Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд - Вероника Лесневская

— Нет. В моем случае это особенность организма, — вздрагиваю, когда Адам невзначай приобнимает меня за талию. Подталкивает, заставляя переступить порог зала.

— Возможно. У моего брата двойня, — размышляет вслух.

— Удивлена, что ты изучал вопрос, — выпаливаю искренне, а голос предательски подрагивает от близости мужчины, который переступает черту и прижимает меня к себе напористо, властно, будто я собственность его. Увлекает за собой вглубь помещения, дает распоряжения официанту, что-то говорит МОИМ детям, и они мгновенно выполняют.

Я же чувствую себя парализованной из-за цепких объятий, в которые угодила, как в капкан. Горячая ладонь прожигает платье, оставляя клеймо на коже, сильные пальцы вонзаются в бок. Меня давно так никто не касался. После предательства я избегаю мужчин, потому что не переживу повторения истории. Слишком долго я собирала себя по осколкам, чтобы опять все разрушить.

Аккуратно, но настойчиво убираю руку Адама со своего тела — и отстраняюсь. Но сбежать далеко не получается, потому что он наклоняется к моему уху:

— Я должен был убедиться, что такие дети ничем не отличаются от нормальных. Наслушался гадостей про ЭКО, предпочел перепроверить.

Его слова звучат цинично и бьют наотмашь, срывая меня в жестокую реальность. Как и большинство мужчин, Адам — эгоист. У него все должно быть «правильно». Несмотря на то, что сам, как он говорит, бесплоден, подсознательно выдвигает требования к ребенку вместо того, чтобы принять его таким, как есть. Выбирает, как машину. Хочет купить ради статуса отца.

— Выдыхай, Адам, — развернувшись лицом к Туманову, дерзко хлопаю его по твердому, как мрамор, плечу. — Не быть тебе многодетным. Тройняшки сто процентов не твои. Они были зачаты естественным путем, — лгу я, чтобы любые подозрения уничтожить.

— Да я посчитал уже по срокам. Мой наследник весной должен был родиться, — неожиданно заявляет он. — Завтра исполнится ровно шесть лет с того дня, когда я проспорил собственного ребенка, — поймав на себе мой ошеломленный взгляд, он легко усмехается. — Биоматериал я сдал после пари с другом, — бросает, лишь упрочив меня в мысли о его бестолковости и наплевательском отношении к детям. — Вот такая годовщина, и дико хотелось бы отметить ее вместе с найденным сыном.

Годовщина. Завтра. У меня тоже, ведь из памяти не стирается тот важный для нас с тройняшками день.

Внутри что-то взрывается, и я разлетаюсь на атомы, но сохраняю равнодушный вид. Терплю жидкий азот, что разливается по венам. Заполняет всю меня, и на смену лихорадке приходит полное обморожение чувств и эмоций.

Ведь ровно шесть лет назад мне провели ЭКО.

— С чего ты вообще взял, что все произошло в тот же день? — отмерев, сипло спрашиваю я. Мы стоим у столика, за которым устроились дети. Не хочу, чтобы они стали свидетелями непростого разговора, поэтому меню им даю. В то время как они отвлекаются на картинки блюд, я чуть оттесняю Адама к проходу. — Обычно материал обрабатывают и отправляют на криоконсервацию, — обозначаю порядок, но Туманов кривится.

— Я уточнял. На следующее утро, одумавшись, позвонил в лабораторию и приказал уничтожить все. Но они промолчали, а я не стал докапываться до сути, — шокирует своей беспечностью. — Чуть больше месяца назад, когда о диагнозе своем узнал, подослал кое-кого, чтобы осторожно спросила, — отводит взгляд, недоговаривая. Скрывает своего «шпиона».

— Что за диагноз и откуда вдруг взялось бесплодие? — во мне просыпается врач.

— Я не буду говорить с тобой об этом, чертовка, — впервые теряется Туманов. — Неважно, — отмахивается. — Факт в том, что у меня единственный шанс обзавестись ребенком. Я думал нанять суррогатку, если материал сохранился по сей день, но… — делает паузу, косится на чертят, которые втроем превратились в один большой локатор. — Не хотите в игровую зону, пока еду ждем? — предлагает, быстро сориентировавшись.

— А можно? — и в меня одновременно стреляют три пары глаз. Жалостливо так, с надеждой и азартом.

— Можно, — протяжно выдыхаю я, поддавшись их обаянию, но на Адама зыркаю недовольно. Распоряжаться вздумал моими детьми, как родными! Надо прекращать это. Нельзя, чтобы чертята привязывались к нему. Но они, кажется, уже начинают…

Василиса игриво подмигивает Адаму и раньше всех мчится в детский городок, оборудованный в дальнем углу кафе. Следом выплывает из-за стола Ксюша, кокетливо взмахивает ресничками, юбочку теребит и догоняет сестру. Макс уходит молча, но на полпути все-таки оборачивается и кивком благодарит… Туманова! А меня словно не существует для собственных детей!

— Ты им понравился, — бурчу тихо.

— Я всем нравлюсь, — самодовольно хмыкает Адам и отодвигает стул. — Присаживайся.

Жду, что Туманов устроится напротив, но он вдруг занимает место рядом со мной. Придвигается ближе и укладывает одну руку на стол, а вторую — на спинку моего стула. Заключает меня в плотное кольцо, чтобы я вырваться не смогла, пока не договорим.

— Итак, в клинике сообщили, что в криобанк в тот день ничего не поступало, — продолжает беседу, пока я задерживаю дыхание, чтобы не впустить в себя его аромат. Дурманящий и дорогой. Запах богатства, власти и… настоящего мужчины. — Никаких данных за конкретную дату нет. Значит, использовали сразу. Для какой-то счастливицы, — нагло ухмыляется, будто случайная мать его сына джек-пот выиграла.

— И ты хочешь сделать ее несчастной? — парирую я.

Вбираю носом воздух, тону в смеси цитруса, бергамота и миндаля. Закашливаюсь, пытаясь отогнать отключающий разум аромат. Но он успел окутать меня всю, впитаться в полупрозрачную ткань платья и проникнуть под кожу.

Отклоняюсь, увеличивая расстояние между нашими с Адамом лицами. И с вызовом в глаза ему смотрю.

Его жертва не я. Знаю это, потому что лично выбирала донора из криобазы. Мало того, что по характерным чертам и возрасту он на Туманова не похож (я внимательно описание изучила), так еще и «из старых запасов».

Нет, сноб и хам не имеет никакого отношения к моим детям. И слава богу.

— Ну, не факт, я же не обижу, — опять на деньги намекает, вынуждая меня глаза устало закатить. — Осталось выяснить, кто она.

— Почему ты так уверен, что твой драгоценный материал незамедлительно в дело пустили? — пытаюсь достучаться до его здравого смысла, если зачатки не утонули в море самолюбия. — Что если он просто не подошел по каким-то параметрам? Морфология, подвижность… — перечисляю сосредоточенно.

— Агата, — обрывает меня Туманов. — Нормально все у меня с подвижностью, — едва ли не рычит. Невольно я зацепила его мужское эго.

— Я о другом, Адам, — качаю головой. — Его могли действительно утилизировать, а ты гоняешься сейчас за призраками.

— Выбора нет, — мгновенно мрачнеет. — Я должен попробовать все варианты. — Пустота в глазах появляется, а огненно-карие всполохи стремительно гаснут.