Наши трёхъязычные дети - Елена Мадден

Но вот что удивительно: хоть английская родовая система и самая «простая», наши дети не сделали выбора исключительно в её пользу. Корень наших трудностей заключался не в том, что один из языков оказался проще и потому притягательнее, но в самой по себе встрече трёх языков, в самой по себе их разнице.

Трёхъязычный ребёнок разрывается между разными языковыми системами. Ведь он испытывает притяжение трёх мощных магнитов. Воспринимает трансляцию одновременно по трём каналам (каждый источник импульсов для другого – помехи)…

Русская «кошка» – «она», как и немецкая die Katze, а cat может быть и «он», и «она» (если животное не у тебя дома живёт, то это, скорее всего, «он»). Что ж удивляться, что представление о роде так долго формируется…

Это значит – у трёхъязычного ребёнка должны возникнуть серьёзные трудности с местоимениями (во всех языках), с немецкими артиклями, с родом прилагательных и глаголами прошедшего времени единственного числа в русском…

Особенности психики и поведения, мироощущение и волевой настрой, конечно, во многом определяются общими моделями и матрицами развития. Но насколько общими?

Например, социализация – этот путь проходят все дети, он как будто должен быть одинаков. Но так ли это? Наши дети «социализировались» на свой лад. Умение общаться, например, наша парочка приобретала раньше, чем соседские дети. Из-за особенностей ситуации близнецов?

Однако этим обстоятельством «наше» неповторимое явно не исчерпывается. другие его корни – влияние трёх разных культур воспитания.

Если прислушаться и уловить, чему учат детей мамы на детских площадках, можно как будто заметить некую закономерность. Когда возникает спор между малышами (не поделили игрушку, не соблюдается очередь на качели и т. д.), русские мамы уговаривают своих детей уступить, быть великодушными. Уступать надо девочкам, маленьким, слабеньким, больным, друзьям… и даже так: уступи мальчику, ведь ему так сильно хочется играть! видишь, как он расплакался… Немецкие же мамы (если, конечно, это не мамы, выросшие в ГДР), скорее, учат детей отстаивать свои права – sich durchsetzen. (Sich durchsetzen трудно перевести на русский одним словом: словарное ‘победить’ требует дополнений, а ‘пробиваться’ в русском оценочно окрашено – как и в немецком, вот только окраска иная: скорее, негативная. По крайней мере, в языке интеллигенции…)

Не случайно первыми немецкими словами наших детей оказались mein и nein. Первыми словами – или «первым словом»: наши малыши говорили то mein, то nein, заявляя о праве на игрушки. Подражали немецким детям с площадки, которые отпугивали чужаков от своих совков, ведёрок и леек двумя способами: то объявляли «ноту протеста» (nein!), то утверждали право собственника (mein!).

Американские мамы в беседах признаются, что им в обществе немецких детей не хватает настроя на согласование интересов. Не на «гармонию»! столкновения и конфликты неизбежны, но дети должны учиться жить вместе, должны самостоятельно вырабатывать правила общения.

Есть и другие особенности «немецкого» воспитания, которые бросаются в глаза, а нередко кажутся и неприемлемыми наблюдателю со стороны.

Очень свободное (до безразличия) отношение к телесной наготе. Так, наших американских родных почти шокировали голенькие дети в самом центре города, около парковых фонтанов или в «лягушатниках».

«Удовольствие» ребёнка как цель воспитания. Если немецкая мама приводит малыша, скажем, в танцкласс, ей не столь важно, чтобы он физически развился или приобрёл некие умения, сколько хочется, чтобы ребёнок получил «Spaß», удовольствие. На немецких детских курсах детей больше развлекают. На русских же, скорее, обучают и тренируют. А ещё русский ребёнок очень рано узнаёт, что такое «надо» и «должен». (Ребёнок из Америки – пожалуй, тоже: он с детства знает давление жёсткой конкуренции, его всё подталкивает к цели быть первым, двигаться выше и выше.)

У немецкого ребёнка больше прав (среди которых право на удовольствие далеко не последнее, если не главное). Это особенно сильно ощущается в возрасте постарше: ребёнок может заявить, что его дома притесняют, – последуют серьёзные официальные санкции.

При таком едва ли не чрезмерно демократичном обращении с детьми кажется странным, что они в Германии вырастают не слишком инициативными, малопредприимчивыми, со страхом перед риском, перед решениями, последствия которых трудно предсказать.

Или всё же – не странно? Может быть, всё дело как раз в «гедонистическом» настрое на удовольствие, на комфорт ребёнка?.. Немецкое воспитание, при всех свободах, – тепличное…

Ещё американского наблюдателя (особенно того, кто принадлежит к мощному «почвенному» слою WASP (White Anglo-Saxon Protestant), вырос в консервативной протестантской семье) поражает в Европе публичная демонстрация «нежностей» (семейных ли, дружеских ли). В Америке стиль общения совсем иной. Недавнее сообщение: американская девочка, прощаясь с подружками, позволила себе приобнять их – исключили из школы! На 3 дня, правда, но где ещё – кроме мусульманских стран – такая регуляция проявления чувств возможна?.. И подобная «нулевая толерантность»…

Русского наблюдателя в Германии удивляет, скорее, высокий уровень сентиментальности. Mäuschen как любовное обращение и kleine liebe Maus как характеристика малыша почти раздражают. Русская мама вообще-то тоже ласковая, «мышкой», правда, ребёнка не назовёт (мышка – серенькая, незаметная, в общем, «слишком тихо ты поёшь»), зайчиком же или рыбкой – запросто; но произойдёт это, скорее всего, дома, наедине…

О разнице немецкого – и английского или русского – говорить легко, а вот о «внутрисемейной» встрече образов поведения, как ни странно, труднее. (Кажется, американский и русский стили жизни оказались всё же ближе друг к другу, чем каждый из них – к немецкому…)

Правда, со стороны (с «чужой стороны», из-за границы) разница заметнее. При всех поправках на наши индивидуальные особенности… Например, русские родственники удивляют американских готовностью «жить для детей», более откровенным выражением чувств («душа нараспашку»). Русского наблюдателя, напротив, поражает «пуританская» сдержанность…

Поведенческие особенности продолжаются и в языке. Вот как, например, даёт о себе знать «американская» дистанцированность, «политес» в отношениях (даже в семье). Как нечто «неприличное» и «грубое» воспринимается прямая просьба. Даже если просит едва начавший говорить бэби! Речевой этикет он должен усвоить чуть ли не с пелёнок. Американский ребёнок сразу же учится говорить не «Give me…», а «Could I please have…» «Дай…» производит неприятное впечатление: эгоистичный капризный ребёнок командует окружающими!

Невозможны ни прямое изъявление желаний, ни прямой ответ на вопрос о желаниях. Следует говорить «I could eat a bit». «I want to eat» воспринимается не как нейтральное сообщение, но как экспрессивное: отчаянная просьба о еде оголодавшего после скитаний в пустыне! С противоположной же точки зрения, то есть если другой член семьи – не американец, в иных традициях воспитан, он рано или поздно замечает некую странность, некое несоответствие речевых формул и реальности.

Если в ответ на предложение пообедать: «Would you like to have some lunch?» – звучит: «I don’t mind», – за ответом не обязательно стоит простое отсутствие возражений (или безразличие и пассивное подчинение уговорам): фраза может заключать в себе очень даже пылкий энтузиазм. И «Just a little», как ответ на вопрос: «Are you hungry?» – вовсе не обязательно означает, что говорящий сыт!

Язык вводит в заблуждение. В конце концов, сколько же положить в тарелку?.. И зачем так усложнять себе жизнь?.. Так поневоле думает принадлежащий к другой культуре член семьи. Родной – и вдруг неблизкий: язык обозначает границы…

Да, разница трёх культур поведения, трёх традиций воспитания в нашем быту проявлялась нередко. А иногда они даже сталкивались. Например: с «западной» точки зрения, не вызывает уважения неуверенность в себе – с русской, напротив, сомнительна самонадеянность. И вот – родители хотят от ребёнка разного!

Есть-таки, есть у неё [Ани] комплексы! В последнее время я то и дело объясняла ей, что не всегда понимаю её, что она иногда путает слова, что должна говорить громче и чётче. Теперь смущённо улыбается, когда обнаруживает, что опять сказала что-то непонятное. (2+7)

Когда я это обнаружила, пожалела, что «выравнивала» характер…

Векторы воспитания не всегда совпадали: задним числом видно, что родители и воспитатели, как в басне, иногда тянули воз в разные стороны.

Это, конечно, усугубляло трудности и проблемы детей (а в конечном счёте, и наши, родительские). Впрочем, проблема «трёх культур» слишком ответственная, материи слишком тонкие, чтобы решиться сейчас подробно говорить о них – тема заслуживает отдельного разговора…