Зачистка под ноль - Сергей Зверев

Генералу Вэю оставалось только скрежетать зубами. У него не было никакой возможности наказать отступника – не имел он на это достаточно людей, резервов, возможности маневра. Правительственных войск командир Хан тоже не сильно боялся. Пока колонна танкового полка третьего регионального командования королевских Вооруженных сил доберется сюда, боевики сто раз успеют получить об этом информацию от разведчиков и уйти в горы или леса. В общем, чувствовал он себя вполне спокойно и прикидывал, какие еще выгоды можно извлечь из сложившегося положения. Пока в голову приходило только обращение к правительствам государств мира с призывом к немедленному воцарению справедливости на всей планете и передачи власти в отдельно взятой провинции Баргоза обновленному революционному союзу.

Но это в будущем. Сегодня у него и его людей было вдосталь вина, наркотиков, еды и женщин, которых освободители насиловали без малейших угрызений совести. Солдаты должны иметь возможность грабить и насиловать – это поднимает боевой дух и укрепляет авторитет командира.

Сделано большое дело. В этом деле ему сопутствовала удача. И командир Хан позволил себе расслабиться.

Вот только успокоился он рановато. Потому что впереди была ночь. А ночи в здешних краях темные, и до рассвета надо еще дожить…

Глава 11

Борьба за раритеты

Аналитик «Пирамиды» числился – и иногда даже добросовестно трудился – начальником лаборатории в Институте глобальной истории Российской академии наук. Это богоугодное заведение давно бы унесли ветры перемен в забытье и безвестность, особенно если учитывать, сколько стоит трехэтажный дом девятнадцатого века в центре Москвы с видом на храм Христа Спасителя. От бесславной кончины научное учреждение спасла «Пирамида». Притом не только спасла, но обеспечила достойное финансирование и, фактически, взяла под полный контроль.

Это была невероятно удачная идея. Сотрудники института могли в открытую собирать самую различную информацию, имели возможность широких контактов с гражданами России и иностранных государств, органами власти, общественными организациями, представляющими для «Пирамиды» оперативный интерес. Также институт использовался в качестве оперативного прикрытия при проведении некоторых деликатных мероприятий. А местные научные сотрудники, среди которых было несколько действительно уважаемых и нестандартно мыслящих специалистов, нередко привлекались втемную для аналитической работы по интересующей «Пирамиду» проблематике. И порой плоды их трудов с лихвой окупали все затраты.

Историческая наука в любой стране мира имеет обыкновение колебаться вместе с генеральной линией партии. Вот и институт долгие годы с неутихающим энтузиазмом служил идеалам светлого либерального будущего. Развив лихорадочную активность, он стал надежным партнером западных научных и общественных организаций в ряде проектов типа: «Демократические ценности России глазами исторической науки», «Воспроизводство тоталитарной традиции в государственных структурах современной России», «Общечеловеческие ценности в русской политической традиции XIX—XX веков». Воодушевленные близостью к светочам демократии и форейторам прогресса, сотрудники института, которые даже не представляли, в каких играх участвуют не по своей воле, с удовольствием мелькали в научных, властных, международных тусовках, бодро декларируя приверженность российской исторической науки святым либеральным ценностям. На руку «Пирамиде» играл и гнев патриотической общественности, обвинявшей институт в перекраивании в угоду компрадорской буржуазии отечественной истории. Так что в Европах и Америках этих достойных ученых мужей держали за своих в доску. А некоторые иностранные спецслужбы искренне считали их своими агентами влияния и щедро подкармливали грантами и другими подачками. В общем, Институт глобальной истории процветал.

Переоценить такое прикрытие было трудно. Ведь за всей этой мишурой велась действительно серьезная работа по ряду проектов «Пирамиды». К одному из них, под названием «Ветхие заветы», Влада привлекали два года назад. Целью являлся поиск старинных артефактов и рукописей. Казалось, нет занятия более спокойного и мирного. Но именно тогда пришлось немало пострелять, и Влад получил пулю в бедро, наглядно убедившись, что в мире интерес к древностям носит далеко не академический характер, а осколки прошлого порой убивают не хуже осколков гранат.

– Не изволите коньячку? – спросил Савицкий, вспомнив, что он гостеприимный хозяин. – Армянский. Настоящий, из старых запасов. Выдержанный. Привезли вчера коллеги из Еревана.

– Мне бы кофию испить, – сказал Тунгус. – Двойной эспрессо.

– А ты? – Савицкий обернулся к уютно устроившемуся в кресле в стиле ампир Владу.

– А мне чая. Без сахара.

– Без сахара, лимона и заварки. Аскет ты, Русич.

– Зеленого чая, если можно.

– Вот не компанейские вы люди, – произнес с осуждением Савицкий. – Отказаться в наш век суррогатов от настоящего марочного армянского коньяка – ну разве такое возможно в здравом уме?

– Чукчам коньяк не положен, – заулыбался как-то глумливо Тунгус.

– Что ж с вами поделаешь, – Савицкий направился к кофейному агрегату, являвшемуся его гордостью. Это был подарок французской «Лиги исторического реванша», странной полумасонской то ли секты, то ли клуба по интересам, сильно мечтавшей потеснее задружиться с институтом и с профессором Савицким лично.

Савицкий, конечно же, имел все возможности стать директором этого заведения, но что-что, а светиться и мелькать где ни попадя ему нельзя. Да и суетная административная работа противопоказана ведущему аналитику «Пирамиды». Поэтому руководящие кресла в институте по традиции занимали члены академий, видные деятели науки, лауреаты всяческих премий – государственных, имени Сахарова и Солженицына, – короче, полностью управляемые куклы.

Институтские сплетники судачили днем и ночью, что Савицкий, сволочь и лизоблюд, интриган и карьерист, ходит в любимчиках у руководства и бесстыдно эксплуатирует нездоровое начальственное расположение к своей персоне. Ни трудовая дисциплина, ни планы научно-исследовательских работ для него не писаны. Даже кабинет отдельный ему, гаду ползучему, выделили, хотя другие, светила не менее чем он, ютятся по пять человек в комнате. Им, беднягам, даже негде пристроить чайник, бутерброды и эпохальные рукописи.

Действительно, Савицкому отвели даже не кабинет, а настоящее логово – помещение площадью около ста квадратных метров, и это не считая санузла и душевой. На двери тускло светилась бронзовая табличка «Лаборатория системного анализа глобальных исторических процессов». Впрочем, самим сотрудникам лаборатории, которой руководил Савицкий, путь сюда был заказан, они были разбросаны по другим этажам. Здесь была его крепость, куда допускались только избранные. Как и положено крепости, здесь не было ни окон, ни дверей. Правда, бойниц тоже не было, поскольку располагался кабинет в подвале здания.

По документам здесь числилось бомбоубежище, и дверь была соответствующая – тяжелая, с запорами, способная выдержать очередь из автомата или взрыв толовой шашки. Помещение меньше всего напоминало офисное, да и вообще кабинет – больше оно походило на обитель средневекового книжника. От пола до потолка возвышались деревянные и металлические полки с книгами, рукописями, старинными предметами. На полу грудились нераспечатанные коробки, пыльные, извлеченные из каких-то архивов и библиотек. На огромном, изъеденным жучком столе приютился мощный компьютер с полуметровым дорогим монитором. Еще здесь была бумагорезательная машинка, холодильник, плазменный телевизор с метровым экраном, сервант с посудой – притом там, к удивлению, были хрустальные бокалы, – диван, несколько кресел. И достаточно любопытная галерея из пяти картин на стенах. Улыбающийся немецкий солдат держит на руках счастливого ребенка, за их спиной украинские мазанки. Мальчишки сидят на берегу и смотрят на полет самолета с красными звездами. Все живописные произведения относились к ярому соцреализму и оголтелому искусству гитлеровской Германии. На отдельных стеллажах были расставлены десятки небольших бронзовых фигур – начиная от восточных божков и кончая бюстами деятелей СССР. Вряд ли эта коллекция представляла какую-то особую ценность, но, похоже, имела для хозяина помещения какое-то значение.

Заварив чай и кофе, Савицкий разлил их по фарфоровым чашкам и быстро сервировал журнальный столик – конфеты, лимон, сахар, пирожные «Картошка». Перед собой он поставил хрустальный графинчик с армянским коньяком и серебряную рюмку. Брал пример с Гермеса, большого любителя хорошего коньяка. Оставшись довольным результатом, Савицкий вернулся к разговору.

– Ну что, коллеги. У меня было несколько интересных встреч на пражской конференции. Трудно утаить шило в мешке. Теперь я уверен, наши противники идут по следам «Аненербе»…