Кустодиев - Аркадий Кудря

Слухи о их переписке, не без помощи Константина Мазина, поделившегося своими подозрениями с Зоей Евстафьевной, все же, написала Юлия, просочились в усадьбу, и предательство Мазина вызывает возмущение Кустодиева. Но, по большому счету, все это не столь важно. По-настоящему волнует его иное: тон писем Юлии стал намного ласковее, теплее, и потому, признается он, хотя и погода серая, скучная, «у меня все поет внутри — или оттого, что я здоров, или оттого, что получил Ваше письмо и готов скакать и прыгать и делать Бог знает что…»[94].

Мысли о Юлии, о Высоково, Семеновском вызывают дорогие его сердцу воспоминания и картины: «Вот я сейчас с таким бы удовольствием побегал с Вами где-нибудь в поле — особенно там за гумном, как, я думаю, теперь хорошо у Вас — серые тучи, ветер шумит по березам, и галки стаями кричат и перелетают; я их страшно люблю. Особенно хорошо теперь в Семеновском у церкви — это такая музыка, что никакая симфония и соната не дадут того радостного и вместе щемящего чувства. А Вы никогда не слыхали, как летят журавли осенью?.. Теперь я, кажется, переживаю самое лучшее время в своей жизни, столько хорошего кругом, столько самых хороших надежд на будущее и столько чудных воспоминаний! Как бы я хотел, чтобы и Вам так же было хорошо, как и мне…»[95]

Сообщая Юлии, что из-за несносного характера дяди сестра с мужем вынуждены искать новую квартиру и, возможно, им с братом Михаилом тоже «придется трогаться», Борис Кустодиев высказывает заветное желание: «Моя мечта — жить где-нибудь в деревне, купить себе местечко, построить там дом небольшой и зажить на славу. Но это, конечно, все будет очень и очень не скоро»[96].

Начало занятий в академии, где прошло уже пять лет учебы, вызывает в сердце лишь тоску, и Борис признается Юлии: «Считаем дни, когда оставишь эти коридоры, эту скучную казарму, где нет ничего живого, свежего, и вырвешься наконец на свободу, туда на простор, к земле, лесу, природе, вздохнешь свободно и станешь работать что-нибудь такое светлое, радостное, молодое и красивое»[97].

Работу над полотном «Торжественное заседание Государственного совета…», судя по всему, Кустодиев отнюдь не считает желанным прорывом к свободе, к светлому и радостному искусству. Уж какой там свет, когда темнота в зале Мариинского дворца, пишет он Юлии в сентябре, «страшная» и «ничего не видно». Для него эта работа — весьма полезный, но все же тягостный этап учебы под руководством Репина в Академии художеств.

С возвращением Юлии Прошинской в Петербург вновь возобновляются их встречи. В письмах, отправленных приемной матери с сентября по ноябрь 1901 года, Юлия сообщает, что на выставке, которую она собирается посетить, демонстрируется портрет сестры Зои, написанный Кустодиевым, и что Мазина она видит редко, а Кустодиева часто, так как занимается с ним, по своим институтским тетрадкам, французским языком, и что, пока Кустодиев будет находиться в Муроме, он должен выучить все французские глаголы, которые она ему задала, и, наконец, что вместо Мурома Кустодиев решил поехать в Семеновское.

Действительно, к началу ноября первоначальные планы Кустодиева ехать для подготовки конкурсной картины на родину Куликова, в Муром, меняются, и он отправляется в те места, которые за последнее время стали ему ближе, — в село Семеновское Кинешемского уезда Костромской губернии.

В течение осени, проведенной вместе с Юлией в Петербурге, Борис Кустодиев сумел окончательно завоевать сердце своей избранницы, их взаимная любовь вступила в новую фазу, и, отправляя в середине ноября письмо Юлии из Кинешмы, Кустодиев вместо обычного прежде обращения на «Вы» обращается к той, кого уже считает своей невестой, иначе: «Вот сейчас смотрю на твою карточку и опять вижу твои глаза… и такую тихую, твою улыбку… Крепко тебя целую…»[98]

Добравшись до Семеновского, он останавливается в доме родственников Константина Мазина и пишет Юлии, что комнату ему выделили большую и светлую, удобную для работы. Вскоре после приезда Кустодиев едет в Высоково на встречу со старушками Грек.

Раскаиваться в том, что для исполнения этюдов к конкурсной картине «Базар в деревне» он предпочел искать натуру в Семеновском, не приходится. Яркость увиденного на базаре настолько поразила его, что, думает Кустодиев, надо обладать сверхчеловеческими способностями, чтобы все это запомнить и передать на полотне. Но он отчетливо понимает — если удастся написать так, как хочешь, это и будет желанным прорывом к свободе творчества — и в выборе сюжета, и в трактовке темы. «Мне кажется, — делится он своими размышлениями с Юлией, — картина, какой бы сюжет она ни имела, будет сильна любовью и тем интересом, с каким художник хотел передать свое настроение»[99].

К концу ноября в Семеновском похолодало — до 20 градусов мороза «с хвостиком». Однако Кустодиев терпеливо продолжает работать на открытом воздухе. Он поглощен всем, что его окружает, и особенно, как признается он Юлии, «знакомствами с мужиками, где все ново для меня и что может для картины пригодиться. И чем больше я их изучаю, тем более начинаю любить и понимать их»[100].

Некоторые в Семеновском и окрестностях села удивляются — как это он не скучает здесь? Да где же им понять! «Напротив, я переживаю теперь самую лучшую пору моей жизни — пишу картину и чувствую, что я люблю и что меня любят…»[101]

В Петербург Кустодиев возвращается в декабре. Он собой доволен, что бывало нечасто. Поработал в Семеновском неплохо, и композиция конкурсной картины уже обретает свои очертания. Да и весь уходящий год в творческом плане сложился, можно считать, удачно. И не только из-за отмеченного наградой портрета И. Я. Билибина. Еще весной написал в мастерской Репина полотно на историческую тему «У кружала стрельцы гуляют». А потом — портрет видного писателя и публициста, автора популярных исторических романов Даниила Лукича Мордовцева. Такой портрет не стыдно и на предстоящей весенней выставке показать.

Можно считать удачным и написанный в этом году портрет дядюшки Степана Лукича Никольского. Даже обычно равнодушный к живописи Михаил отметил: «Как живой!» Сидит в кресле в своей комнате, в пальто, придерживая на коленях шляпу. Видно, что всегда замкнут в себе, угрюм. Но уж каков есть! Старик посмотрел на свое изображение, хмыкнул, но в целом вроде бы остался удовлетворен.

Главное, появилась уверенность в себе, что можешь сделать больше, намного больше. И Юлия, их любовь… Вероятно, она тоже каким-то образом влияет на его творчество.