Колумб - Ольга Гурьян

— Где? — спросил он.

— Прямо на севере, — задыхаясь, сказал матрос. — Они притягивают магнитную стрелку.

Колумб нагнулся над компасом и провёл рукой по глазам. Он скорее поверил бы, что его обманывают глаза, чем твёрдое его убеждение в невозможности этих скал. Но всё же стрелка отклонялась.

— Холодно, — сказал он.

— Это скалы притягивают нас, — ответил Кóса. — Увеличилась скорость хода, и оттого ветер. — Он замолчал и опять повис на перилах.

Колумб поднял глаза, привычно проверяя по звёздам путь. И тут он увидел, что Полярная звезда и север магнитной стрелки совпали, но сама Полярная звезда удалилась с обычного своего места.

Это было не ново. В течение многих бессонных ночей на острове и позже в Испании замечал он, что звёзды странствуют по небосводу, переходя из одного небесного дома в другой. Но это отклонение было сильнее всех виденных прежде. Может быть, ото произошло оттого, что сами они очутились теперь далеко от привычных морских дорог.

— Успокойтесь, — сказал Колумб холодно и уверенно, — никаких магнитных скал нет. Стрелка компаса не отклонилась, а следует за Полярной звездой. Сама же звезда изменила своё место, потому что мы подымаемся на выпуклость земли. Оттого и ветер похолодел, что чем ближе к вершине горы, тем холодней.

Капитан Кóса улыбнулся и выпрямился. Это объяснение было просто и понятно. Спокойным голосом приказал он рулевому держать тáк.

Уже уходя, Колумб обернулся и сказал:

— Незачем разговаривать об этом происшествии. Люди легковерны и могут испугаться предполагаемой опасности.

Затем он ушёл к себе, но долго ещё сидел без сна и раздумывал над непонятным явлением, потому что собственное объяснение казалось ему недостаточным. Он подумал, что эта линия отклонения, быть может, совпадает с линией меридиана и что в таком случае он нашёл новое и верное средство для определения долготы.

Он лёг и задёрнул зелёные занавеси кровати. Но он продрог от холодного ветра, и в голове беспрестанно вертелись мысли о том, что это наблюдение надо ещё проверить и что, по–видимому, отклонение стрелки должно повторяться и увеличиваться. Наконец он заснул. Самое главное было то, что свидетелей магнитного потрясения как будто успокоило его объяснение.

Как только Колумб ушёл, капитан Кóса сказал рулевому:

— А теперь держи тáк, а главное, держи язык за зубами. Если хоть одна собака о том узнает…

И он тоже ушёл, но, тщательно заперев дверь каюты, на всякий случай собрал всё, что было у него ценного, и завязал в свой пояс.

Рулевой твёрдо решил никому ни о чём не рассказывать — уж очень выразителен был жест капитана.

Но, когда его сменили и он добрался до своей циновки, он долго лежал, вздыхая и ворочаясь с боку на бок.

С соседней циновки поднялась лохматая голова, и Родриго де‑Триана спросил шёпотом:

— Что ты кряхтишь, словно скупец, который ночью зарыл свои денежки, а проспавшись, забыл, где его тайничок — под грядкой с луком или в кладовке с чесноком?

— Не надо мне ни луку, ни чесноку, — прошептал рулевой. — Всё равно ничего не скажу. Можешь не спрашивать.

Но непонятным образом под утро уже на всех трёх кораблях знали, что ночью «Санта — Мари» видела вдали магнитную скалу, похожую на огромного ежа, ощетинившегося железными частями погибших кораблей. Лишь смелым манёвром удалось капитану Кóса избежать смертельного притяжения.

Никто не говорил о том вслух, но люди ходили подавленные, страшась этого спокойного и сонного моря, грозящего в любое мгновенье ещё неведомой гибелью.

Глава четвёртая

О том, как они плыли травяным морем

Первую плывущую по волнам траву увидел Ласаро — юнга. Шёл мелкий и тёплый дождик, воздух был ароматен, и этот ясный сентябрьский день напоминал андалузскую весну. Ласаро не мог найти себе места от тоски и весь день бродил вдоль борта, смотрел на эту бесконечную воду, лежащую между ним и родиной. И тут он увидел эту траву. Тонкий и стройный тростник лежал на волне, разметав зелёный султан своих листьев. Ласаро следил за ним, пока он не потерялся вдали. Из таких тростников дома вырезáл Ласаро дудочки.

Вечером пролетела трясогузка.

— Эта птица не отдыхает на море, — сказал старик Валехо: — на ночь возвращается она на сушу.

— Она не могла залететь с Канарских островов — они не залетают далеко от берега, — сказал лоцман.

Пловучих растений становилось всё больше. Они плыли то поодиночке, то сцепившись ветвями, будто маленькие плоты.

Наутро море стало зелёное, словно луг над глубокой трясиной. Плыли травы, похожие на те, что вырастают в расщелинах скал, и другие, напоминающие речные тростники. Некоторые поблекли и высохли, а иные сверкали такой яркой зеленью, будто их только что вырвали из земли. На одной из веток бегал маленький краб.

— Достаньте мне его, — приказал Колумб.

Юнга Ласаро спустился по канату, переброшенному за борт. Он коснулся босой ногой тёплой и густой воды и двумя пальцами ухватил ветку. Его втащили наверх, и он подал ветку адмиралу.

Колумб жадно и нежно смотрел на крохотного крабика.

— Такие гнездятся в прибрежных скалах. Когда протянешь к нему руку, он убегает бочком–бочком, прихрамывая, и зарывается в песок. Ты ловил крабов, мальчик?

Он положил руку на голову Ласаро, и юнга замер, счастливый и гордый этой неожиданной лаской.

— Ловил, ваша светлость.

Но Колумб уже забыл о нём и поспешно ушёл, унося ветку с крабом. Он опустил крабика в стеклянный бокал и прикрыл его листком бумаги. Потом позвал капитана Кóса и сказал:

— Видите этого краба? Такие гнездятся в прибрежных скалах.

— Это признак близкой суши, — сказал капитан и почтительно нагнулся над бокалом.

Течение становилось всё быстрее. Большие стаи птиц летели на юго–запад. Пинсон угрюмо жаловался своему брату лоцману:

— Надо плыть за птицами. По полёту птиц открывают новые земли. Здесь где–то близко земля. Надо держать курс по этим птицам. Я не понимаю, почему Колумб этого не делает.

К вечеру надвинулись густые облака, словно туман, стелющийся над близкой сушей.

Снова летали трясогузки, прилетели два пеликана. Поутру прилетели три маленькие птички, какие водятся в рощах и садах. Они покружились над кораблём, а потом опустились на рею и запели свою нежную песенку. Матросы поймали неизвестную птицу и решили, что это речная птица, хотя она была похожа на морскую чайку.

Изо дня в день дул попутный восточный ветер.

Ещё на Канарских островах Пинсон собирался высадить красавчика Раскона. Но Раскон на коленях, со слезами умолял не разлучать его с его дорогой «Пинтой». Пинсон смилостивился, но пригрозил:

— Если будешь болтать, отрежу твой поганый язык и выброшу его в море.

Раскон крепился и молчал. Теперь он опять бродил по кораблю и тосковал.

— Попутный ветер, — говорил он. — А бывают здесь не попутные?

Потом он прошёл на бак, сел в кружок матросов и затосковал ещё сильней:

— Ох, дул попутный ветер, как старуху на кладбище несли…

— Ты скажи, красавчик, что ты думаешь? — строго сказал Валехо. — Ты прямо скажи, а не виляй и не загадывай.

— А если восточный ветер постоянно здесь дует, — прямо сказал Раскон, — как же мы вернёмся обратно?

Сказал и ушёл, а матросы мрачно задумались о том, что предстоит погибнуть в этих безбрежных водах или, достигнув земли, никогда уже не возвратиться из–за этих восточных ветров.

Но ветры прекратились, и наступил штиль. Море вздымалось таинственно, и нельзя было понять, что тому причиной, когда нет ветра.

Глава пятая

О том, как они видели бродячие острова

25 сентября вечером корабли шли рядом, так близко, что Колумб и Пинсон, почти не повышая голоса, могли разговаривать друг с другом.

— Острова где–то здесь, рядом, — сказал Пинсон. Его толстые брови напряжённо трепетали над прищуренными глазами. — Острова здесь. Непонятно, почему мы их ещё не видим.

Солнце заходило, окрашивая последними лучами неподвижный океан.

— Они здесь, — повторил Пинсон.

— Они должны быть здесь, — осторожно поправил его Колумб. — Но возможно, что течениями отнесло нас северней или наши вычисления неверны.

— Птицы летят к этому близкому берегу, — настойчиво сказал Пинсон. — Ароматы несутся к нам с этого берега. К этому берегу несёт нас быстрое теченье. Настоящий моряк поверил бы этим указаниям. Если тебе их недостаточно, смотри, вот они на карте. Они здесь. Лови карту!

Он на верёвке перебросил свою карту Колумбу и в то же мгновенье закричал голосом диким, хриплым, неузнаваемым:

— Земля!