Телохранитель ее величества: Точка невозврата - Сергей Кусков

Наступила пауза. Теперь решалось все. Настолько ли она уверена в своих картах? Настолько ли я правильно оценил ее саму? Да, я помогал ей, изобразил неуверенность заигравшегося неудачника, решившего блефом окупить сразу все проигранное. И страстное желание эту неуверенность скрыть. Даже поерзал на стуле для убедительности. Но купится ли она?

Купилась. К счастью. Как и должна была согласно портрету.

— Двести. Два желания сверху.

Это было круто. Очень круто. Но после моего выпада она не могла меня не раздавить. Ставить на место — ее призвание, долг, обязанность, пусть даже дело касается карточной игры. И она не много теряла: если я блефую, я не могу вскрыться, буду повышать дальше, все более и более загоняя себя в ловушку, и она отвоюет очередной кусок. Если же нет — у нее слишком хорошая рука, чтобы пободаться.

Ее «200» полетели на кон. После чего я был одарен лучезарной улыбкой, говорящей, что попал.

Мысленно я выдохнул с облегчением — реши она вскрыть, не представляю, как отыграть двадцать с хвостиком желаний. Это чересчур даже для меня. Ну, не за один вечер!

— Пятьдесят желаний. — Я написал «5000» и небрежно кинул на кон, вешая на лицо торжествующее выражение обманувшего всех человека.

Когда я сказал, что вокруг стояла тишина, я выразился неправильно. Было тихо, да, но дальние части помещения жили своей жизнью, хоть и вполголоса. Теперь же тишина зазвенела.

Девочки, все кто был, включая «зелень», обступили нас со всех сторон, взяв в плотный круг. Что, не привыкли играть по-настоящему?

Как мне объяснили позднее, бывали здесь такие, любительницы поиграть. И ставка в пятьдесят желаний уже разыгрывалась, как и сто, и двести. Но ничем хорошим это для играющих не кончилось.

Последнюю «любительницу» расстреляли лет шесть назад. Проигралась вдрызг и полезла драться. Еще за год до нее наоборот, ушлая девочка обула всех, почти весь корпус — все оказались ей должны. Совет офицеров в обоих случаях решил, что это проявления слабости, разлагает моральный дух как самих виновных, так и коллектива в целом, и вынес единственно верное по его мнению решение. Чтоб другим было неповадно.

И до тех случаев подобное происходило постоянно, просто люди, которые об этом помнят, завершили контракт. Вообще, все сто лет существования корпус отстреливал «заигравшихся» с поразительной регулярностью.

Узнав об этом, я зарекся брать в руки карты, и до самого конца ни разу не нарушил свой зарок. Но это было после, много после, а пока я ничего не знал и давил на противницу, заставляя сделать единственно возможное оптимальное решение.

И Афина вновь не подвела.

— Пас.

Ее лицо надо было видеть. Она откинулась на стуле, потянулась к пачке, вытащила сигарету и дрожащими руками прикурила. Только что я торчал ей десять желаний, теперь же она осталась должна мне. Всего четыре желания, но в моих руках это ЦЕЛЫХ четыре.

Я улыбнулся и небрежно, жестом чемпиона мира, бросил карты в стопку. А что, имел право!

— Что там у тебя хоть? — выдохнула она.

Женщины! Можно быть первоклассной убийцей, но от природного любопытства им не деться никуда.

Я перевернул последние пять карт, уже сброшенные мною в колоду, но еще не перемешанные. Пиковая дама. Самая старшая из всех моих, ни коим образом не сочетающихся. Не было даже пары.

— Блеф. Чистый блеф.

Она рассмеялась, но вяло.

— Этого стоило ожидать.

— Еще? — Я принялся предвкушающе мешать карты.

Она долго думала, выпустив в потолок несколько ядовитых струй, но отрицательно покачала головой.

— Нет, спасибо. Думаю, на сегодня хватит.

Поняла. Всё поняла. Я слишком хорошо играл идиота, чтобы понять это, глядя на меня сейчас. Я ее сделаю, столько раз, сколько захочу, это лишь вопрос границы, до которой она будет идти, пытаясь отыграться.

Ну, вот и хорошо, девочка. Я улыбнулся и расслабленно откинулся на свою спинку, бросив карты на середину стола. Кажется, моя и так нездоровая нога от неудобного сидения занемела, ее срочно нужно было размять. Вокруг нас гудел улей, и гудеть будет еще долго, но девочки расходились, поняв, что самое интересное на сегодня позади. Одной рукой я потянулся к все еще сиротливо стоящей «Маракане». Ммм… Неплохо!

— А она и без корицы ничего, — усмехнулся я, отсалютовав Афине бокалом. — Зря ты так девочку.

Та промолчала.

— Там, где я вырос, бить тех, кто слабее тебя, считается недостойным занятием. Не скажу, что этого не делают, делают еще как, но… Я таких терпеть не могу. Ты же на это рассчитывала, когда выливала ей коктейль на лицо? Что я сорвусь?

Молчание.

— Кстати, а у тебя что было?

— «Линия». — Она недовольно фыркнула, нервно затягиваясь. — Я думала, у тебя не меньше «королевской молнии»! Уж «каре» — точно!

— У русских есть поговорка: «Индюк тоже думал…». Только в конце поговорки его съели.

— Не дави, — огрызнулась она. — Считать будем?

Глупый вопрос!

Должной она оказалась не четыре, а три желания, из-за разницы в «мелочи», рядовых фантиках, не в мою пользу.

— Ну и когда расплачиваться? Сейчас или после? — усмехнулась она. Жалко так усмехнулась.

Э, нет, детка, так не пойдет. Думаешь, что проиграла? Уже? Не так быстро! Ты еще даже не начала проигрывать. Игра в карты — это интерлюдия, фон. Главное сражение начинается только теперь, и боюсь, в таком состоянии у тебя нет шансов.

«Жестокий ты, Шимановский»! — покачал головой внутренний голос.

«Это не я такой. Это мир такой, — парировал я. — Сама виновата.»

«У тебя все „сами виноваты“ и всегда „мир такой“. Не находишь?»

«Что делать, что делать…» — лаконично вздохнул я про себя.

Я картинно задумался.

— Наверное, лучше сейчас.

— Что будешь загадывать?

— Ну, даже не знаю… — Я театрально закатил глаза к небу.

— Прям здесь? При всех? Думаешь, не отсосу?

Я не сомневался, что отсосет. Но такая перспектива меня не радовала.

— Затуши сигарету, — потребовал я, видя, что она следом за первой достала вторую и вновь нервно задымила. — Не люблю, когда курят женщины.

— А мне плевать, что ты любишь! — закричала она, срываясь. Рано, девочка. Ой, как рано. — Загадывай свое … желание и давай разойдемся! Что мне сделать? Минет не хочешь, значит просто так трахнешь? Мне раком встать?

Я отрицательно покачал головой.

— Не надо.

— Как тогда? А, поняла! Тебе неудобно будет — у тебя с ногой проблема! Пошли со мной, я знаю место, где проблема решится. Отоварю по полной программе! Ты же не против, когда сеньорита сверху?

— Афина, у тебя что, ни на что большее фантазии не хватает?

Моя альфа-самка задумалась.

— На столе станцевать? Голиком? Не здесь, а среди твоих друзей?

Я представил рожу Хуана Карлоса, перед которым танцует телохранитель ее величества. Неплохая идея! Но нет, мимо.

— Ты вообще можешь придумать что-нибудь кроме секса?

Не смогла. Честно думала, но так ничего и не придумала. Кажется, я переоценил ее интеллект.

Я встал, и, опираясь на здоровую ногу, наклонился через стол. Забрал у нее из рук сигарету. После чего демонстративно затушил ее в пепельнице. Альфа-самка от такого жеста опешила.

— Я сказал, затуши сигарету. И больше в моем присутствии никогда-никогда не кури. Это и есть мое желание. Первое.

Мы перестали быть центром внимания. Девчонки в зале начали заниматься своими делами, лишь отстраненно прислушивались к нашей перепалке, чем дело кончится. Но после этих моих слов вновь воцарилась тишина.

Афина очнулась первой и противненько захихикала:

— Ты хочешь сказать, что с таким трудом выигранное желание тратишь на безделицу? — Ее смех становился все громче и громче, пока не загремел на все помещение. Истерический такой смех. Я же повесил на лицо убийственно спокойную улыбку.

— Мое желание: что хочу, то и загадываю.

Смех оборвался. Кажется, она не верила, что я серьезно. Вплоть до этого момента.

— А секс?

— Зачем?

— Ты хочешь сказать, тебе не нужен секс?

— С тобой? — Я рассмеялся. — Ни в коем случае! Я ж потом не отмоюсь!

Ее лицо вновь начало наливаться краской.

— Это оскорбление?

— Нет, констатация.

Она подалась вперед, ее руки остановились в нескольких сантиметрах от моего лица:

— Не зли меня, мальчик!

Я и не собирался. Окинул презрительным взглядом ее сжатые кулаки, и указал на место напротив.

— Садись.

Села.

— Хочешь я расскажу тебе, кто ты?

Вокруг нас вновь начал собираться зрительный зал. И мне это было на руку.

— Попробуй, — усмехнулась она, но неуверенно, скорее чтоб подбодрить себя.

— Как твое имя? Настоящее?

— Имена у нас не принято называть, — ответила она, ища в моих словах подвох. — Ты штатский.