделке кабинета? — он так резко поменял тему, что я не сразу сообразила, о чем он вообще говорит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да мне как-то все равно, это же ваш кабинет, — ответила в конце концов.

— Это наш кабинет. Твое рабочее место будет возле этого окна. Нравится?

Я посмотрела, куда он показал, да, открывающийся из окна вид завораживал. Но проблема была в том, что я боюсь высоты, и боюсь вечерних окон за спиной, и боюсь своих ощущений рядом с этим человеком. У меня не было мужчины с той самой ночи, и я не знаю, смогу ли я подпустить кого-то еще раз к своему телу. Когда Макар сгреб меня в обьятия, в первую минуту, мне показалось, что я вернулась домой, в самое защищенное место на земле. А потом я вспомнила все эти руки на своем теле, и мне стало противно и мерзко, я ощутила себя шлюхой, вещью. Вспомнила смех и слова Арсена: "Ты не нужна своему хозяину, он подарил тебя на сегодняшнюю ночь нам. Ты лишь очередная дырка для траха. Посмотри, сам он развлекается с другими", и, насилуя меня, заставили смотреть, как хозяин "развлекается" с двумя девицами и парнем. Все это сейчас всплыло в моей голове, и меня вновь накрыла паническая атака.

В себя пришла от ласкового голоса Оли. Я лежала на диване в приемной, Макар стоял чуть в стороне, вцепившись обеими руками себе в волосы. У него был взгляд побитой собаки, я вдруг отчетливо поняла, что мои слова добьют его окончательно, но я должна их сказать:

— Макар, теперь вы видите, что мы не сможем работать с вами в одном кабинете?

Макар.

Как же я хотел оживить всех этих тварей и вновь убить, только уже своими собственными руками. Я видел, как сейчас плохо моей девочке, и ничего не мог сделать.

— Макар, теперь вы видите, что мы не сможем работать с вами в одном кабинете?

Что, бля…?

— Оля, — охрипшим голосом позвал я секретаршу, — отнесите, пожалуйста, Сергей Сергеичу кофе. И помогите ему с бумагами.

Оля посмотрела на меня, на Марину, немного подумав, направилась к кофемашине, а затем в кабинет начальника, плотно прикрыв дверь. Сперва я закрыл на ключ дверь в приемную из общего коридора, чтобы нам уже точно никто не помешал, потом только подошел к дивану. Не доходя до него пары шагов, я встал на колени, и уперся руками в диван, тем не менее, стараясь не задеть девушку. Неизвестно, как она опять отреагирует на мою близость.

— Марина, я понимаю, тебе тяжело находиться рядом со мной, но позволь мне быть недалеко. Я хочу, точнее, нет, не так. Я не могу не видеть тебя, и не слышать. Это убивает меня медленно. Все это время без тебя я умирал, и только увидев тебя вновь, я начал дышать. Мне сказали, что у тебя есть ребенок, я уже люблю его, только потому, что он твой. Я хочу помогать тебе, видеть тебя, дышать одним воздухом с тобой. Да, я одержим тобой. Сперва я хотел только владеть твоим телом, теперь я хочу всю тебя, твое тело, твою душу, твое сердце. Я вижу, что тебе плохо рядом со мной, я подожду. Вдруг ты привыкнешь ко мне? Ведь как-то ты приняла мужа, значит, не против физической близости с мужчиной. Я согласен, ты можешь сидеть в приемной с Олей.

Я не понимал, что означает ее взгляд, но через пару минут она кивнула:

— Я согласна с вами работать, Макар Анатольевич, при условии, что вы больше не будете ко мне прикасаться.

— Договорились, — улыбнулся я с облегчением.

Больше всего я боялся, что она сейчас все бросит, и опять сбежит от меня, что я еще долго не смогу ее найти. Но она остается, значит, постепенно я смогу ее приручить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Марина.

Я смотрела на этого мужчину у моих ног и не понимала, что происходит. Я помню его совсем другим — сильным, властным, даже жёстким. Неужели он и правда до такой степени одержим мной, что не контролирует себя? Или его так сильно мучают муки совести, что он отдал меня на ночь тем садистам? И стоит ли мне сейчас оставаться рядом с ним, пусть и по работе? Ведь когда-то он приручил меня всего за месяц. Да, приручил, ведь именно его руки я вспоминала чаще всего: как он наказывал меня ими, и как ласкал, доводя до криков блаженства. Я помню, как умоляла его доставить мне удовольствие, как выпрашивала его позволить мне кончить. И с какой радостью в последние дни я носила ошейник с медальоном с буквой его имени. А теперь мне предстоит всю оставшуюся жизнь носить на теле знак принадлежности ему. Да, физически я не принадлежала ему почти пять лет, но морально — мое тело все еще принадлежит ему. Даже сейчас, после панической атаки, мое тело реагирует на близкое присутствие этого мужчины — соски затвердели, клитор набух, складки увлажнились. И о каком муже он вообще говорит?