Роберт и Арабелла - Кэтлин Уинзор

Он развернулся и сел на краю кровати в той позе, в которой часто размышлял: ноги широко расставлены, локти уперты в колени, голова опущена, взгляд устремлен в пол.

– Какое это имеет значение? – спросил он, наконец.

Она смотрела на него укоризненно, словно воспоминание о тех далеких временах нарушило равновесие, воздвигло между ними стену. И дело не в том, что она ненавидела его за то, что когда-то происходило между ним и этой женщиной. Она испытывала страх перед собственным будущим.

– Я не понимаю, что так сильно волнует тебя, – сказал он после долгой паузы. – Вернее, я понимаю, что это. Выбрось из головы саму мысль о многочасовом соитии. Ты испугалась. Ты уже теперь ненавидишь меня.

Она улыбнулась, торжествующе и отчасти жестоко, и вызывающе посмотрела на него. И вдруг ее лицо смягчилось, улыбка стала печальной, как если бы это таинственное и вожделенное соитие уже было позади. Именно таким она представляла себе итог – глубокая печаль и безысходность. Вот что влечет за собой ее преклонение перед этим человеком, непреодолимая физическая потребность в близости с ним.

– Да. Я испугалась. И возможно, я действительно ненавижу тебя.

Она оглядела роскошное убранство кибитки, изысканные шелка, переливающиеся в мягком, приглушенном свете сгущающихся сумерек. Время тянулось медленно, а они ждали либо того, что ее страх рассеется, либо того, что они расстанутся навеки.

– Впрочем, почему бы тебе и не испытывать страха? Я тоже не знаю, что почувствую после того, как пробуду в тебе несколько часов.

– Может быть, ты захочешь убить меня, чтобы покончить с этим раз и навсегда? Чтобы уже никогда не повторять этого со мной. Тебе принесет это облегчение? Может быть, мы, сами того не ведая, причинили друг другу зло? Иногда мне кажется, что это так. Ну, вот и все. Я ничего больше не хочу.

– Арабелла… – тихо вымолвил он, но она даже не взглянула на него. – Арабелла…

Она не откликнулась и на второй его призыв. К ее огромному изумлению, он лег на спину, заложил руки за голову и тут же заснул. Он не притворялся, а действительно спал. Арабелла знала, как он дышит, когда спит, как бывают неподвижны его веки, как слегка приоткрываются губы.

Она стояла и смотрела на него, с сожалением думая о том, что теперь он больше не хочет ее. Ее сводила с ума красота его тела, белокурые волосы на голове, груди и лобке. Она не могла отвести от него взора.

Затем, стараясь не разбудить его, понимая, что его сон – нечто ценное, что она должна хранить, поскольку он был на страже ее безопасности все остальное время, не доверяя Калифу полностью, Арабелла тихонько легла рядом с ним и, не прикасаясь к нему, тоже заснула.

Когда она проснулась, в кибитке было темно. На столе горела свеча, Роберта рядом не было.

– Где ты? – позвала она, поднялась с постели и, подойдя к окну, отдернула занавеску.

Роберт был подле лошадей. Он выходил под дождь, и теперь с его плаща ручьями стекала вода. Калиф стоял рядом с ним, пока он задавал корм лошадям. Время от времен! – он протягивал руку, чтобы погладить своего верного пса.

Она перестала его бояться. Страх, терзавший ее, рассеялся во время сна. И сейчас она хотела его так страстно, как никогда прежде. Даже в первый раз она не испытывала к нему такого вожделения. Первый раз… Казалось, с тех пор прошла вечность! Он говорил ей, что они вместе всего четыре недели, а ее не покидало ощущение, что за плечами у них целая жизнь.

Хотя Арабелла насмехалась над ним из-за того, что он боится людей отца и Гуиза, она понимала, что за ними наверняка выслана погоня.

Отец никогда не отдаст ее, не откажется от поисков, сколько бы времени и сил они ни потребовали. Одураченный Гуиз тоже не оставит их в покое.

Она знала, что Мария не выдаст ее, но остальные фрейлины могут дать выход скрытой враждебности, зависти к принцессе.

Арабелла легла на кровать и пролежала неподвижно до тех пор, пока Роберт не вернулся. Она слышала, как он сбросил одежду, затем раздался плеск воды. Она закрыла глаза и отдалась ожиданию.

Роберт подошел к кровати и сел рядом с ней. Взглянув на него, она подняла руки и обняла его за плечи. Он склонился и прижался к ней всем телом, ощущая тепло и атласную нежность ее кожи. Уперевшись в кровать руками, он вопросительно взглянул ей в глаза. Она раздвинула ноги и прижала его к себе теснее.

– Пожалуйста, сделай так, как ты хочешь…

Он вошел в нее медленно, так медленно, что она запрокинула голову, сгорая от нетерпения ощутить те ритмичные движения, которые доставляют ей столько удовольствия. И когда в один прекрасный момент это удовольствие становится нестерпимым, в глубине ее лона распускается огненный цветок, мышцы напрягаются, земля уходит из-под ног. Это наслаждение она каждый раз испытывала будто впервые.

И вдруг необъяснимый страх вернулся к ней.

– Я умру от этого, сама не знаю почему… – тихо вымолвила она.

Он подался вперед, и его мягкие толчки успокоили ее. Их головы почти соприкасались, его белокурые пряди падали ей на лицо, когда они слаженно двигались вместе, словно установив временное перемирие. Любовники открыли для себя гармонию движения и телесной радости, когда, не прилагая больших физических усилий, которых требовало от них желание поскорее достичь оргазма, они неторопливо приближались к нему, упиваясь каждым мгновением близости. Он менял ритм, то, убыстряя, то, замедляя его, заставляя ее повиноваться себе безоглядно, чтобы воспринять и оценить каждый нюанс соития. Она переплела ноги у него за спиной, напрочь забыв обо всем.

Он задвигался быстрее. Она опустила ноги и раскинула руки, выгнув спину и издав радостный возглас. По мере того как ритм ускорялся, она принималась колотить его кулаками по спине.

– Сейчас, прошу тебя, сейчас… сделай это сию минуту… не тяни.

Она внезапно испытала отчаянную потребность в том, чтобы акт любви завершился незамедлительно, пока она помнит себя, помнит, кто рядом с ней и что он делает.

Он промолчал и, несмотря на ее мольбу – казалось, он понял, чем она была продиктована, – стал двигаться медленнее. Ее руки безвольно опустились, ноги раздвинулись шире, и она была вынуждена принять этот ритм, пульсирующий в крови и превращающий их в единое целое. Словно откуда-то издалека до нее донесся жалобный стон – она узнала свой голос, – к которому примешивался жаркий шепот на незнакомом языке.

Он приподнялся и, почти выйдя из нее, положил руки ей на плечи и потянул ее вниз. И вдруг одним быстрым движением овладел ею так неистово, что ее подбросило. Она вскрикнула от боли, которая исчезла, прежде чем затих ее крик. И тотчас с ее губ сорвался стон наслаждения.