Камень. Книга шестая (СИ) - Минин Станислав

— Ага, я так и понял, — усмехнулся я, — недаром ты меня из Кремля так резво утащил, в машину посадил, домой повез, а теперь разговоры разговариваешь.

— Лёшка, я просто не хотел тебе еще больше жизнь усложнять, вот и всё, — вздохнул он. — А так, вмешиваться точно не буду. Вон, — он указал на машины кортежа цесаревича, которые стояли около гаража, — у тебя отец есть, пусть он и воспитывает.

— Хорошо, деда! Спасибо тебе большое и на этом, — поблагодарил я его.

А про себя подумал: что бы дед мне сейчас ни говорил, но из моей жизни он точно никуда не исчезнет. Не хочет вмешиваться? Что ж, я не гордый — всегда могу к старику просто прийти за советом и отказа уж точно не получу.

А на крыльце дома меня задержали Прохор с Иваном:

— Лёшка, ты действительно выполнишь свое обещание? — Воспитатель смотрел на меня с укором. — Или ты так неудачно пошутил?

— Сделаю, Прохор, ещё как сделаю! — улыбнулся я. — Вот увидите, сессию я буду сдавать в родном университете, в который честно поступил! И скажу вам с Иваном то же, что и деду Михаилу: чтобы ноги вашей в училище не было! Во избежание…

— Во избежание чего? — нахмурился Прохор.

— Во избежание того, что мне будет стыдно смотреть вам глаза.

— То есть всё-таки стыдно тебе все равно будет?

— Да, Прохор, обязательно будет, — кивнул я. — Как в том анекдоте про поручика Ржевского, который явился заплаканным в казарму.

— Ну-ка, напомни.

— Сослуживцы спрашивают поручика, почему он плачет, а тот им и отвечает: «Иду я по улице, а ко мне девочка подходит, во-о-т такая маленькая, и говорит: «Дяденька, возьми меня за копеечку». А я её спрашиваю: «Девочка, зачем тебе копеечка?» — «А у меня мама больная, я ей хлебушка куплю и в аптеку за лекарством схожу». Друзья, не поверите, еб@л и плакал!»

— Вот и я, Прохор, буду там развлекаться и плакать, плакать и развлекаться. Да, мне будет очень стыдно и перед собой, и перед вами, и особенно перед всем училищем, но я это все равно сделаю и покажу царственному деду, что он был неправ!

— Понятно… — кивнул воспитатель. — И переубедить тебя, судя по моим впечатлениям от совета рода, никак не удастся?

— Вот и именно, Прохор, — удовлетворённо кивнул я.

— Зверь, ты чего к парнишке пристал? — вмешался Кузьмин. — Царевич взрослеет, самоутверждается, пытается добиться к себе повышенного внимания и соответствующего отношения. Вот и не надо ему мешать. Сам же прекрасно знаешь, чужие шишки не болят.

— Это точно, — задумчиво кивнул воспитатель, — может, и действительно ему стоит пар выпустить в военном училище. Лёшка, — он оглядел меня, — обещай, что ты не сильно там разойдешься, а главное, свою репутацию не погубишь и честь не уронишь?

— Обещаю, Прохор, — кивнул я, — все будет в рамках мелких капризов и невинных шалостей.

— Верится, конечно, с трудом. — хмыкнул он. — Так что держи себя в руках и не заиграйся. Пошли, — он указал на дверь, — тебе ещё собраться надо, сам же слышал приказ государя относительно того, что ты сегодня ночью в казарме ночевать будешь. Вот и не надо лишний раз его императорское величество нервировать, он сегодня и так после совета рода сильно не в духе. Заодно и с отцом перед отбытием на место службы попрощаешься.

А вот в доме нас ждало повторение вчерашнего: уже пьяненький отец как раз наливал себе в бокал коньяка. Рядом сидел князь Пожарский и с осуждением смотрел на цесаревича.

— Ну что, Лёшка, говорят, тебя военным училище наказали? — усмехнулся он и отсалютовал мне бокалом.

— Есть такое дело, — кивнул я.

— И как ты к этому относишься?

— А Михаил Николаевич тебе не рассказал?

— Не успел ещё.

— Я пообещал, что до сессии государь меня сам из этого училища заберёт, — усмехнулся я.

— Смело! — удовлетворённо кивнул отец. — Очень смело! Хоть кто-то нашему государю не боится возражать! Алексей, а ты сможешь сдержать свое обещание? Я имею в виду… — Он помахал рукой воздухе. — Без всяких там излишеств в виде массового избиения преподавательского состава с курсовыми офицерами, публичной казни руководства училища, спаленных учебных корпусов и групповых надругательств над ни в чем не повинными молоденькими курсантками?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Папа, ты бы бухать прекращал! — я рассмеялся. — Или ты сейчас нам тут свои нереализованные юношеские мечты озвучил?

— Я в норме! — отмахнулся он. — Так, фантазия разыгралась… Или скажешь, что у меня оснований нет для подобного рода вопросов?

— Есть, — вздохнул я, признавая его правоту. — Ты не переживай, все будет в рамках, есть много способов обойтись без крайностей. Обещаю, репутацию не похороню, честь не уроню.

— Моя помощь нужна? — он изогнул бровь.

— Не нужна, — помотал я головой. — И скажу то же самое, что уже говорил деду Михаилу и Прохору с Иваном: лучше тебе в училище не появляться.

— Понял, — кивнул он. — Когда отправляешься?

— Приказано сегодня ночевать в казарме.

— Да какая там казарма? — поморщился отец. — Так, одно название! Тогда я сейчас наберу Пафнутьева, пусть он тебя до комнаты в общежитии проводит и проследит за заселением. Надеюсь, против Виталия Борисовича ты ничего не имеешь?

— Не имею.

— Отлично! Вот он и будет за тобой там приглядывать, раз всем остальным в училище появляться не рекомендуется.

— А государь не будет против? — усмехнулся я.

— Виталий ему на тебя заодно стучать будет, как и положено, — усмехнулся отец. — Возражения есть?

— Да пусть стучит! — отмахнулся я. — Я ему о своих планах докладывать все равно не собираюсь.

— Вот и молодец! — удовлетворённо кивнул отец. — А то государь наш очень не любит сюрпризы, вот ты его, Лешка, и порадуешь…

— А ты сам-то как после своего выступления на совете рода?

Отец вздохнул и улыбнулся:

— Разберусь как-нибудь… И вообще, сын, все, что я там выдал, было сказано не из-за тебя, а прежде всего из-за себя.

— Я так и понял, — кивнул я.

— И ещё, Алексей. Можно я у тебя здесь переночую? А то, сам понимаешь, в Кремль мне сейчас возвращаться рановато, очень не хочется слушать очередные нравоучения от его императорского величества.

— Живи сколько хочешь, я все равно в ближайшее время здесь только на выходных появляться буду.

— Спасибо. Кстати, не хочешь князю Шереметьеву позвонить и сообщить, что тебя в военное училище на учебу перевели? Вот старик-то обрадуется, что внучку в Питер отправлять не придется. — Отец хитро улыбался.

— Надо позвонить, — поморщился я. — С моего телефона или с твоего?

— Звони со своего.

— Тогда давай номер князя, мы с ним у «Русской избы» как-то не успели обменяться.

Разговор с князем Шереметьевым не занял много времени:

— Андрей Кириллович, добрый день! Это вас Алексей Александрович Романов беспокоит. Хотел вам сообщить, что меня переводят на учёбу в военное училище. Думаю, что вам эта информация в контексте нашего с вами последнего разговора очень пригодится.

— Спасибо, что сочли нужным известить, Алексей Александрович, — ровным голосом поблагодарил меня князь. — Я учту ваши слова при принятии известных вам решений. Удачи в училище!

Дед Михаил с отцом переглянулись и удовлетворённо друг другу кивнули, а последний добавил:

— Лишний раз продемонстрировать какому-то из главных родов свое благорасположение никогда не бывает лишним, сынок, — улыбнулся отец. — А время-то идет, тебе пора собираться, а я пока Пафнутьева наберу.

Собирался я в обществе Прохора, который посоветовал не брать лишние шмотьё:

— Складывай только самое необходимое, там все равно только в камуфляже ходить будешь. Постельными принадлежностями, полотенцами и сменкой тебя там обеспечат. «Георгий», понятно, у тебя здесь останется, а «Станислава» с собой собираешься брать?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А зачем? — пожал плечами я. — Перед кем мне там орденами козырять?

— Тоже верно, — согласился он. — И смотри, Лёшка, завтра пятница, а значит, и положенная увольнительная, не вздумай сегодня и завтра в течение дня накосячить, иначе тебя домой не отпустят.